Капитан поджал губы, помолчал минуту, наверное, чтобы произвести впечатление, и проговорил:

— Пожалуйста: начальник «Смерш» дивизии капитан Парадашвили.

Сушко недоуменно пожал плечами:

— «Смерш»? Что такое «Смерш»?

— «Смерть шпионам». Войсковая контрразведка.

— Ах, вот что! — почти обрадовался Алексей. — Вы так бы и сказали. А я-то думаю… Раньше, по-моему, такого органа не было? — спросил он капитана.

Тот промолчал. Тогда Алексей продолжал:

— Дело мое простое. Я шел с поручением командира одного партизанского отряда к майору Прошину в штаб 47-й армии. К сожалению, неожиданное наступление спутало мои планы. Разведчики меня не встретили, искать их бесполезно. Вот я и решил добираться самостоятельно. Найду штаб — все прояснится. Теперь вам понятно?

— Не надо торопиться, дорогой. Документы есть?

— Вот, пожалуйста. Немецкий аусвайс, — и Алексей подал паспорт на имя Бакина, которым его снабдили в отряде.

Капитан бегло просмотрел его и положил на стол возле себя.

— Вы думаете, это документ? — поднял он глаза на Алексея.

— Конечно, нет, — согласился Сушко. — Но какое это имеет значение? Ваше дело отправить меня в штаб армии, а там уж разберутся.

— Я сам знаю, что мне делать, дорогой! Еще что-нибудь есть?

— Зачем вам другой?

— Слушай, тебе же лучше…

Тогда Сушко достал нож, подпорол подкладку ватника и извлек полоску шелка с написанным от руки текстом.

Капитан внимательно изучил ее и почти миролюбиво заявил:

— Теперь другое дело.

— Ну, слава богу, — вздохнул Алексей. — А то мне показалось, что вы в самом деле приняли меня за шпиона. Теперь-то верите?

— Куда торопишься, дорогой? Сейчас разберемся. К кому ты идешь в штабе?

— Я же сказал: к майору Прошину.

— А кто он, этот майор?

Сушко недоуменно пожал плечами.

— Не знаешь?

— Как же я могу знать, если я никогда его не видел?

— Не видел. Вот я — майор Прошин. Давай, говори, пожалуйста.

— Майором вы, конечно, будете, но пока… — дипломатично ответил Алексей и поспешил добавить: — Впрочем, если у вас есть такой документ…

— А зачем идешь к нему? — перебил Парадашвили.

— Несу сведения.

— Какие сведения? — торопливо спросил капитан.

— Извините, но я не имею права…

— Где они у тебя?

Сушко вспомнил наказ Гончаренко и дотронулся пальцами до лба:

— Тут…

Капитан достал из железного ящика, стоявшего на полу, какие-то бумаги, бегло просмотрел их и сказал:

— Слушай, дорогой, в штабе армии нет такого майора.

Алексей смутился, словно его уличили во лжи.

— Не знаю. Что есть, то и говорю. Меня же должны были привести разведчики. Они-то уж знали, к кому вести…

— Темнишь что-то, дорогой. Так эти дела не делаются. — И, посмотрев строго на Алексея, спросил: — Оружие есть?

Не думая о последствиях ответа, Алексей недовольно проворчал:

— Нет.

Тогда капитан подошел к двери и крикнул в коридор:

— Самойлов!

Вошел молодой чернявый солдат.

— Обыщи его, — кивнул капитан на Алексея.

Сушко резко повернулся к капитану, стоявшему у двери.

— Вы не имеете права! У меня срочное и важное дело в штабе армии. Отправьте меня, там разберутся без вас.

— Зачем, слушай, так кричишь? — спокойно ответил капитан и опустил правую руку в карман. — Кр-ругом! Руки!

Сушко, задыхаясь от гнева и оскорбления, медленно поднял руки. Солдат тщательно ощупал его одежду, карманы, достал нож, кисет с табаком, деньги и новенький вальтер. Все это он выложил на стол.

Парадашвили быстро схватил пистолет и спросил, зло цедя сквозь зубы:

— Пач-чему не сдал сразу?

Алексей, видя, что теперь дело не поправишь, спокойно проговорил:

— Не считал нужным. Это мое личное оружие, добытое в бою. Вот этими руками…

— Скрываешь? Обмануть, слушай, хотел? — кричал капитан, потрясая пистолетом.

— Некого мне обманывать. Разобраться надо, а потом кричать…

Капитан прошел к столу, двумя пальцами брезгливо перещупал все вещи и кивнул солдату в сторону Алексея:

— Забери… Уведи его.

Когда задержанного увели, Парадашвили еще раз прочитал документы. В подлинности партизанского удостоверения сомнений не было. И если бы Сушко отдал оружие сразу, то, возможно, капитан повел бы себя иначе. Алексей же, ответив на его вопрос отрицательно, совсем не подумал о возможности роковых последствий.

Впрочем, и капитан, будь он контрразведчиком опытным, нашел бы способ быстро проверить свои подозрения. Но Парадашвили появился в дивизии совсем недавно и человека с «той стороны» видел впервые. И если уж разбираться в тонкостях его переживаний, то надо сказать, что в глубине души ему очень хотелось, чтобы задержанный все-таки оказался шпионом. И пока он шел на узел связи, то старался поддерживать в себе недоверие к человеку, сидевшему теперь в подвале. Все еще надеясь, что в штабе армии о нем ничего неизвестно, капитан позвонил в особый отдел.

Разговор разочаровал его: задержанного приказали доставить немедленно и лично. Но так как время было позднее, то капитан решил подождать до утра.

Утром дверь подвала открыл знакомый солдат.

— Ну, пошли, партизан. Позавтракаешь и поедешь дальше.

— Я же говорил, — обрадовался Алексей. — Стал бы шпион идти к вам в лапы. Эх вы, контрразведчики!

— Всяко бывает, — ответил солдат.

Они вышли во двор. Стояло раннее мартовское утро. Глубокие фиолетовые тени ложились от домов и заборов. Морозец пощипывал уши, а небо было чистое, ясное, словно вымытое. Во дворе стояло несколько машин, возле них возились шоферы, разогревая моторы, и солдаты, грузившие имущество. Среди шума моторов и голосов людей Сушко вдруг услышал звонкую песню синицы, призывавшую «покинуть сани и готовить телегу».

Алексей глубоко вдохнул морозный воздух и улыбнулся: «Скоро весна!..» После завтрака солдат провел его к подъезду, выходившему на главную улицу. Тут стояла крытая брезентом полуторка, в кабине дремал шофер, а на тротуаре стояли два солдата и курили. По улице проносились машины, спешили на восток группы беженцев, в каком-то дворе неподалеку оглушительно ревели самоходки, разогревая моторы.

Ждали капитана. Солдаты вели свой, только им понятный разговор. Вдруг на окраине города звонко захлопали зенитки. Все разом подняли головы: высоко в голубом небе плыл серебристый самолет. Белоснежные шары снарядных разрывов сопровождали его неторопливый полет.

Один из солдат, молодой, веснушчатый паренек, придерживая рукой шапку, чтобы не свалилась, крикнул другому:

— Рама! Высоко идет… Боится, подлюга…

Второй, скуластый пожилой мужчина, ответил:

— Высматривает, гад… Сегодня будет делов.

— Нам-то ладно: в тыл поедем, — удовлетворенно заметил первый.

На крыльце в белом полушубке, с планшеткой через плечо, появился Парадашвили. Он тоже взглянул на медленно плывший самолет и махнул перчаткой:

— Садись!

Машина тронулась. Алексей прислонился спиной к кабине и через плечи солдат, сидевших у борта, видел убегающую назад дорогу, нерасчищенные тротуары, деревья вдоль них, дома. Через полчаса они выехали на шоссе.

Солдаты, сидевшие рядом на ящиках и о чем-то разговаривавшие, вдруг забеспокоились и стали показывать куда-то назад. Алексей передвинулся к ним поближе.

— Начинается… — обратился к нему пожилой солдат и показал в небо.

Всмотревшись, Алексей тоже заметил далеко сзади черные точки вражеских самолетов. Они шли широким клином.

— Восемнадцать штук!.. — крикнул молодой солдат, обладавший, по-видимому, хорошим зрением.

— Сейчас, гады, начнут швырять, — проговорил старший.

— Пока неизвестно, — возразил Алексей, — может, и мимо пройдут.

Но вот, приблизившись, самолеты развернулись вдоль шоссе и стали перестраиваться для бомбометания. Они вытянулись в линию, повисли один над другим, образуя ступеньки гигантской лестницы. Она висела над шоссе, постепенно снижалась и приближалась.