— Ты сам её потерял, — проговорил Готье, вглядываясь в глаза Рауля, — она молила тебя о поддержке, неужели ты не понимал? Ты оставил её в самый ответственный момент, о какой любви ты говоришь, Рауль? Ты противоречишь самому себе, — добавил он и направился к ветхой двери, закрывая её на замок.

Осознание правоты старого друга тяжело ранило де Шаньи, он опустился в мягкое кресло и закрыл лицо ладонями. Неужели всё так и кончится? Просто уйти.

— Я не знаю, Дориан, — едва слышно проговорил Рауль, — не понимаю, как ты мог смотреть на меня вместе с ней. Я не такой, я не могу справиться с этим, меня охватывает ярость.

Парень остановился напротив де Шаньи, скрестив руки на груди. Рауль был не прав, он держал всё внутри себя, и его буквально разрывало от всепоглощающей боли. Он прикусил губу, прикрывая глаза — эти раны еще не затянулись.

— Прости меня за тех ребят, — подал голос Рауль, глядя куда-то сквозь Дориана, — я поступил подло как с тобой, так и с ней. Я уеду.

Каждое слово давалось младшему де Шаньи с трудом, он не был достаточно сильным для этого. Дориан будто бы снова оказался перед тем маленьким мальчиком, который знал цену дружбе и любви, который мог пожертвовать всем для благополучия близких. Ностальгия. Внезапный порыв и крепкие объятия.

— Я был ублюдком, мне так жаль, — выдохнул Рауль, обняв его в ответ, — я буду скучать по вам.

— И я, — тихо ответил Дориан, — надеюсь, ты будешь очень счастлив, где бы ты ни был.

***

Разговор с другом детства погрузил Рауля в абсолютную тоску, меньше всего ему хотелось сейчас видеть кого-либо. Улицы Парижа казались какими-то чужими, давящими, его единственное желание — укрыться где-нибудь, остаться в одиночестве. Он медленно брёл по бульвару Мадлен, изредка окидывая взглядом аляпистые витрины брендовых магазинов — от них сейчас тошнило. Тошнило от всего. В первую очередь от самого себя. Хотелось ли ему попрощаться с Кристиной? Он не знал этого наверняка. Он боялся, что не сдержит своего слова. Боялся сорваться. Яркие витрины всё больше нервировали де Шаньи, он резко повернул на другую улицу и усмехнулся: улица Скриба, действительно, его путь никак не мог оказаться иным. Чёрт с ним. Невежливо уезжать не попрощавшись. Ускорив шаг, он направился прямо к величественному зданию Оперы Гарнье, которую в глубине души так ненавидел. Это пошло с самого детства. Де Шаньи всегда считались родом аристократов, так что ни одна премьера не обходилась без участия их семьи, поначалу маленькому Раулю даже нравилось, в то время как Филипп не находил оперу интересной вовсе. С годами все стало точно наоборот, младшему де Шаньи стало скучно, старшему полюбилась атмосфера театра. Рауль остановился у здания Оперы и окинул её скептическим взглядом, он не разделял восторга других.

Быстро взбежав по широкой лестнице к парадному входу, де Шаньи прошел внутрь.

— Рауль! — окликнул его знакомый голос откуда-то сбоку. Парень резко обернулся и увидел приближающегося к нему брата. — Что ты здесь делаешь в такое время?

— А я… — младший де Шаньи не собирался пока говорить о своем решении, но брат застал его врасплох, — я хотел попрощаться, хочу уехать, проветриться, — Рауль выдавил из себя откровенно фальшивую улыбку. — А что ты тут делаешь? Снова пасёшь Карлотту? — старший де Шаньи предпочел проигнорировать последний вопрос.

— Ищешь Кристину? — поинтересовался он невзначай. — Она в гримерной, очень занята репетицией, — проговорил Филипп, скривив лицо, он не мог себе представить какую-то неумеху примой, и его злило решение директоров о рокировке в постановке.

— Спасибо, — коротко ответил Рауль и постарался ретироваться как можно скорее. Он шел по расписным коридорам театра, раздумывая о том, что он мог бы сказать Кристине. Извиниться, проститься и уйти? Даже это казалось ему невыполнимо сложным. Остановившись у нужной двери, он было хотел постучать, но что-то остановило его.

— Дитя моё, что беспокоит тебя? — красивый мужской голос донесся из-за двери.

— Я так страшусь премьеры, — послышался мягкий голос Кристины, — Ангел мой, если бы ты знал.

Голова Рауля закружилась, а земля будто бы ушла из-под ног. Кто это мог быть? Он буквально только что покинул магазин Дориана, к тому же, голос не казался ему знакомым. Де Шаньи качнул головой в непонимании. Он прижался к двери и вслушался в разговор:

— Тебе не о чем беспокоиться, ты прекрасна, — вторил он ей, Рауля сводила с ума та нежность, которой был пропитан его голос, — я верю, что в день премьеры зажжется новая звезда, — он услышал заливистый смех Кристины, поистине счастливый смех, от которого сердце Рауля разбивалось на тысячи осколков. Он не сможет прийти к ней теперь, как и не сможет рассказать об этом Дориану. Произошедшее выбило его из колеи, и он сорвался с место, уходя прочь от Оперы, от Кристины, от чувств, выжигающих дыру внутри него.

***

Огни Гранд-Оперы начинали постепенно гаснуть, но жизнь в театре била ключом. Хористки и балерины во всю репетировали под строгим руководством мадам Жири. До премьеры «Фауста» оставалось всего ничего, и потому в здании Оперы царил настоящий хаос. Рабочие сцены готовили невероятные декорации, а портнихи уже заканчивали костюмы для большей части труппы.

— Мадам Жири! — крик одного из директоров привлек всеобщее внимание. — Мадам Жири!

— Мсье Моншармен, Вы что-то хотели? — Антуанетта кратко кивнула ему, готовая его выслушать. Впрочем, ей уже было заведомо известно, о чем желал поговорить Арман.

— Прошу Вас, — он приблизился к ней и, подхватив под руку, повел подальше от балетной труппы, — объясните, что за дурдом происходит в этом театре?! — нотки мольбы скользнули в его голосе, он отчаянно вглядывался в ее глаза.

— Я предупреждала Вас о нём, — заявила женщина, окинув безразличным взглядом директора, глаза которого то и дело бегали в панике, — платите ему жалование — двадцать пять тысяч евро в месяц, оставляйте ложу номер пять пустой и всегда к нему прислушивайтесь. Только тогда Вы можете быть уверены, что он не причинит никому вреда.

— И так было всегда?! — вспылил Моншармен. — Неужели никак нельзя избавиться от него?

Мадам Жири лишь горько усмехнулась.

— Я бы не рискнула, — ответила она, отведя глаза. — А теперь, простите, репетиция должна продолжаться, — Антуанетта изящно развернулась и удалилась к своим подопечным, оставив директора теряться в сомнениях.

***

Аплодисменты раздались из-за зеркальной глади:

— Брависсимо! — восхищенно воскликнул Призрак. Сейчас голос Кристины звучал идеально в его понимании — это была Маргарита. Вся чистота живого мира, его радость и простота слились воедино в исполнении Даае. Всего день под руководством музыкального гения совершил волшебство и превратил никому неизвестную студентку в будущее Гранд-Оперы. Пусть теперь Кристина валилась с ног от усталости, но она была невероятно счастлива и горда собой. Она и не могла представить себе, что способна на такое. В этот день Призрак приоткрыл для нее врата в царство музыки, и Кристина всецело отдалась ей.

— Это невероятно, — радостно произнесла она, опускаясь на мягкую кровать, — просто сумасшедший день! — ответом ей послужил сдержанный смех Призрака. — Даже нет сил идти до дома, — добавила девушка, прикрывая глаза в блаженстве.

— А ты останься, — вкрадчиво предложил он ей. — Я буду приглядывать за тобой.

— Обещаешь, что будешь неподалеку? — играючи спросила Кристина, лукаво покосившись на зеркало, как если бы могла взглянуть на своего невидимого собеседника. — А то тут немного неуютно.

— Обещаю, — заверил он её, тепло улыбнувшись её сверкающему взгляду.

— Спасибо, — ответила она, сонно потягиваясь, — откуда такой талант? — любопытство Кристины взяло верх над её желанием поспать, к тому же, ей было безумно интересно узнать о нём хоть что-то.

— Ты действительно хочешь знать? — горько усмехнулся он, но решил рассказать правду. Не всю, конечно, но хотя бы отчасти:

— Музыка — это всё, что у меня есть, моя единственная отрада, единственный шанс открыться миру. Наверное, я был рождён для этого, — пояснил он девушке, — а благодаря тебе, моя музыка обрела лицо.