Полиэстетика не отрицает специфичности каждой отдельной дисциплины, но справедливо утверждает, что все виды искусства – части одного гармоничного целого. Достаточно вспомнить, что отдельные дисциплины искусства в различных культурах всегда питали и углубляли друг друга.

К примеру, в восточном искусстве и восточной системе обучения занятия музыкой, философией, эстетикой, визуальным изобразительным искусством существовали как одна традиция. Согласно современному японскому философу Китаро Нисиде, различия между наукой, моральными нормами, религией, искусством чисто внешние, в глубине все они включены в единый поток движения к доконцептуальному «чистому опыту» (Нисида, 2002).

В Индии традиционно музыка, танец, драма, поэзия перекликаются и пересекаются. Так, тамильский поэт Ирайянар в своем трактате «Музыкальная грамматика» (IV в.) пишет о поэзии-пении, музыке и драме-игре как о трех «языках», которые могут сливаться в едином движении. (Рыжакова, 2004). В древние времена различные виды искусств действительно составляли наречие одного языка. «Цветовое восприятие звуков очень характерно для индийской музыки… В ведическую эпоху существовало всего три музыкальных тона и наиболее актуальны были три цвета (белый, красный и черный). В поздневедический период возник сатпак – гамма из семи “нот”, соответствующих семи цветам… Музыкальные мелодии раги (индийской музыкальной формы) нередко зашифровывались в полихромном мозаическом орнаменте индийских храмов и мечетей… Единство индийской поэзии, музыки и танца ощутимо и по сей день» (Рыжакова, 2004).

В Древнем Китае еще сильнее прослеживается синкретичность различных видов искусств и их взаимосвязь. Так, ученый в древнем Китае должен был владеть всеми видами искусств: пейзажной живописью, которая могла содержать в себе стихотворные строки, написанные с помощью каллиграфии, игрой на музыкальных инструментах, боевыми искусствами, т. е. владеть своим телом, рукой, голосом в соединении со своим сердцем. Каллиграф для того, чтобы написать иероглиф «море», должен сам стать морем, так чтобы движение моря отразилось в движении его тела и кисти.

Еще дальше продвинулись в этой синкретичности японцы, придумав особый жанр живописи – хайга, который объединяет в себе рисунок и каллиграфическое написание трехстишия хайку.

В каллиграфическом написании стихотворения можно было разглядеть и стойло верблюда, и луну, и еще что-то невидимое, что передавало смысл и ощущение этого стихотворения. Изображение луны и иероглифа «луна» слиты в единый образ, напоминающий печать.

В тибетской культуре тоже можно видеть соединение различных видов искусств в единую систему, призванную гармонизировать и совершенствовать речь, движение и мысли человека. Искусства, причем не одно, а многие искусства сразу, служат цели самосовершенствования и становятся способом самовыражения, хотя при этом от посвященного требуется соблюдение определенных канонов.

В соответствии с тибетскими воззрениями, одни и те же законы творчества действуют в любом виде искусства – пении, рисунке, поэзии, перформансе или представлении, а также в астрологии и геомантии (гадании с помощью земли, песка). К особому виду творчества тибетские мыслители относят взращивание детей, где мать тоже должна проявить мудрость и чувство меры, чтобы, воспитывая ребенка, поддержать в нем его естественные таланты.

В отличие от канонизированных форм выражения, принятых в традиционных культурах, в современном подходе интермодальной терапии искусствами клиенту предоставляется полная свобода самовыражения, хотя часто так бывает, что бессознательно человек сам обращается к архетипическим образам и формам в движении, рисунке или поэзии. И иногда терапевты могут осознанно использовать образцы и приемы тех или иных традиционных культур в терапевтических целях (см. ч. 2, гл. 8 «Дыхание корней. Культур-ориентированная интермодальная терапия искусствами» – с. 267).

В древнеримской культуре традиционно искусства не существовали сами по себе, а служили одним из способов познания мира. Искусства составляли часть философии, тогда еще тесно связанной с религией: например, Лукреций Кар, древнеримский поэт и философ, излагал свои философские научные концепции, блестящие догадки об устройстве мира в поэтической форме.

О единстве искусства и науки говорят и современные исследователи, они сходятся во мнении, что принципы строения мира на уровне макро- и микрокосма сходны, единые узоры или геометрические орнаменты, спирали, круги, разветвляющиеся линии являются базовыми в строении различных природных организмов как на молекулярном и клеточном, так и на видимых уровнях. Узоры, названные фракталами, сложные сплетения форм и цвета растений и клеточных структур часто похожи на предметы искусства (Бриггс, 1992).

Рис. 1.5. Рисунок Василия Кандинского из книги «Точка и линия на плоскости», напоминающий клетки под микроскопом

Василий Кандинский в своей книге «Точка и линия на плоскости» называет мироздание «замкнутой космической композицией, которая, в свою очередь, состоит из бесконечно самостоятельных, также замкнутых в себе, последовательно уменьшающихся композиций… если мы откроем чудесную, гладко отполированную, подобную слоновой кости головку мака (она в итоге тоже крупная шарообразная точка), то обнаружим в этом теплом шаре выстроенные в регулярную композицию скопления холодных серо-голубых точек, несущих дремлющие силы плодородия, так же точно, как и в живописной точке» (Кандинский, 2006). Художники Серебряного века и квантовые физики исследовали одну и ту же Вселенную разными способами и, объясняя ее разными, по сути, языками, приходили к единым выводам.

«Квантовая физика описывает субатомный уровень материи как танец частицы и волны, управляемый энергетикой хаоса и порядка. Теория хаоса описывает внутренний процесс разбалансирования, который генерирует хаотическую активность и последующий неизбежный процесс самоорганизации» (Пригожин, Стенгерс, 1986). Таким образом можно описывать любой психологический или творческий процесс, где мы должны сначала пройти через неизбежные стадии фрагментации, разложения и отчаяния, за которыми в правильной среде или с необходимыми исходными данными неизбежно последуют процессы реорганизации и трансформации.

Перефразируя слова Паоло Книлла, можно сказать, что процесс интермодальной терапии искусствами – это приведение хаоса к порядку и порядка к хаосу с дальнейшим ожиданием того, когда хаос сам себя организует и реорганизует вновь (Knill, Barba, Fuchs, 1993).

Еще одной важнейшей характеристикой искусства являются его катарсическая и трасформативная функции.

Под катарсисом часто понимают бурные проявления эмоций и чувств, переживаемые на психофизиологическом уровне и сопровождающиеся слезами, плачем, моторной реакцией и др. Однако исследователи различают прямой и викарный (замещающий) катарсис. Первый представляет собой непосредственное бурное переживание негативных эмоций, второй основан на сопереживании литературному персонажу, герою произведения или телевизионной передачи.

Механизмы катарсического переживания в искусстве и в психотерапии схожи: и там, и там речь идет об искусственно созданных или поднятых из памяти бессознательного переживаниях. В психотерапии мы имеем дело с повторными переживаниями в отсутствие острой ситуации, в которой эти переживания впервые появились. В искусстве зритель или читатель сталкивается с переживаниями героев, но чувства, которые рождаются у него в результате сопереживания, принадлежат ему самому, они настоящие.