Солидный господин в алом пиджаке с золотыми эполетами распахнул дверь. И поклонился, хотя выражение лица его было таково, что Катарине самой захотелось поклон отвесить. А заодно уж дверь прикрыть и, лучше всего, сгинуть, дабы видом своим непотребным оного господина не вводить в смущение. Но князь уже бодро шагал по красной ковровой дорожке, и ей не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

Цвели азалии.

И чирикали птички в позолоченных клетках. Журчал фонтан, и подле него, на махоньком красном диванчике, сидела дама в пышном платье. Она листала журнал и пила кофий, и от этое спокойной картины веяло такой буржуазной ленцой, что Катарина онемела.

А может, не от дамы с фонтаном, но от самого вида сего заведения, от великолепия его.

Накрахмаленные скатерти.

Стекло.

Серебро.

Лакей, вынырнувший из азалиевых зарослей. Волосы зализаны. Фрак белый. Полотенчико через локоток перекинуто. На растопыренной ладони поднос сияет.

- Чего изволите?

- Изволим отобедать, - князь на поднос кинул перчатки. Оглянулся, точно только сейчас вспомнил, что он тут не один. Но перчаток у Катарины не было.

И тень неудовольствия…

…недоумения?

…пробежала по лицу лакея.

- Что у вас сегодня?

- Суп заячий с потрошками, - он быстро справился с собой, этот человек, в котором угодливости было столько же, сколько было высокомерия в обычных хольмских официантах. – Филе индейки с фисташками и клюквой, на десерт – ягодное фламбе…

- Несите. В двойном размере… или вы предпочитаете что-то другое? – князь соизволил обратить внимание на Катарину.

Она покачала головой.

И вот как быть? А если у нее не хватит денег расплатиться? Или… или вовсе не примут здесь талеры? Это не просто скандал, но…

- Я угощаю, - уточнил князь тихо, но лакей все одно услышал, и позволил себе взглядом выразить, что думает о девицах, Катарине подобных.

- Я не могу…

- Можете, - князь подхватил Катарину под локоток, наклонился… слишком уж близко наклонился. – Понимаете, вы не просто можете… вы должны.

Вот ему-то Катарина точно задолжать не успела.

- У нас не принято, чтобы мужчина, приглашая женщину, позволял ей расплачиваться самой… что станет с моей репутацией?

Врет.

Это Катарина поняла совершенно ясно.

И стало еще хуже. Неужели по ней так заметно, что она не способна позволить себе обед в этом ресторане? Особенно, если хочет накопить на подарок Хелегу…

…а она хочет, после того, что было утром?

Воспоминания поблекли и собственная обида, еще недавно необъятная, ныне казалась сущей ерундой. Поссорились. Бывает.

- К тому же я весьма рассчитываю на ответную любезность. Мне ведь придется бывать у вас… - князь замолчал, позволяя Катарине додумать самой. Но не думалось. Не о том, о чем надо бы, все-таки это место… слишком уж она здесь чужой была. И казалось, теперь все вокруг только на нее смотрят, что лакеи, что распорядитель в черном фраке, алым кушаком перетянутом, что редкие посетители.

Даже крохотные птички в клетках и те замолчали.

- Если вам здесь не нравится, - сдался князь, - можем пойти в другое место.

- Нет. Все хорошо, - не хватало ей из-за такой ерунды отступать. И Катарина гордо подняла голову.

- Замечательно…

Князь повел ее к столику. Впрочем, им только и позволили, что сесть, как появилась эта невозможно прекрасная женщина со своим спутником.

И своей бесцеремонностью.

- Простите мое любопытство, но что у вас с лицом? – она присела на самый краешек стула, и как-то так, что становилось очевидно: сей стул недостоин высокой чести быть использованным самой Ольгердой… - В Хольме настолько дурные косметологи? Ваша кожа в ужасающем состоянии! Или у вас просто нет времени следить за собой?

И не дожидаясь ответа – а Катарина, признаться, растерялась, - произнесла.

- Ужасно. Нельзя позволять доводить себя до такого! К слову, у нас здесь неплохие специалисты. А у Себастьяна, думаю, и в столице знакомые найдутся. Пусть похлопочет… с его-то связями… конечно, от этих вот морщинок вас не избавят, это уже навсегда, но хоть как-то и в порядок…

Ольгерду хотелось задушить.

Взять и задушить.

Что она устроила? Впрочем, снова же Себастьян сам виноват. Шику захотелось. Шиканул… надо было вести в «Веселого вепря», там оно и тихо по дневному времени, и спокойно, и никаких… актрис.

А ведь актриса.

Прекрасная.

И говорит-то с неподдельной заботой, и по ручке погладила, будто успокаивая. И стакан с соком вишневым не нарочно опрокинула. Поставили его близко к краю, да…

- Ольгерда, - Себастьян подал салфетку, отметив, что старший следователь ударяться в истерику по поводу испорченного костюма не собирается. – Может, у тебя другие дела есть?

- К счастью, я совершенно свободна… или ты не рад меня встретить?

- Катарина, прошу простить, - Себастьян подал вторую салфетку, которая, впрочем, вряд ли могла спасти ситуацию. Темное пятно сока расползалось по юбке, которую старший следователь терло столь сосредоточенно, что становилось очевидно: держится она из последних сил. – Обычно мои бывшие любовницы не столь назойливы.

Купец, представленный Порфирием Витюльдовичем только крякнул.

И запустивши руку в бороду, бороду почесал.

- Себастьян, - а вот теперь голосом Ольгерды можно было воду морозить. Надо же, сколько почти искреннего негодования.

- Да, дорогая?

- Ты… так жесток…

И всхлип.

- Это… может, пущай и вправду подают? – предложил Порфирий Витюльдович. – А то ж оно… иногда лучше есть, чем говорить… эй, человек, неси… чего нам нес, того и сюды давай. И пошли кого в лавку к Верещайникову, пущай барышне юбку справят приличную… а то ж оно у нас не Хольм. У вас-то ладно, а нашие не поймут… и это, скажи, чтоб никаких шелков с муслинами. Шерсть. Из той партии, что я привез… аккурат для Хольму. Размеру… четырнадцатый ваш?

Катарина только и сумела, что кивнуть.

А вот Себастьян ничего не понял, и это ему не понравилось.

- Вы уж извиняйте, - Порфирий Витюльдович обратился сразу ко всем. – Я ж тут аккурат для торговых дел. С Хольмом мы давненько, но все больше через посредников. А туточки шепнул мне человечек знающий, что и напрямки оно можно, что ныне договора будут… а напрямки оно завсегда выгодней и нашим, и вашим, да…

Ольгерда закатила очи, не скрывая своего отношения и к этой речи, и к купцу, ручищи которого, впрочем, она не выпустила.

Ну да, знатная добыча.

И аккурат по зубам.

Катарина вздохнула. А Порфирий Витюльдович, руки о штанины вытерши, продолжил.

- Так вы, значится, воевода? Это хорошо…

- Кому как, - задумчиво признался Себастьян.

- Оно-то да, понятне…

Подали раков.

И икру в серебряных икорницах.

Важно и неспешно, что покойника на погост, внесли осетра на серебряном блюде. От это было совсем уж лишним, стоило глянуть на лицо старшего следователя, на котором застыла этакая маска холодного равнодушия.

- Так это-с… дело у меня к вам-с имеется, - Порфирий Витюльдович к появлению осетра отнесся благосклонно. И икру, крупную, отборную, что клюква, ложкой черпал, плюхал сверху на блин да размазывал, а после ложку, не особо чинясь, облизывал. И лицезрение сего действа заставляло Ольгерду задумываться. Взгляд ее блуждающий то и дело останавливался на Себастьяне. И было в этом взгляде что-то такое, заставляющее ощущать себя не то оленем, не то даже туром, голову которого планируют повесить над камином.

- Какое дело?

Себастьян поежился.

Ольгерда очаровательно улыбнулась и губки надула, играя уже в капризницу.

- Так это… - Порфирий Витюльдович, напрочь проигнорировав наличие салфетки, отер пальцы о жилет. Причмокнул. Глаза прикрыл. И так просидел несколько секунд, прежде чем продолжить. – Сестрица моя родная сбегла. Сюды навроде.

Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе.

- Окрутил охламон один…