Литмир - Электронная Библиотека

Латышев решил задержаться на пару минут, вернулся и подошёл к самому краю тротуара. Щенок, виляя не столько хвостом, сколько всем телом, с готовностью пробрался через высокую траву к присевшему перед ним на корточки человеку. Собачий взгляд был доверчивым, поразительно напоминая взгляд ребёнка.

– Ах ты, глупыш… – тихо сказал ему Олег Васильевич. – Что ты здесь делаешь?.. Где мамка твоя?

Услышав тёплый звук человеческого голоса, щенок ещё радостнее завилял хвостом, переминаясь с лапки на лапку. Он словно хотел что-то сказать и так старательно по-собачьи изъяснялся, что человек, конечно же, всё понял.

– Плохо, брат?.. Сочувствую.

Щенок кряхтел и напрашивался на ласку. Олег Васильевич погладил его нетерпеливо дрожавшее тельце. Собачонок был явно беспородный, хотя тёмная шерсть, белый галстук и белые надбровья позволяли предположить в одном из его ближайших родственников восточно-европейскую овчарку.

Латышеву вдруг пришло в голову, что неподалёку может находиться хозяин этого щенка. Он посмотрел по сторонам, однако никого похожего на прогуливающегося собачника не заметил. Тогда он предположил, что где-то в траве залегла мамаша малыша, но внимательно изучив взглядом обозримое пространство парка, не увидел ни одной собаки.

– Странно, – сказал он сам себе и опять заглянул в преданные щенячьи глаза. – Каким же ветром тебя надуло сюда?

Ему стало жаль своего случайного бессловесного знакомого, который, скорее всего, был здесь кем-то откровенно брошен. Щенок потыкался влажным носом в ладонь человека, несколько раз лизнул её и жалобно заскулил.

– Нет, взять я тебя к себе не смогу, – ответил ему на это Латышев. – У меня, брат, квартира. Был бы свой дом – пожалуйста, там сторож всегда нужен. А в квартире я и сам себе охрана. – Он ещё раз погладил щенка. – Не обижайся. Мне надо идти.

Олег Васильевич поднялся с корточек и, размяв затёкшие ноги, направился домой. Оглянувшись, он увидел, что собачонок трусит за ним следом. Латышев опять остановился. Остановился и щенок, вопросительно глядя на человека.

– Иди домой, – сказал Олег Васильевич и, подумав, поправил себя: – Иди обратно… Ну, иди.

Собачонок шевельнул ушами и остался стоять на месте. Латышев вновь зашагал по аллее. Пройдя довольно значительное расстояние, он бросил быстрый взгляд через плечо в полной уверенности, что щенок остался далеко позади, но тот, не отставая, упрямо следовал за ним. Олег Васильевич удивился тому, как легко можно расположить к себе живое существо, проявив к нему всего лишь чуточку внимания и ласки.

Парковая аллея заканчивалась, упираясь в широкую улицу с мелькающими в обе стороны автомобилями. Латышев вынужден был остановиться ещё раз. Щенок позади него так же нерешительно замер. Дальше пускать малыша было опасно: по неопытности и глупости он мог угодить под колеса. Как бы ни было жаль собачьего несмышлёныша, ради его же безопасности нужно было принимать решительные меры. Олег Васильевич топнул ногой.

– Пошёл!..

Щенок испуганно наклонил мордочку и поджал хвостик.

– Пошёл, тебе говорят!.. – для большего устрашения Олег Васильевич грозно нахмурился. Щенок немного отбежал назад, обиженно поглядывая на человека. Латышев сделал вид, что поднял с земли камень.

– А ну, иди!.. Иди!.. Домой!..

Он угрожающе замахнулся. Щенок, жалобно тявкнув, юркнул с тротуара и спрятался в траве. Олег Васильевич, пользуясь моментом, ускорил шаг. Дойдя до конца аллеи, он оглянулся в последний раз. Маленький чёрный комочек одиноко выкатился на дорогу, провожая взглядом своего сбежавшего друга. Латышева что-то неприятно кольнуло в сердце, он отвернулся и продолжил путь, стараясь забыть эту случайную, ненужную встречу.

Дома он умылся холодной водой, старательно освежая лицо, провёл мокрой рукой по волосам и, не вытираясь, лёг на диван. Попытался отвлечься и ни о чём не думать, но ловил себя на мысли, что всё время думает о щенке. Способна ли собака испытывать чувства одиночества и тоски, присущие людям? Осознаёт ли несчастный собачий детёныш свою неприкаянность в этом мире? Почему он так настойчиво тянулся к человеку, который пожалел и погладил его? Именно потому, что пожалел и погладил?.. Если животные, как и люди, наказаны проклятием высших существ, называемым сознанием, то, значит, им тоже доступно пронзительное состояние душевной боли. В данном случае боли от того, что ты никому не нужен. И чего стоит человек, трусливо оставивший маленькое живое существо в одиночку противостоять жестокому бездушному миру? Даже если это существо всего лишь собака. Всего лишь собака…

Латышев ворочался на диване, прогоняя прочь липкие мысли, но они упорно возвращались в его тяжёлую, гудевшую голову. Он встал и выпил таблетку, предварительно разжевав ее. Потом поставил сковородку на плиту, включил её, налил немного растительного масла и разбил туда три яйца. Долго и внимательно смотрел на неяркие плавающие желтки, развеял над ними щепотку соли и начал наблюдать за возникающими на дне сковородки белыми прожилками запекающегося белка.

Встреча со щенком заронила камешек в его душу и Олег Васильевич, будучи наедине со своей совестью, ясно понимал, что камешек этот теперь будет в нём жить, расти и набирать вес.

Содержимое сковородки перестало быть прозрачным и полностью побелело свернувшимся от жара белком; масло по краям начало потрескивать и закипело. Ужинать Латышеву не хотелось, но безнадёжную пустоту комнаты и души необходимо было чем-то заполнять. Он выключил плиту, снял с неё шипящую, плюющуюся капельками раскалённого масла сковороду, и вилкой помог соскользнуть горячей глазунье в мелкую тарелку тёмного стекла. Вскипятил в чайнике воды, бросил в стакан дешёвый пакетик, сел за стол и взял кусочек хлеба… Нет, есть совсем не хотелось… Он опять вернулся к мысли о собаке и невозможность отвязаться от этой мысли стала уже раздражать его. Сколько бездомных тварей слоняется по городу, издыхая от болезней, погибая под колёсами, и судьба их никогда особенно его не волновала. Нет, он не бесчувственный человек и ему, конечно, жаль брошенных животных, но ведь не до такой же степени, чтобы изводить себя за собственное бессилие в этом вопросе. В городе есть специальные службы, вот пусть они и занимаются проблемами бродяг. А он не бросал на улице ни собак, ни кошек, хотя бы потому что никогда не заводил их. Домашние животные требуют времени, заботы, а у него на это нет ни возможности, ни желания. Гораздо честнее не взваливать на себя почётные обязанности пред братьями меньшими, чтобы потом не разрываться между тягостной дилеммой долга и нелюбви.

Глазунья на тарелке почти остыла. Он заставил себя её съесть, запил чаем безвкусие дежурного ужина, вымыл посуду и, возвратившись в комнату, бухнулся на диван. Свободно следуя за скользившими в голове мыслями, не заметил сам, как заснул. Проснулся только через час. Просыпался тяжело и неохотно, постоянно отдаваясь сладостному, цепкому состоянию дрёмы. Мысль о щенке, словно толчком заставила его очнуться и открыть глаза. Это было уже слишком. Всякой навязчивой мысли есть свой предел. Он встал и опять долго плескал в лицо холодной водой. Головная боль почти прошла. Олег Васильевич решил заняться делом, сел за рабочий стол и вынул из пакета стопку школьных тетрадей. Мысленно обругал детей, школу, профессию и себя. Школу за детей, себя за профессию. Нет, сейчас бы ни за что не пошёл в педагогику. Такую судьбу выбирают только по молодости и глупости. А теперь обратной дороги нет. Впрочем, в его возрасте уже много чего нет. И не будет. Хотя тридцать шесть это ещё… Нет. Не будет. И тридцать шесть, как ни обманывай себя, это уже, а не ещё. Ведь существуют объективные законы жизни, их не обойдёшь. Раньше надо было думать. Раньше… Ну, хорошо, а что бы изменилось, если бы он думал раньше?.. И в каком направлении надо было думать?.. А!.. Наплевать!.. Теперь уже всё равно.

Он взял первую тетрадь и раскрыл её. Полуисписанная крупным детским почерком страница была озаглавлена: «Работа над ошибками». Олег Васильевич сосредоточенно поджал губы, безжалостно прошёлся красным по детскому труду и вывел удовлетворительную отметку. Отложил тетрадь в сторону, взял вторую и пролистал её. Критически осмотрел содержание работы, пробежав глазами ровные аккуратные строчки. Из-за одной помарки принципиально поставил четвёрку…

5
{"b":"667131","o":1}