Было, безумно жаль, что вся аппаратура осталась в машине. В данный момент пришлось довольствоваться лишь блокнотом и авторучкой. Накинув на себя свою куртку, он не забыл захватить с собой, на всякий случай, один из разрядников, позаимствованный у "кабаноголовых". Когда он взял его в руки, то почувствовал странную связь с чем-то нереальным. Даже прекрасно помня, тот дурацкий поединок с этими тварями, по прошествии времени, это всё же казалось бредом. Но сейчас он держал в руках, прямое тому доказательство! В другое время он никогда не стал бы брать с собой оружие. Будь оно земное или как сейчас, непонятно чьего производства. Но в данный момент, он был, ещё очень слаб и прекрасно понимал, что новой встречи с кабаньими родичами, может просто не выдержать.
Вооружившись, таким образом, всем необходимым, в том числе, неизвестным на земле оружием, он, чувствуя себя в относительной безопасности, ступил на указанную бабкой тропку.
Глава 8
Дождь продолжал идти, будто не было этих трёх суток, которые он провёл без сознания. Хотя сказать, что совсем уж без него, этого самого сознания он провёл эти дни, было нельзя. Он прекрасно помнил присутствие в своей постели, молодой женщины, оказавшейся шаманкой. Если до разговора с бабкой он ещё сомневался в том, что это не бред, то теперь его сомнения развеяны. Она БЫЛА! Она ЕСТЬ! И сегодня он её увидит. Как бы он не успокаивал себя, не говорил самому себе, что идёт лишь посмотреть на камлание. Что это ему интересно только с точки зрения исследователя. Он прекрасно понимал, что сам себя обманывает. Он жаждал увидеть ЕЁ! Предстоящая встреча волновала и будоражила нервы настолько, что он не замечал мерзкого дождя, уже основательно пропитавшего его так называемую, непромокаемую куртку. Воспоминания о той незабываемой встрече, с черноволосой незнакомкой совершенно выключили окружающее. Он видел перед собой лишь тропу, ведущую к ней. К той, чьё тело, такое тёплое, сильное и упругое, вместе с тем такое нежное, он помнил. Почему-то именно сейчас он вспомнил всё до мельчайших подробностей. Её волосы, разбросанные по подушке, пахнущие травой, хвоей и ещё чем-то невыразимо – приятным. Совсем ещё девичью, упругую грудь, с набухшими от возбуждения, тёмными сосками. Странные, бирюзового цвета глаза и слишком смуглую для севера кожу. Такие желанные, манящие губы, их безумно приятные прикосновения. Только сейчас он осознал, как она не была похожа на аборигенов. Чья кровь могла течь в жилах женщины живущей в такой глуши?
Его воспоминания текли приятным, медленным потоком, отдаваясь в голове мерными приливами. Сначала он подумал, что его ослабленный организм, опять начинает хандрить. Но потом понял, что это вовсе и не кровь стучит в ушах. Он слышал в глубине леса, монотонный ритм шаманского бубна! Тимофей невольно остановился. Воспоминания испарились мгновенно. Да простит его молодая шаманка, в нём снова проснулся исследователь.
Осторожно, чтобы не помешать языческому таинству, Тимофей раздвинул кусты. Пока он не собирался себя обнаруживать.
Поляна, которая предстала взгляду Тимофея, была обрамлена корабельными соснами. Только с той стороны, где находился Тимофей, густой кустарник помогал остаться незамеченным. Ему хорошо был виден сосновый сруб небольшой избушки. Домик этот, надо сказать, очень походил на сказочную избушку на курьих ножках. И совсем не, потому что находился в глухом лесу, напоминавшем сказочный. Всё было гораздо прозаичней. Но это только для человека, знакомого с традициями некоторых северных народов. Тимофей уже встречался с подобной архитектурой. Сруб избушки, четырьмя своими углами опирался на прочные лиственные сваи и возвышался над землёй, на полтора метра. Это делалось, для того чтобы не гнили нижние венцы строения, в условиях вечной мерзлоты. Но если не вдаваться в практические подробности, впечатление создавалось, прямо скажем – сказочное.
У входа в избушку были воткнуты в землю два кола, каждый метра по три в высоту, на концах, которых красовались черепа животных. Насколько Тимофей мог догадаться, черепа были лошадиными. Ещё на этих жердях имелись всякие предметы, такие, к примеру, как куски шкур животных, полоски кожи и изделия из железа. Из своих прошлых, немногочисленных встреч с шаманами, Тимофей знал, что все эти предметы символизируют гриву хвост и копыта, а железяки стремена, меч, топор, молот, наконечник стрелы. Собственно это они и были, только в миниатюре.
Если приплюсовать сюда, костёр, горевший посреди поляны, и исполняющую ритуальный танец шаманку с бубном в руках, как есть покажется, что перенесло тебя, если не в сказку, то, как минимум во времена языческие.
Облик самой шаманки, был не менее экзотичным и страшным одновременно. Её голову венчал шлем с оленьими рогами. На лице страшная кожаная маска с огромной бородой. Одета шаманка была в меховой костюм, по бокам и сзади которого свисали ленты из меха различных животных, своей расцветкой имитирующие мех белки, ласки, горностая. В руках она держала большой шаманский бубен, в который ритмично била палкой. При этом, свисающие с её костюма ленты, хвосты, борода, извивались как живые. Всё это вращалось, переливалось, словно жило. В совокупности с создаваемым ей ритмом, дикая пляска носила характер некоего спектакля, торжества свободы полёта.
Обычно у шаманов считается, что камлание в одиночестве, не очень эффективно, духи помощники работают лучше, когда присутствует больше народа. Поэтому, Тимофей был несколько удивлён, что на поляне, больше никого не было.
Он не знал, что ему теперь делать? То ли выйти на поляну, то ли продолжать сидеть в кустах, в ожидании завершения камлания. И то и другое, казалось несколько неудобным. Словно он подглядывает в замочную скважину. Однако выходить он всё же не торопился, решив пока понаблюдать за процессом.
Бум-бум, бум-бум-бум, летело над поляной и терялось где-то в лесной чаще. Вихрь лент, хвостов, кружил в этом ритме, завораживал, звал с собой в фантастический полёт. Удары собственного сердца слились с шаманским ритмом. Появилось ощущение полной зависимости пульсаций организма с пульсацией бубна. Его несло, кружило, вращало, втягивало в вихрь танца, превратившегося в полёт по иным мирам. Звёзды, созвездия, туманности, странный хоровод планет и эмоций. Тимофею было, как никогда легко. Как не странно всё происходящее, нисколько не удивляло. Девушка со странным именем Маси не держала его за руку, она находилась где-то рядом, а если быть точней, они слились в едином вихре. Он был как бы частью её. Это придавало сил, помогая ему лететь из вакуумного, холодного мрака, к светлой спирали родной галактики.
Сколько это продолжалось? Минуту, день, столетие, не имело ни какого значения. Время как таковое, просто отсутствовало. Оно превратилось в некое измерение, которое в реальной жизни мы или не воспринимаем, или осознаём совершенно не так. Не было ни прошлого, ни будущего. Было только ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС!
Тимофей ни сколько не удивился, когда, открыв глаза, увидел её лицо. Только странная грусть отяжелила душу. Он лишился чего-то, что только что было частью его сущности. Похоже, они действительно были одним целым, только не в этой, а в другой реальности.
Он лежал на меховом покрывале, посреди поляны, а рядом потрескивал костёр. Маси сидела рядом, и не отрываясь, смотрела на огонь. Что она видела в этой пляске языков пламени, было известно только ей одной. Жуткого шаманского одеяния, на ней уже не было. Одета она была вполне по-современному. Мягкий шерстяной свитер, джинсы и кроссовки. Тимофей с удивлением обнаружил, что дождя совсем нет. Более того, поляна была обласкана, по-летнему тёплыми лучами, предзакатного солнца.
– Ты совсем здоров, – неожиданно произнесла она, мягким нежным голосом. – Ещё слаб, но здоров. Я всё сделала, что смогла.
– Маси… – ему хотелось сказать этой девушке, как он ей благодарен, как много она для него значит, и как мало он о ней знает. Многое он хотел сказать, но слова почему-то комом стояли в горле, казались совершенно ничего незначащими. Не существовало таких слов, способных описать то, что он чувствовал. Ни дружба, ни взаимная привязанность, ни даже любовь, не подходили для описания той бури эмоций, которую он сейчас испытывал. Это было совершенно незнакомое ему чувство. Словно какую– то часть его собственного Я, он потерял безвозвратно.
