– Я бы с радостью наточил ваш меч, – понял его просьбу Айлех. – И я бы наточил его так, что он разрезал бы самый тонкий и прочный шёлк, как нож масло. Но с собой у меня только кое-какие сподручные инструменты.
– Да ты и ими легко управишься, я знаю. Ведь скоро приведётся ему сносить вражьи головы, – улыбнулся в густую чёрную бороду Брендан.
И передал меч в сильные молодые руки кузнеца.
Коротая время за заточкой, Айлех наслаждался беседой с Бренданом, который с удовольствием рассказывал об охоте, куда он любил ходить со своим товарищем, который, как оказалось, ушёл с Бойдом и Барденом на реку, ловить рыбу. Иногда он отрывал свой взгляд от меча и бросал глубокие задумчивые взгляды на шатер Фаррела. Видел он, как время от времени один из воинов подносил выходившему из-под полога Таранису котелок с водой.
Вскоре вернулись Бойд, Барден и широкоплечий, с огненно-рыжими волосами и такой же бородой, весельчак Калдер из отряда Тараниса и товарищ Брендана – Ратимор, державший в деревне конюшню. Ещё издали до Айлеха донёсся его громкий хохот, который узнавала вся деревня, едва Ратимор выходил из своего дома.
– У нас богатый улов, – довольно похвастался он, потрясая насаженными на длинную ветку здоровыми рыбинами. – Значит, будет уха.
И где-то через пол часа по всему их многолюдному лагерю поплыл приятный запах рыбного супа. В громадном котле, над которым колдовали Калдер и Арод, булькало и вкусно дымилось.
– Что тут у нас? – с любопытством спросил вышедший к воинам Фаррел. – Да не уж-то уха? – удивился он, заглядывая в котёл.
– А то, – гордо выпятил грудь Арод. – Мы наловили столько рыбы под руководством Калдера и Ратимора, что хватило ещё на один котел, – и он махнул в другой конец лагеря, где тоже горел костёр и дымился пар. – Всем хватит поесть.
– Ну, это вы молодцы, – похлопал его по плечу Фаррел. – Славную работу сделали.
И он пошел по лагерю, зорко наблюдая за происходящим вокруг, желая убедиться, что все расположились более или менее удобно в связи с обстоятельствами их места нахождения.
Вскорости, уха была съедена, песни спеты, трубки выкурены, и лагерь стал погружаться в сытную дремоту. На небе загорались звёзды, а солнце едва-едва опустилось за макушки леса.
– Завтра рано утром выступаем в столицу, – провозгласил над лагерем Барра, взобравшись на наспех сооруженную вышку караульного на месте той, которая сгорела в огне прошедшей ночи. – Любой, кто заметит хоть какую-то опасность, должен немедленно сообщить караульному.
Барден тихонько играл на свирели, пытаясь повторить песни соловья или иволги, чьи незатейливые трели слышались в густеющих сумерках апрельской ночи. Айлех заканчивал заточку меча.
Показавшийся на пороге шатра Фаррел раздражённо прошептал Кону, который сонно пыхтел трубкой, прислонившись к бочке.
– Не уж то нельзя было дольше подержать в реке, чтобы она остыла? – строго спросил он, возвращая котелок с кипятком обратно. – Остынет, неси поскорее.
Кон ушёл обратно к реке.
– Они весь день воду носят, – заметил Бойд. – Зачем она им?
– Отвар пьют, вон мешок с шиповником Таранис с собой привез, – беззаботно ответил Ратимор, попыхивая трубкой и рассматривая небо. – Нам-то что до этого?
Вскоре к ним подсели Арод и Калдер, беседа вновь оживилась. Мысли Айлеха унеслись далеко в боевые рассказы этих воинов. Он уже видел себя, как он мчится в атаку с высоко поднятым мечом, громит несметные полчища злобных дикарей, плывет на высоких ладьях, ступая на неизвестные острова.
– Айлех, – кто-то легонько тряхнул его за плечо.
Красивый остров, окутанный туманом, растаял перед его взором, и вместо него возникло хмурое лицо Фаррела.
– Зайди к нам в шатёр, – позвал он. – Нам нужна твоя помощь.
Встревоженное настроение Фаррела передалось и юноше.
Лагерь почти весь уснул, лишь некоторые воины тихо беседовали, растянувшись перед кострами. Кто-то негромко пел под мирный плеск вод Огары.
Фаррел отдернул полог и пропустил Айлеха внутрь. В шатре жар стоял, словно в бане. Отблески свечей плясали на стенах, делая походное жилище огромным как пещера. Рядом с топчаном, сооруженным из досок и соломы, покрытым плохо беленым полотнищем, сидел Таранис, задумчиво поглаживая свою каштановую бороду. На лбу этого могучего мужа залегла глубокая складка, добавив ему с десяток лет, превратив в мрачного старца. На топчане, укрытый шерстяным одеялом, лежал Онгхус.
– Айлех, – обратился к юноше Фаррел. – Вновь позвал я тебя. На сей раз с надеждой, что поможешь ты нам в битве не с тоторонгами и другими какими существами, а в битве за жизнь. Наш друг совсем плох. И надежда у нас одна, что ты способен помочь ему. Коли ты огонь можешь разжечь из ничего, то, может ты ещё и врачевать умеешь? Потому что, кажется мне, не успеем мы довезти его до столицы к нашим лекарям.
Айлех по-волчьи сузил глаза и посмотрел на Фаррела. В его голосе было столько боли, столько отчаяния, что только глупец не услышал бы этого.
– Что случилось с вашим другом? – спросил он, подходя ближе к топчану, где алым пятном полыхало лицо Онгхуса.
– Мы целый год изъездили с ним Север, – сухим голосом отозвался Таранис. – Месяц назад, перед тем, как с ним расстаться и уехать в столицу, он был здоров. А несколько дней назад, когда я повстречал его по пути сюда, он уже с трудом держался в седле, по ночам его бил такой озноб, что весь лагерь мог слышать, как стучат зубы. Мы думали, эта хворь от холодов с ним приключилась. Лечили его всевозможными травами от этого, но ничего не помогает. А сегодня ему ещё хуже стало. С утра как слег так больше не вставал.
Айлех опустился на колени перед топчаном и положил ладонь на лоб Онгхуса. Тот полыхал пожарче пламени в кузне. Дыхание вырывалось с хрипом из впавшей груди, а волосы начинали седеть, словно покрываясь инеем.
– Я не лекарь, – тихо произнес Айлех. – Но и до ближайшего врачевателя вам его точно не довезти. Знаний моих хватает лишь на то, чтобы выказать предположение, что у него Лёд Северного Пламени. Это не от холодов случилось… – дальше Айлех запинался говорить, ибо боялся ошибиться в своей догадке, ведь с таким ему приходилось встречаться в первый раз. – Я слышал, что так бывает, когда в человека влюбляется берегиня Бледных лесов, и хочет забрать его к себе. Ваш друг бывал в Белых степях? Матушка говорит, они поселились там.
– Что за бред ты несешь? – яростно воскликнул Таранис, вскакивая с топчана. – Какая берегиня? У него невеста в…
–Таранис, – сурово оборвал Фаррел.
– Откуда ты пришёл, деревенщина? – Таранис с презрением смотрел на него. – Несёшь какую-то околесицу о непонятной хвори, словно волхв какой-то.
– Постой, Таранис, – усмирительно вытянул руку Фаррел. – Что с этим нужно делать, Айлех? Говори всё, что знаешь.
Айлех осторожно покосился на Онгхуса.
– Может быть, он говорил вам что-нибудь о своей поездке по Северу? – спросил он у Тараниса, который стал нетерпеливо и яростно расхаживать, как маятник, резко поворачивая у стен, от чего полы его плаща взметались вихрями.
– Лёд Северного Пламени! – гневно воскликнул он. – Подумать только! Какой-то юнец говорит незнамо что, а ты ему веришь, Фаррел!! Да я и не слышал о таком! Ты ума лишился с нашей последней встречи? Бледные леса? В жизни о них не слышал! А берегини? Их только бабки в сказках упоминают, чтоб детей пугать! Какие еще Бледные леса? Какой Лёд Северного Пламени? Да мы дальше… нигде мы не были.
– Таранис, друг мой, успокойся, прошу тебя, – Фаррел устало прикрыл глаза. – Чтобы он не говорил у нас нет больше способов помочь Онгхусу. Давай же выслушаем Айлеха и примем все меры. Будь благоразумным! Ты не первый день живешь на свете и сам знаешь, что хранит Север.
– А если станет только хуже?
Фаррел взглянул на умирающего друга и со вздохом ответил:
– Хуже ему уже не будет.
Через какое-то время в шатёр вновь просунулась голова встревоженного Кона, который принёс очередной котёл с остуженной водой. И Айлех решился сделать то, что он знал только из рассказов матери. Вспомнились ему её слова, что человек может всё, что-то лучше, что-то хуже, но всё же может.
