Девушка даже рада тому, что Шарлотта их покидает. Ей хочется побыть с ним наедине, хочется поделиться тем, что так тревожит её душу… Маленькая Кристина всегда приходила к небольшому алтарю в театре, где обращалась к своему Ангелу, где выдавала свои самые сокровенные тайны.

— Верно, ты уже и не помнишь того, что я рассказывала тебе тогда, теми одинокими, грустными ночами, — шепчет Кристина, стирая скопившиеся в уголках глаз слезинки, — а я всё помню, должно быть, каждое твое слово, обращенное ко мне, чтобы утешить и поддержать… Всё-таки я счастливица. Ты выбрал меня из всех других, кто был и лучше, и краше. Выбрал и не отказался от меня даже после той боли, что я тебе причинила.

Она кусает губу и тяжело выдыхает, прикрывая глаза. Он заслужил чистую и большую любовь, заслужил настоящее счастье, заслужил абсолютную верность и теперь… Теперь Кристина готова ему всё это дать.

— Милая, — доносится приглушенный голос Шарлотты из-за двери, и Кристина оживляется, — пришел следователь, спустись ненадолго.

Девушка поднимает глаза на крепко спящего Эрика и легонько целует его в острый подбородок.

— Я скоро вернусь, — ласково говорит ему Кристина, будто бы он может её слышать, и поднимается с кровати, чтобы поскорее разобраться с прибывшими жандармами.

***

В просторной гостиной её уже ожидает Шарлотта в компании жандармов и следователя, держащего в руках стопку бумаг. Они провожают фигуру Кристины настороженным взглядом, дожидаясь, пока она усядется в кресло посреди комнаты.

— Мадемуазель Даае, — обращается к ней высокий мужчина в строгом костюме и протягивает несколько бумаг для подписания, — мне хотелось бы услышать Вашу историю. Свидетелей нападения, увы, нет, а пострадавший не в состоянии давать показания.

— Конечно, месье, — кивает Кристина и ставит пером аккуратную подпись на листе бумаги прежде, чем начать рассказ.

— Как нам уже рассказала мадам де ла Форс, — заявляет следователь, поправляя пальцами распушившиеся усы, — Вы, мадемуазель, в компании её сына — герцога де ла Форса прогуливались по Пригорниё, лежащему на территориях владения его семьи. Итак, что случилось затем?

— Я отправилась в кондитерскую за свежей выпечкой, а Эрик остался ждать меня снаружи здания. Скорее всего, он решил немного размяться и обойти магазин, — Кристина запинается, когда вспоминает о случившемся, и тяжело вздыхает, — там на него и напали.

— Как Вы обнаружили месье де ла Форса? — уточняет мужчина, серьезно глядя на Кристину исподлобья.

— Я вышла из магазина и потеряла его, — быстро отвечает Кристина, смахивая скатывающиеся по лицу слезы, — затем я решила обойти здание и…

Голос предательски срывается, и она громко всхлипывает. Та, картина, что предстала ей за углом кондитерской, слишком страшна и кошмарна.

Слишком, чтобы сейчас спокойным голосом рассказывать о пережитом ужасе.

— Он уже был ранен, — сбивчиво шепчет девушка, роняя горькие слезы, — а этот мерзавец надеялся прикончить его, задушить. Пока меня не заметили, я осторожно пробралась к револьверу, брошенному около них.

— Именно Вы сделали смертоносный выстрел, верно? — холодно спрашивает следователь, заполняя какую-то бумагу.

— Я выстрелила ему в голову. В упор, — кивает Кристина, сглатывая ком, и зло жмурится.

Она убийца.

Убийца.

Но почему-то осознание этого не гложет ее душу.

Сейчас она понимает, как глупо было винить Эрика в жестокости, в чужих смертях…

У него не было выбора.

Ровно, как и у неё в этот солнечный день.

— Затем Вы остановили попутный экипаж, и извозчик доставил Вас в особняк вместе с раненым герцогом, — заключает мужчина и убирает стопку бумаг в чемоданчик, — я Вас понял. Благодарю за содействие.

— Вы ведь найдете его? — спрашивает Кристина взволновано, прижимая руки к груди.

— Конечно, мадемуазель, — отвечает следователь чуть мягче и кивает жандармам на дверь, — можете спать спокойно.

Они спешно прощаются с дворецким и покидают герцогский особняк. Мадам подступает к Кристине и чуть ей улыбается.

— Доктор позволит тебе остаться с ним на ночь, — тихо говорит она, приподнимая к себе руку Кристины, украшенную изящным помолвочным кольцом.

— Я подумала, что ничто не скажет о моих чувствах лучше, чем это, — поясняет Кристина, расплываясь в улыбке, — когда он, наконец, придет в себя.

— Уверена, он будет счастлив, — шепчет Шарлотта, — как и я за вас.

— Думаешь? — спрашивает Кристина, улыбаясь и плача одновременно.

— Если бы ты могла видеть со стороны то, как он смотрит на тебя, когда ты отворачиваешься… — поясняет женщина, выпуская ладонь Кристины из рук, — этот взгляд невозможно передать.

Она смущенно улыбается и крепко обнимает Шарлотту — эти слова слишком важны, чтобы остаться к ним равнодушной.

Сердце обдает приятное, доселе не привычное тепло.

— Я могу пойти к нему… Можно? — тихонько спрашивает Кристина, всей душой желая провести рядом с Эриком всё время до момента его пробуждения.

Мадам легонько кивает, и Даае широко улыбается ей. Эта ночь станет особенной для неё. Она не будет похожа на ночи, проведенные в подземельях Эрика, когда он либо спал в своём неизменном гробу, либо корпел над кипой нотных листов, сочиняя очередной свой реквием, полный тритонов, септаккордов и отчаянного диссонанса.

Она торопливо взбегает по лестнице на второй этаж. Безумная улыбка никак не сходит с лица, пока она подходит к двери спальни и осторожно отворяет её.

Эта спальня…спальня, некогда бывшая их спальней с Чарльзом, стала их спальней с Эриком.

И это кажется ей невозможно правильным.

Правильным и нужным.

Нужным до обоженных костяшек.

Пройдя вглубь комнаты, она тушит все горящие в канделябрах свечи и лишь затем опускается рядом с Эриком на широкую кровать. Это так странно и прекрасно одновременно. До этого они лишь раз проводили рядом целую ночь…

Ту самую неповторимую ночь на крыше Оперы.

Она осторожно прижимается губами к тонким пальцам музыканта, неподвижно покоящимся на его высоко вздымающейся груди.

— Они обещали разобраться в этом деле, — мягко говорит девушка, осторожно прижимаясь к его тощему плечу, — наказать того, кто стоит за этим… Знаешь, я всегда думала, что не способна на убийство, но когда увидела тебя, лежащим на земле и хватающимся из последних сил за жизнь, то поняла — никакие предрассудки не имеют значения.

Она легонько касается его шеи губами и продолжает:

— В ту секунду я подумала, каково будет мне потом… Понимание пришло моментально. Я не переживу, просто не переживу твоей смерти, — она сбивается и смаргивает слезы, — я целых два года боролась с чувствами к тебе, запирала их на замок в комоде вместе с этим прекрасным кольцом… Эрик, я боролась с самой собой.

Он слегка вздрагивает во сне и бессознательно обхватывает пальцами запястье Кристины, а её лицо озаряет нежная улыбка.

— Я устала врать, Эрик, устала врать самой себе. Сколько же я выдумала отговорок, чтобы только не быть с тобой, чтобы пойти по простому пути. Он не принес бы мне счастья никогда, этот простой путь, понимаешь? Пускай мы вынуждены будем пройти и огонь, и воду, я больше не боюсь. Слышишь, Эрик? Страха больше нет!

Болезненный стон раздается над её головой, и она поднимает глаза на мужчину. Он бессознательно тянется к бинтам на своём теле и сжимает их пальцами, пытаясь стянуть.

— Боже, — выдыхает Кристина и перехватывает его напряженные руки, — милый, ты дома, ты в безопасности!

— Кристина? — дрожащим голосом спрашивает он, с трудом поднимая веки, в одночасье налившиеся свинцом.

— Я здесь, — шепчет девушка, переплетая их пальцы и улыбаясь ему сквозь нескончаемые ручьи слез, — здесь!

Он осторожно поворачивает голову на неё и облегченно выдыхает.

— Я было подумал, — вполголоса хрипло говорит он, — подумал, что он доберется и до тебя…

— Он мёртв, родной, — успокаивает его Кристина, бережно проводя пальцами по его впалой щеке, — он никогда больше не сможет причинить тебе вред.