Чтобы Британия могла противостоять наращиванию германской военно-морской мощи, Черчилль успешно провел кампанию в кабинете министров за крупнейшее увеличение военно-морских расходов в британской истории. Надо сказать, что Черчилль осознавал опасность гонки вооружений с Германией и даже пытался договориться о паузе, когда в течение нескольких лет обе страны не строили бы новых дредноутов. Увы, кайзер предпочел отвергнуть такое предложение. Общественное мнение тоже постепенно склонялось на сторону Черчилля. При этом он вступил в конфликт со своим недавним союзником канцлером Ллойд Джорджем, который предпочел бы направить огромные средства, запрашиваемые флотом, на социальные расходы. Черчилль позже говорил: «Адмиралы хотели шесть дредноутов, казначейство было согласно на четыре. В итоге сошлись на восьми». Нужно было строить не просто больше кораблей, но кораблей более сильных, чем у противника, в том числе вооруженных самыми большими в мире 15-дюймовыми орудиями. Когда в августе 1914 года война с Германией все же началась, Черчилль гордился тем, что флот оказался в полной боевой готовности.

Черчилль также одним из первых увидел возможности, предоставляемые авиацией для решения задач войны. Он сам научился управлять самолетом, что весьма необычно для людей его круга. Клементина крайне опасалась за его жизнь, что было неудивительно, поскольку он попал в несколько аварий, а его летный инструктор в конце концов разбился. Поэтому Черчилль, вооруженный личным опытом, изо всех сил давил на адмиралов, скептически относившихся к «новомодным игрушкам», чтобы флот как можно скорее обзавелся собственной авиацией. При этом Черчилль не обделял вниманием и сухопутные силы, оказав содействие в создании Королевского воздушного корпуса.

Черчиллю, с его любовью к внешней стороне жизни и к удобствам, импонировала работа в окружении военных (поскольку он не был морским офицером, то, чтобы не выглядеть «белой вороной», иногда носил форму старейшины Тринити-хауса, службы, отвечающей за навигацию и маяки в водах Англии и Уэльса), а особенно то, что теперь ему полагалась яхта Адмиралтейства, на которой он с друзьями и коллегами ходил летом в круизы по Средиземному морю. На новой должности он также встретил старых знакомых, например Дэвида Битти, самого молодого контр-адмирала со времен Нельсона, которого он сделал своим морским секретарем, – они были знакомы еще с Суданской кампании 1898 года. Впоследствии Битти хорошо зарекомендовал себя во время мировой войны и занял должность командующего флотом.

Сейчас уже прочно забыто, что перед самой Первой мировой политика Британии была сосредоточена не на проблемах континента, а на проблемах Ирландии. Черчилль, будучи заметным, авторитетным и харизматичным министром, принял в обсуждении ирландского вопроса весьма активное участие. Несмотря на унаследованные от лорда Рандольфа юнионистские взгляды на Ирландию, он искренне поддержал курс либеральной партии на предоставление Ирландии самоуправления. Благодаря своей дружбе с консервативными политиками Ф. Э. Смитом (позднее первым графом Биркенхедом) и Остином Чемберленом он многое сделал для того, чтобы договориться о компромиссе, благодаря которому Ольстер исключался из немедленного действия нового законопроекта.

Но ни один из либеральных министров не подвергся таким нападкам со стороны консерваторов, как «предатель» Черчилль. Поводом для этого, в частности, стал его приказ отряду военных кораблей подойти к базе недалеко от Белфаста. Приказ был расценен как угроза ольстерским протестантам, что в случае их вооруженного выступления против предоставления Ирландии автономии оно будет подавлено силой.

Вспышка войны на континенте отодвинула ирландскую проблему на второй план. Британия очень скоро присоединилась к лагерю противников Германии, но еще до этого Черчилль, действуя с ведома премьер-министра Асквитта, отдал приказ о приведении флота в боевую готовность. Во время дискуссий в кабинете министров по поводу кризиса на континенте он последовательно отстаивал точку зрения, что Британия должна прийти на помощь Франции, оказавшейся под ударом Германии (и в этом случае Черчилль возражал Ллойд Джорджу). Кризисная ситуация дала Уинстону огромный прилив энергии и бурное стремление к деятельности, однако некоторые из-за этого решили, что он всеми силами желал войны, в которой было суждено погибнуть многим миллионам людей из многих стран, а также всему довоенному миропорядку.

С началом войны политическая карьера Черчилля стала всецело зависеть от того, как себя покажет флот. Но, несмотря на успешную зачистку германских торговых судов на просторах мирового океана и успешную транспортировку британской армии на континент, флот преследовали неудачи. В начале августа 1914 года два германских броненосца, Goeben и Breslau, смогли увернуться от британских эскадр в Средиземном море и прорваться в Турцию. Двадцать первого сентября 1914 года Черчилль опрометчиво заявил, что если германский флот не выйдет сражаться, то его «выковыряют, как крыс из норы», – а на следующий день немецкая подводная лодка потопила три британских крейсера. Еще два крейсера были потеряны в морском сражении у берегов Чили, которое королевский флот проиграл впервые за более чем столетие, а в декабре германские корабли обстреляли побережье Англии, убив и ранив около пятисот мирных жителей.

Критика в адрес Черчилля была несколько смягчена после двух побед флота над немцами у Фолклендских островов в декабре 1914 года и у Доггер-банки в январе 1915 года. С другой стороны, Уинстон сам вызвал на себя огонь упреков, приняв личное участие в обороне бельгийского порта Антверпен.

В начале войны именно в Антверпен отступила бельгийская армия под командованием короля Альберта І, оставив под немецким натиском большую часть своей страны. В сентябре 1914 года Черчилль, проводя инспекционную поездку в Дюнкерк, где с начала войны находилась база флота, прикрывающая пролив Ла-Манш с его транспортными коммуникациями между Британией и Францией, осознал, что если немцам удастся захватить Антверпен, то они легко смогут дойти по морю до Дюнкерка, Кале и Булони. Эти порты, через которые снабжалась британская армия во Франции, оказались бы потеряны, что представляло бы смертельную угрозу для Британии. Ему удалось убедить государственного секретаря по делам войны фельдмаршала Китченера (своего бывшего начальника в Судане и Южной Африке) в важности удержания Антверпена, и 3 октября 1914 года Уинстон прибыл в порт на помощь к уставшей и деморализованной бельгийской армии во главе Королевской военно-морской дивизии. Это было его собственное детище – Черчилль создал его из морской пехоты и военных моряков запаса, для которых в настоящий момент не было вакансий на кораблях королевского флота.

На три с половиной дня осуществилась его давняя мечта – командовать армией в сухопутном сражении. Он даже написал телеграмму в кабинет министров, в которой предлагал уйти со своего министерского поста и продолжать командовать дивизией (разумеется, с получением подобающего генеральского звания). В кабинете его телеграмма вызвала всеобщий хохот, и в ответ пришло требование вернуться в Лондон. Черчилль организовал оборону города, но восемь тысяч бойцов его дивизии вместе с истощенными бельгийцами с трудом могли сдержать противостоявших им 60 тысяч немцев. В итоге ему удалось оттянуть падение Антверпена лишь на пять дней, и в парламенте и в прессе ему ставили в вину всю эту операцию, приведшую, естественно, к потере британских солдат, хотя подавляющему большинству защитников удалось выйти из города и добраться до своих. Многие считали, да и считают сейчас, что эти пять дней задержки оказались решающими для подготовки нового фронта и удержания Дюнкерка и других портов. Немцам после взятия Антверпена не удалось ни захватить их, ни обойти левый фланг армий союзников вдоль моря. Недоброжелатели Уинстона, в свою очередь, указывали, что ему опять захотелось «поиграть в солдатиков» и что его личное участие в военных действиях не имело ничего общего с его обязанностями министра и просто еще раз подтвердило его непригодность для высших должностей в государстве.