– Калли, знакомься, это Феликс. Феликс Норберг.

– Я открываю белое вино, – говорит он. – Будешь?

– Нет, мне вполне хватит сидра. – Я приподнимаю бутылку «Стронгбоу» для наглядности и отношу ее на кухонный стол, думая, что, похоже, здесь всем заведует Феликс. Кухня, вино. Затем он начинает задавать мне вежливые вопросы тем мягким тоном состоятельного человека, который рождает в голове ассоциации с крутыми яхтами и личными островами. Где я живу? Нравится ли мне моя работа в книжном магазине? Я тоже спрашиваю его о работе – Феликс работает в Мэйферском хэдж-фонде.

– Я даже не знаю толком, что это такое. Разве что это нечто вроде игры на бирже. Спекуляции.

Он смеется.

– Ты права, Калли. Наши клиенты предпочитают называть это инвестициями, так что мы часто над ними подшучиваем.

Чувствую, он и надо мной подшучивает. Смотрю, как аккуратно Феликс разливает напитки, рассматривая этикетку французского «Шабли», выверяя, чтобы вино в бокале достигло некоего идеального уровня. Он аккуратен и с моим сидром, как если бы это был благословенный нектар, а не просто пластиковая бутылка с огромной красной этикеткой, на которой значится: «3,30 фунта». Мужчина передает Тильде ее бокал, их руки соприкасаются, и сестра дарит ему легкую улыбку. Феликс возвращается к кухонным шкафчикам, вытаскивает тарелки и миски, протирает полотенцем, расставляет и параллельно рассказывает мне о том, как устроена торговля ценными бумагами.

– Вот представь, я продам тебе эту тарелку сейчас за десять долларов с условием, что доставлю ее в течение трех месяцев. Затем, перед самым концом срока, я приобрету эту тарелку за девять долларов. Понимаешь? Я рассчитываю, что цены на рынке посуды снизятся и я получу прибыль в один доллар.

– Дорогая, однако, тарелка.

– Феликс любит дорогие вещи, – отзывается Тильда с дальнего конца дивана. Она живописно устроилась: поджав ноги под себя, одной рукой обнимает вельветовую подушку, другой – держит бокал. Наблюдает за нами, ей интересно, находим ли мы общий язык.

Я смотрю на Феликса, ожидая, что он скажет: «Вот поэтому я люблю твою сестру», но этого не происходит. Он просто усмехается, как бы говоря: «Ты меня подловила», открывает ящик для столовых приборов, вытаскивает ножи и вилки и протирает их. Я никак это не комментирую. Спрашиваю Феликса, откуда он родом и как давно в Лондоне. Его семья из Швеции, но вырос он в Бостоне, в США, и считает себя гражданином мира. Я хихикаю над этим выражением, и Феликс рассказывает, что хочет взяться за Англию и Лондон всерьез.

– Хочешь стоять в очередях, никогда «не забывать о задоре» между вагоном метро и платформой и постоянно за все извиняться, ты про это?

– Да, а еще ваше умение посмеяться над собой и любую ситуацию свести в шутку. И про то, как вам тяжело принимать комплименты… Знала ли ты, Калли, что твои темные глаза кажутся такими загадочными, проникновенными?

Напустив на себя серьезный вид, он смотрит мне прямо в лицо, и я чувствую смущение – Феликс очень привлекательный и находится близко от меня, но я понимаю, что он шутит вместе со мной, а не надо мной.

– Подумаешь.

Залившись румянцем, я отодвигаюсь и наливаю себе еще сидра, думая о том, что Феликс умный и веселый, и мне он нравится.

Тильда зовет нас смотреть фильм. Я беру бокал и иду к противоположному от нее краю дивана, надеясь воссоздать те вечера кино, которые мы устраивали у меня в квартире, когда сидели, расположившись так же, как сейчас, каждый в своем уголке, передавали друг другу брауни с комментариями вроде «Киану Ривз здесь грустный» или «смотри, а дождь-то на улице идет под углом». Подобное не тянет на полноценную беседу, но этого вполне достаточно для ощущения духа единства, как если бы мы снова вернулись в детство. Я слишком медлительна. Феликс уже занял место рядом с Тильдой до того, как я успела куда-нибудь примоститься, – очевидно, меня изгоняют на старое кресло. Падаю в него, кладу ноги на кофейный столик, а Тильда тем временем нажимает кнопку на пульте.

Ни я, ни Феликс еще не смотрели «Незнакомцев в поезде», но нам обоим нравится фильм. Леденящее кровь воздействие черно-белой картинки, четкого произношения пятидесятых и обычаев людей тех лет. Всем нам есть что сказать по мере развития сюжета. Тильда как актриса, а также, в некотором роде, специалист по Хичкоку, комментирует чаще. Она рассказывает, что Хичкок помещает отрицательных персонажей с левой стороны экрана, а положительных – справа. Я смеюсь.

– Выходит, я плохой персонаж, раз сижу здесь, а вы хорошие.

– Вот только на экране все будет в обратную сторону, глупышка. Плохая я, а ты – хорошая.

– Со мной интереснее всего, – говорит Феликс. – Я посередине, поэтому могу перейти на любую сторону. Кто знает, как я поступлю?

– О, посмотрите на Рут Роман! – Тильда неожиданно отвлеклась. – На то, как ее губы чуть приоткрыты. Выглядит соблазнительно.

– Хм-м, – выдыхаю я с сомнением, а Феликс приподнимает бровь, но Тильда не обращает на нас внимания.

– Роберт Уокер прекрасен в роли психопата. Он так интересно вращает глазами – взгляд такой расчетливый. Вы знали, что практически сразу после этого фильма он умер, потому что был пьян, а доктор вколол ему барбитураты?

– Вот этот много двигает кистями рук, – предполагаю я. – Вся его актерская игра выполняется запястьями. – Тильда смеется.

– Мне нравится сюжет, – говорю я.

– Патриция Хайсмит… Она написала роман, на основе которого сняли этот фильм.

Суть фильма: два незнакомца в поезде совершили перекрестное убийство. Психопат с расчетливым взглядом предлагает парню-с-запястьями сделку – он готов убить его нелюбимую жену, если тот, в свою очередь, убьет отца психопата, которого тот ненавидит. Полиции никогда не разгадать это убийство, ведь ни один из убийц не будет иметь связи со своей жертвой. Не будет очевидного мотива.

– Отличная идея для фильма, – говорю я, – но она не сработает в жизни. Я имею в виду, если бы кто-то планировал убийство и хотел совершить его именно таким способом.

– Что ты имеешь в виду? – Тильда уютно устроилась в объятиях Феликса.

– Придется постоянно ездить на поездах, рассчитывая когда-нибудь разговориться с человеком, который тоже хочет чьей-то смерти. Не очень-то вероятно.

– Ой, нет такого человека, который не желал бы чьей-то смерти, – говорит сестра.

Феликс пересаживает Тильду так, что ее ноги лежат теперь у него на коленях, а его ладони покоятся на ее острых коленках, и я замечаю – они оба очень красивы, эти их тонкие кости, белая кожа, светлые волосы. Кажется, близнецы они, а не мы с Тильдой. Они ставят фильм на паузу, чтобы открыть еще того же французского вина, и Феликс говорит:

– Конечно же, ты права, Калли, насчет плана убийства, но в наши дни вовсе не обязательно искать другого убийцу по поездам, для этого есть интернет, форумы, всякие чаты.

– Буду иметь в виду.

– Думаю, правда, – говорит Тильда. – Именно в интернете всякие сумасшедшие находят друг друга.

Мы досматриваем последние сцены, после чего я говорю, что мне пора домой, но сначала я зайду в ванную. Это только предлог, так как на самом деле мне туда не нужно. Напротив, стоит закрыть дверь, как я начинаю исследовать территорию и нахожу две зубные щетки в пластиковом стаканчике и электробритву в шкафчике над раковиной. Корзина для мусора наполнена отходами: пустые бутылочки от шампуня, старые обмылки, комки ваты, использованные лезвия, полупустые флаконы из-под лосьона. Похоже, Феликс наводит порядок в ванной Тильды точно так же, как он расставлял все на кухне, и я рада, что кто-то за ней присматривает, помогает девушке налаживать быт. Продолжаю рыться в мусорной корзине и достаю из нее пакет, в который завернуто что-то твердое. Сидя на унитазе, я разворачиваю пакет, ожидая чего-нибудь обыденного, вроде старого лака для ногтей или, быть может, помады. Однако внутри оказывается маленький использованный шприц с тонкой иглой. Я в таком шоке и замешательстве, что встаю и иду прямо в гостиную, размахивая им и вопрошая: «А это, черт возьми, что такое?»