— Зачем тебе это? — всё ещё напряжённо-презрительно проговорила она.

— Хочу быть честным с тобой. Это было бы правильно, ты не находишь? Возможно, в этом моя ошибка — поэтому вы с Нагато мне не доверяете.

Конан резко обернулась, не оставляя себе возможности больше колебаться.

Он смотрел в сторону. В свете свечи его лицо выглядело старым, мятым. Конечно: ему уже сотня лет.

— Ну и что я должна была увидеть?

Он повернулся к ней, и свет упал на правую сторону лица. Та была словно от другого человека. Гладкая кожа. С этой стороны он выглядел едва ли не моложе её самой.

Конан инстинктивно шагнула чуть ближе. Всё верно. Он постарел совершенно однобоко. Или — однобоко помолодел? Запретная техника?

— Как видишь, у меня не самая приятная внешность. Хотя, с шиноби случается и похуже, верно? Например, некоторые лишаются глаз.

Конан заметила сразу, но осознала только сейчас: у него два шарингана. Но почему отверстие в маске одно? Защита?

— Ты стар, и тебе ещё повезло, что у тебя нет седых волос. К чему эти жалобы? — осадила его Конан. Её раздражало, когда мужчины позволяли себе так себя вести. Сразу становилось понятно, кто по-настоящему слабый пол.

Он долго и серьёзно смотрел на неё.

— Я уже сказал, что я не Мадара.

— А я говорю тебе сейчас, раз ты этого так не понимаешь: у меня нет причин тебе верить.

— Ты права, — он улыбнулся.

При этом левая сторона лица сморщилась ещё сильнее — это было видно, хоть сейчас та, отрезанная от свечи, почти полностью тонула во тьме.

Он молод, поняла Конан. Его зубы белы и целы, как её бумага. У стариков не бывает таких зубов.

— Мне пора, — объявила она.

— Завтра миссия в Тумане. Не забудь.

Он говорил как ни в чём ни бывало, словно её предыдущие слова были пустым звуком.

Он не воспринимает её всерьёз. Но ему придётся.

— Я больше не работаю с тобой. Как и Нагато. Прощай.

Поддавшись внезапному порыву, перед тем как выйти, Конан подхватила с пола маску.

— Это тебе не принадлежит, — он оказался рядом в секунду и потянул из её руки маску, Конан даже не успела ни о чём подумать.

Запах пота вновь ударил в лицо, когда она отпустила её.

Он грубо развернул Конан к себе.

— Что ты хотела сделать?

— Ничего.

Она выдерживала его взгляд. Яркие красные круги в темноте.

— Ты же знаешь, что я вас не отпущу. Без Нагато, его глаз, у меня ничего не выйдет. Так зачем ты пришла на самом деле? — к концу его голос угрожающе понизился.

Она остановилась взглядом на его ключицах — чтобы не смотреть унизительно снизу вверх. У него действительно слишком крепкое тело для старика, подумала Конан. Даже почти в темноте под чёрной облегающей тканью был слишком заметны выпуклости и впадины мышц его груди.

Мадаре подчиняться было проще. Авторитет легенды был неоспорим в глазах шиноби. Но этот человек… Кто он?

Конан почувствовала себя глупо. Они всё это время подчинялись самозванцу.

— Зачем ты притворяешься Мадарой? — процедила она.

— Так было нужно.

Его авторитет в её глазах падал всё ниже, но, несмотря на это, страх перед ним рос — как перед всем неизвестным.

Он коснулся её плеча — она вздрогнула, как от удара, в любую секунду готовая разлететься на тысячи листков.

— Я тоже знаю, что такое — кого-то терять.

— Все знают, — огрызнулась Конан. — Мы шиноби, каждый из нас кого-то терял.

— Поэтому я и хочу создать другой мир. Где никого терять не придётся. Более того — все ушедшие дорогие люди будут с нами. Ты же это всё знаешь. Неужели ты готова от этого отказаться?

Конан молчала, примериваясь, получится ли успеть его ударить, до того как он станет нематериальным.

— И ради кого? Ради человека, от чьей руки он погиб? Ради того, кто стал причиной его смерти? — продолжал он.

— Нагато здесь ни при чём, — Конан чувствовала себя паршиво, что взялась оправдываться. От пощёчины её удерживала только возможность промахнуться сквозь него и глупо потерять равновесие.

— Я думал, ты сильная и ты можешь за Яхико побороться. Но нет, как я уже сказал, ты просто прислуга для инвалида, и ты готова посвятить этому жизнь. На большее ты не способна. Я ошибся в тебе.

Конан, не думая, со всей силы толкнула его обеими руками в грудь — и она успела. Он не стал нематериальным, более того, он качнулся назад и был вынужден сделать два шага, чтобы устоять на ногах.

— Уф, как горячо, — усмехнулся он, потирая грудь и снова приближаясь вплотную к Конан. — Мне понравилось. Давай ещё раз. Посмотрим, может, ты не такая слабачка, какой кажешься.

Это был её шанс. Не известно, чего он добивался, но, пока он материален, она просто обязана нанести решающий удар. Листок бумаги прочертил по его горлу — но он чуть уклонился в сторону, отчего на шее всего лишь показалась кровь из прореза в горловине водолазки.

— Почти, — прокомментировал он, стирая каплю и полностью сворачивая горловину вниз. — Так тебе будет удобнее.

Показалась мощная шея с бьющейся на ней артерией. В неё Конан и целилась. Та должна была лопнуть, залить кровью эти проклятые ключицы и грудь, от которых она не могла отвести взгляд — пустое, женское, слабость, которую она всегда в себе искореняла.

Конан была с Яхико всего однажды. И это было много лет назад. Она отказывалась признавать, что может хотеть других мужчин. Она считала это предательством его памяти.

Тем более — хотеть такого как он — того, кто был сейчас перед ней. Это невозможно, это чувство легко с чем-то спутать. Она ошибалась.

Конан старательно игнорировала потепление внизу.

Это стыдно, это недопустимо. Это никак не связано с ним. Это просто пустое, женское, слабость. Глупый природный зов.

Но то, что он позволяет ей к себе прикасаться, будило в ней что-то животное. Ей хотелось ударить его так сильно, чтобы он больше не смел поддаваться, чтобы умер на месте, чтобы больше не было никаких раздумий — остаться или уйти. Из организации, конечно. Из комнаты она, разумеется, уйдёт в любом случае.

Её тянуло ещё раз ощутить твёрдость его тела под её рукой, и Конан ударила — основанием ладони в сердце. Её этому когда-то учил Джирайя-сенсей, терпеливо ставил ей удар.

Но тот не захрипел, не согнулся, не плюнул кровью. Хотя Конан чувствовала всё сопротивление его торса, и она точно не промахнулась. Похоже, он сделал нематериальным одно только сердце.

Если оно у него есть.

— Ты хотела сломать мне рёбра? Почти получилось, даже немного заболело. Надо чаще тренироваться, Конан, вместо того чтобы вытирать слюни Нагато. А то скорее ты руку об меня сломаешь. Впрочем, не переживай: у тебя ведь останется ещё одна, чтобы его обслуживать. Скажи, а ты во всём ему руками помогаешь? Или Нагато это не интересует? Конечно, нет, он уже давно на человека не похож, не то что на мужчину. Но, если что, бей левой. Сломаешь правую — неудобно будет помогать в этом и Нагато останется без сладкого.

— Да ты ведь сбежишь, как трус, как только почуешь опасность, — огрызнулась она.

Как назло, именно здесь она не могла применить приготовленную для него технику. Только не в замкнутом пространстве.

— Понял, ты хочешь более тесного контакта, — он стиснул её в жёстких объятиях, не оставляющих шанса выбраться, кроме как рассыпавшись на листки — капитулировав. То есть совершив то, за что она сейчас высмеивала его.

Впрочем, его руки не делали ничего опасного или запретного, просто держали, но крепко, туго. Конан вцепилась в его предплечья, стараясь их развести. Под её ладонями пульсировали его мышцы. Конан вонзила ногти целиком сквозь ткань, не столько стараясь болью дезориентировать — это было бесполезно, — сколько от злости и бессилия.

Он никак внешне не проявил, что вообще заметил это. Только по его чуть сильнее напрягшимся рукам стало понятно, что Конан не зря носит длинные ногти.

Ткань под правой ладонью быстро стала влажной. Под левой — нет, и Конан надавила сильнее. Он её по-прежнему не отпускал, но чуть вздрогнул — совсем слегка.