День подходил к концу, а разгоревшиеся на левобережье бои не только не затихали, а наоборот, принимали все более ожесточенный характер. Гитлеровское командование спешно перебрасывало в район выступа свои оперативные резервы. К вечеру продвигавшийся в первом эшелоне боевых порядков дивизии полк Шерстнева встретил в районе севернее Белявского болота особенно яростное сопротивление. Сгущались сумерки, а здесь будто и не собиралось темнеть, только ярче и злее сверкали огненные языки пожаров и вспышки разрывов. Грохот непрекращающегося боя, рев танковых двигателей, команды и стоны умирающих сливались в адский сгусток ярости и боли.

Казалось, что нормальный человек и десяти минут не сможет вынести в этом аду, но вот уже опускалась ночь, а бой все продолжался. К берегу Невы плелись цепочки раненых и контуженых, самых тяжелых санитары тянули на волокушах. А навстречу таким же нескончаемым потоком шло пополнение.

Батальон старшего лейтенанта Войтова отбил уже четыре контратаки немецких автоматчиков. Его огневая мощь, как это бывает в наступлении, к исходу дня существенно увеличилась. В каждом взводе теперь было по два-три трофейных пулемета, у всех бойцов — автоматы, у многих даже по два. Теперь уже не только в батальоне, но и в каждой роте находились артиллерийские корректировщики, выручавшие пехотинцев в трудные моменты боя. Связисты проложили телефонную связь, и Войтов, устроив свой КНП на чердаке полуразрушенного жилого барака путейцев, наблюдал за обстановкой в стереотрубу.

— Двадцатый! — кричал он в телефонную трубку. — Двадцатый! Ты что, ослеп? Не видишь, что тебя фрицы слева атаковать собрались? Три танка к ним подошли. Хорошо, что видишь, тогда корректировщика своего разбуди!

— Есть, товарищ Пятый, сейчас накроем…

— Саша, — позвал Колобов стройного черноволосого сержанта, склонившегося над крупномасштабной картой, разграфленной координатной сеткой. — Вон те кусты видишь, где высокие сугробы?

— Все понял, товарищ лейтенант. Танки там и пехота скапливаются. Сейчас мы их со старым Новым годом поздравим.

— Так они же по-нашему не празднуют, — улыбнулся Николай.

— Это они у себя не празднуют, а раз к нам пришли, должны приноравливаться, пора уже, — серьезно возразил сержант и, не отрываясь от бинокля, левой рукой прижал к щеке телефонную трубку. — Товарищ капитан, докладывает сержант Никонов. Ориентир три — группа танков и до роты пехоты противника…

Вроде бы ничего не произошло в грохоте бушевавшей вокруг канонады, но над изготовившимися к атаке гитлеровцами сверкнула яркая вспышка и тут же обвально грохнул разрыв снаряда.

— Ага, подхватились, сволочи! — возбужденно закричал корректировщик и торопливо стал передавать в трубку необходимые поправки.

Второй снаряд разметал сгрудившихся возле бронированных машин немецких автоматчиков. Колобов различил, как гитлеровские танки, окутываясь синеватым дымком выхлопных газов, торопливо поползли в заросли кустарника.

— Товарищ Пятый! — вызвал Николай комбата. — Спасибо артиллеристам — за нас поработали. Может, угомонятся на сегодня, как думаете, товарищ Пятый? Если стихнет немного, прошу дать роте разрешение на отдых. Вымотались сегодня…

После некоторого молчания в трубке снова раздался голос комбата.

— Двадцатый, Первый дал добро на отдых. Только не забудь усиленное охранение выставить и проверять через каждый час. Это сказки для малолетних, что немцы ночью воевать не умеют. Ты понял ме… — Колобов услышал в трубке близкий разрыв снаряда, утробный хрип и стук упавшей на другом конце провода трубки.

— Товарищ Пятый! Товарищ Пятый! — закричал он, но ни Пятый, ни его ординарец Шустряков не отвечали.

— Анисимов, живо на КНП батальона! — приказал Николай. — Узнай, что там случилось, заодно по пути связь проверь. Может, просто провод перебило.

Однако в глубине души он в такой счастливый исход не верил. Молча, хмуря кустистые брови, стал сворачивать непослушными пальцами самокрутку. Прикурив, послал связного к командирам взводов, чтобы через пятнадцать минут собрать их в ротной землянке, откуда хозяйственный Анисимов уже успел выбросить на мороз кишащие вшами одеяла прежних хозяев.

Стрельба действительно стала затихать. Лишь откуда-то слева доносился ожесточенный треск пулеметных и автоматных очередей. Видно, противник все еще пытался вернуть утраченные позиции. Но вскоре и там установилась относительная тишина. Лишь изредка протрещит где-нибудь пулемет или раздастся змеиный шип миномета, а вслед за ним рявкнет и сама мина, разметав вокруг себя темно-багровым веером осколки и комья мерзлой земли.

Вскоре вернулся Анисимов. Николай услышал его тяжелый соскок в траншею и торопливые шаги, звонко отдававшиеся в промерзшей земле.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил он.

— Командир батальона тяжело ранен, — понизив голос до шепота, сообщил Анисимов. — Руку напрочь снарядом оторвало. Шустряков с санитарами его в медсанбат унесли. Батальоном сейчас командует старший лейтенант Пугачев. В девятнадцать тридцать вызывает командиров рот на совещание.

— Понятно, — не удержался от вздоха Николай. — Когда комбата уносили, живой хоть был?

— Живой, только без сознания. Культю ему поясным ремнем перетянули, а руку оторванную — рядом с ним на шинель положили. Только что ее теперь класть-то? Обратно не пришьешь.

— А со связью что?

— Так аппарат вдребезги разнесло. Снаряд прямо на чердаке разорвался. Связист за новым убежал. Скоро установят, наверное, связь.

— Да-a, дела, — протянул Колобов. — Вот что, вызови ко мне срочно старшину роты Попова и всех командиров взводов. Пусть доложат о потерях. И лейтенанту Волкову скажи, чтобы сюда шел. Он у Красовского во взводе сейчас.

— Есть, товарищ лейтенант.

Колобову остро захотелось хоть несколько минут побыть одному. На ощупь нашел сплющенную снарядную гильзу с подсоленным бензином, зажег самодельный фитиль и тяжело сел на дощатый стол, оставшийся вместе с другим имуществом от немцев.

Сегодняшний бой дорого обошелся его роте, и Николай с затаенной тревогой ожидал докладов командиров взводов. На его глазах геройской смертью погиб старший сержант Алексей Медведев. Случилось это во время очередной атаки, когда на фланге роты неожиданно выскочили два немецких танка. Одному из них артиллеристы сумели перебить гусеницу, но и подбитый, он прижал взвод Медведева к земле огнем из пушки и пулемета. Подобравшийся к недобитому танку Васильков зажег его бутылкой с горючей смесью.

Зато второй танк с первого выстрела разбил не успевшую опередить его противотанковую пушку и кровавыми зигзагами двинулся вдоль залегшей на снегу цепи. И тогда тяжелораненый Медведев остановил его ценой собственной жизни — с противотанковой гранатой в руке подполз под гусеницу, взорвался вместе с танком.

В той же злополучной атаке был дважды ранен Олег Красовский. Его отправили в медсанбат, и теперь временно взводом командовал замполит роты.

— Разрешите, товарищ лейтенант? — откинув край задубевшей на морозе плащ-палатки, в землянку вошел Громов.

Вслед за ним пришли лейтенант Волков, старшина Попов и помощники выбывших из строя командиров взводов Фитюлин и Застежкин. Молча расселись вокруг стола.

— Как, славяне, дышите еще? — спросил Колобов. — Паники в войсках не наблюдается?

Он тут же понял, что шутка его прозвучала фальшиво и не ко времени и, перехватив недоуменный взгляд Волкова, смутился.

— Ладно, шутки побоку, не до этого, докладывайте о потерях. Начинайте, Громов.

— Если за весь день, то из старого состава взвода девять убитых и четырнадцать раненых… Это которых отправили на эвакопункт. Еще двенадцать ранены легко, остались в строю…

— Как это, «из старого состава»? — не понял Колобов.

— Так вы же знаете, товарищ лейтенант… За день к нам три раза пополнение поступало. Когда их переписывать было, если все время в бою и под огнем. В первый раз во взвод одиннадцать бойцов пришли, во второй — семь. Это я точно помню. И в третий раз еще восьмерых вы нам выделили. Из новых половина в строю осталась.