— Саске-кун? Это гендзюцу? Зачем..?

— Так ты хочешь меня? — вкрадчиво повторяет голос, будто ничего не произошло, будто слова Сакуры растворились в пустоте.

Понимая, что голос не отстанет, Сакура быстро-быстро мотает головой и тут же чувствует, как стальные пальцы вцепляются во внутреннюю поверхность бедра, оставляя сразу несколько синяков и словно пытаясь продавить бедро сквозь пальцы, как желе.

— Ты плохо поняла меня, Сакура. Лгать не хорошо. Ты мокрая даже сквозь одежду. Хочешь, чтобы Саске взял тебя вот так, — вторая рука, обнажённая, горячая скользит по плечу за спину, обхватывает лопатки, почти опаляя их своим жаром даже сквозь ткань. — А потом вот так, — хватка на бедре ослабевает, зато смыкается на груди — нежно, но уверенно. Сакура замирает, когда пальцы раскрытой ладони сдвигаются так, что между ними оказывается зажат сосок. И тут она понимает, что на ней уже давно нет плаща, но в какой момент он исчез, она категорически не помнит. Внезапно она представляет руку Саске… И вскрикивает от боли.

Стиснутый сосок пульсирует. Это приводит её в чувства.

— Кто ты такой? Откуда ты знаешь моё имя? Убери свои поганые руки!

Вместо ответа он расстёгивает молнию на её тунике и пробирается под бельё.

От бесплодных попыток высвободить запястья кожу на них уже начинает саднить. Волосы лезут в рот, убрать их нечем, приходится отплёвываться, но до конца всё равно не выходит. Сакура наносит удары по незнакомцу ногами, но он, даже не уклоняясь от них, всего лишь слегка тянет за её оковы вверх, сильнее выворачивая плечи, — и она вынуждена остановиться.

______

Не известно, почему, но Обито это возбуждает.

Она так любит Саске, готова всё ему простить, что бы он ни делал…

Но неужели прямо всё? Как далеко он должен зайти, чтобы впервые оттолкнула его она, а не наоборот?

Может, ей просто нравится, когда об неё вытирают ноги?

Что такого, чёрт возьми, в этом мальчишке, что он заслуживает такой слепой любви?

Что такого нет в Обито? Почему он в своё время этой любви не заслужил?

— Ты ведь знаешь, что он не принесёт тебе ничего, кроме боли. Зачем он тебе?

Говоря это, Обито подхватил её, брыкающуюся, на руки и кинул на кровать, сам оставшись стоя. Зелень глаз Сакуры разъедала его ненавистью, словно кислотой. Особенно когда она неудобно приземлилась на руки, обездвиженные цепью.

— Я развяжу тебя, только если ты пообещаешь не сопротивляться.

— А если я обману? — выплюнула ему в лицо Сакура, похоже, потеряв всякий страх.

Девочка, ну кто так делает? Сдерживаясь, Обито неслышно вздохнул под маской и снова активировал шаринган.

______

Сакура успела заметить, как длинное лезвие вспышкой рассекает воздух и человек в чёрном балахоне начинает оседать на пол.

Саске!

Провернув, а затем вытащив меч, брезгливо вытерев его о балахон лежащего и убрав в ножны, он подходит к Сакуре, серьёзный и уверенный в движениях. И… чуть менее безразличный, чем раньше?

Сердце трепещет, как взболтанная в стакане жидкость. Она смотрит на него, приближающегося, наклоняющегося к ней… Он обхватывает её — и запястьям становится легче. Саске освобождает её от цепей одним движением, будто ничего проще нет или будто они вовсе были воображаемыми. Ему всё даётся легко. И он никогда не показывает, чего ему это стоит. Сакура знает — эта его сила растёт из большого несчастья, оно жжёт его душу, не переставая, и заставляет пылать им глаза. Какой же он сильный. Он никогда не попросит помощи, даже если нуждается в ней. Сакура должна её просто дать. Теперь она может.

Саске отстраняется, молча сматывает цепь в кольцо. Сакура слегка подаётся вперёд, вслед за его запахом, пьянея мыслями и почти этому не сопротивляясь. Они здесь, в одной комнате. Может, не стоит пока никуда спешить?

Саске и не выглядит спешащим. Его движения чёткие, точные, без малейшей задержки, однако торопливости в них нет. Бросая на предплечье один виток за другим, он параллельно раздумывает над чем-то.

— Спасибо, — негромко выдыхает Сакура, наконец–то поймав его взгляд.

— За что? — холодно осведомляется он.

— За то, что пришёл…

Саске невозмутимо кивает. Он кладёт цепь на пол и разворачивается корпусом в сторону Сакуры. Она никак не может привыкнуть к тому, как же он возмужал…

Внезапно он оказывается очень близко и прикасается к ней. Прикосновение невесомо, но кожа плеча горит под его пальцами. Его взгляд пригвождает к месту. Эти глаза… Как бы она хотела, чтобы у их дочери были такие.

Боясь спугнуть его порыв, Сакура замирает, дрожа от напряжения. Оно прокатывается током по коже и раскаляет внизу. Рядом с Саске с ней происходит что–то странное. Она абсолютно лишается воли.

Внезапно Сакура обращает внимание, что за его спиной потолок, а её рук касается приятная прохладная ткань покрывала кровати. Он прижимает её плечо одной рукой, а второй, широко раскрытой ладонью медленно и плотно проводит по всему телу — от груди и до колен. Сакура успевает несколько раз умереть, пока его рука не завершит путь. Ей хочется её поймать, задержать, чтобы она не отрывалась он неё, как батарейка, без которой Сакура будет обесточена. Но Саске всё же отрывает руку, чтобы вновь вернуть её на грудь.

Сакура обнаруживает, что её туника так и осталась расстёгнутой, но сейчас благодаря этому она чувствует Саске ближе, интенсивней. Сознания касается острый край воспоминания о грубых бесцеремонных прикосновениях нападавшего, и горло снова сдавливает тот липкий холод. Она едва не отталкивает Саске, однако уже через несколько секунд воспоминание усилием воли удаётся проглотить, переварить, разбавить, смешав с происходящим, — и вот руки Саске становятся грубее, но его касания кажутся ещё более долгожданными.

Она не замечает, как остаётся в одной юбке. Саске наклоняется и пробует на вкус её шею — жадно, до отметин и, кажется, синяков; его волосы щекочут ей лицо и ключицы. Сакура позволяет ему делать это, как позволяет его руке скользнуть под ткань и изучать её кожу там, где её трогала до этого только она сама. Внезапно по груди паутиной разбегается боль — от левого соска и повсюду — в голову, вниз, по бокам. Сакура вздрагивает, и нажим пропадает. Саске привстаёт — у Сакуры перебивает дыхание от испуга, что он уходит —, но он всего лишь сбрасывает кимоно и снова падает на неё, обдавая своим запахом — терпким, вязким, волной бьющим по сознанию, который теперь ничто не сдерживает. Сакура будет терпеть, только бы он не отстранялся больше, не отдалялся ни на секунду.

Она с опаской кладёт руки ему на талию — и они тут же оказываются сброшенными резким движением с хлопком, от которого истерзанные цепью запястья вспыхивают огнём. От неожиданности Сакура подскакивает, но он не даёт ей принять вертикальное положение, с силой дёргая за юбку вниз и заставляя проскользить ему между ног. Прямо перед носом Сакуры оказывается его член. Плотный, истекающий соком. Она на секунду робеет, но Саске в этот момент сильно выкручивает ей соски, один из которых отзывается десятикратной болью — из глаз брызгают слёзы, и Сакура внезапно понимает, чего от неё ждут. Она осторожно тянется губами, убеждая себя, что это часть Саске, часть любимого, так она сможет сделать ему приятно, возможно, даже наконец-то достучаться до души… С его губ срывается вздох, когда Сакура осторожно прикасается. Это слегка подстёгивает, она прижимается плотнее и трогает гладкое языком. Пальцы Саске сильнее сдавливают её бока, Сакура проводит языком под головкой и чувствует, что его руки уже стискивают её так, что становится тяжело дышать и вот-вот хрустнут рёбра. Она всхлипывает — и тут же понимает, что совершила ошибку. Не давая ему времени изменить положение, она хватает член ртом глубже и там, внутри, зализывает, зализывает, зализывает собственную несдержанность, давясь слюной и желанием сорвать ещё один такой вздох.