— Ах ты, гад, сука продажная, — вскипел он. — Так вот кто тогда настучал Голдобину!.. — Он готов был навалиться на Тимофея, поднявшего руки для защиты. Пришлось вмешаться Алексею.

— Подождите, успокойтесь! Не время сейчас сводить старые счеты.

— Это не счеты, Лешка. Это расплата за предательство. Из-за таких стукачей люди ни за что гибнут. А они живут. Живут и считают, что этим осчастливили человечество. Как ты попал в минроту? Скажешь, тебе повезло?

— Я ж не сам пошел туда… — пытался возразить Беда.

— Сомневаюсь. Вот сюда ты действительно попал не сам. Если бы не Туров…

Алексей сообразил моментально:

— Оставим этот разговор. Туров здесь совершенно ни при чем.

— Нет, не оставим, — возразил Валентин. — Ты еще в карцере не сидел, так помолчи. А тебе, Артист, придется все-таки доказать, кто ты. Сегодня ты увидишь настоящую фашистскую рожу. Она тебе не будет говорить «пан Беда, битте», как когда-то в Харькове. Да ты не бойся, — заговорил вдруг Валентин с издевкой, — я не убью тебя в бою, хотя сделать это очень просто. Мы поступим иначе, — обратился он к Алексею и Косте, словно спрашивал у них согласия. — Ты поползешь рядом со мной. Будешь прикрывать. А в случае чего, — Валентин кивнул на ребят, — они с тобой рассчитаются.

— Точно, Валька, — согласился Шубин, — пусть понюхает. А уж мы тебя не упустим…

— Нельзя так, ребята, — возражал Алексей, но его никто не слушал.

— Ребята, — взмолился Беда, — пожалейте. Не виноват я, честное слово, не виноват… Меня заставили… Я не сумею это… Честно, не сумею. Я никогда не был в таком бою… — выкрикивал он.

— В штаны разок наложишь — это ничего, — сказал Валентин. — Штаны отмыть можно, а совесть — никогда.

— Вы не имеете права! — вдруг закричал Беда. — Я майору пожалуюсь, это шантаж, бандитизм…

— А вот это ты видел?

Беда понял, что сопротивляться бесполезно. Он замолчал, уронил голову на руки и вздрагивал, словно плакал. Жалость и омерзение вдруг охватили Алексея. Еще пять минут назад он был готов найти какое-нибудь компромиссное решение просто потому, что ему не хотелось видеть Вальку таким жестоким, но теперь, пораженный подлостью Беды, он не мог защищать его. Он был уверен, что если бы Тимофей честно признался раньше, Валентин, может быть, и не обошелся бы с ним так жестоко. Теперь же другого выхода не было, и он сказал:

— Не надо, Костя. Он не такой дурак, как мы думаем. А ты, Беда, запомни: подло не только то, что ты сделал в лагере. Еще подлее ты вел себя сейчас. Но будет так, как тут решили. Ты пойдешь вместе с нами. Заглянешь хоть раз смерти в глаза. От этого люди становятся чище. А сделать что-либо такое… Впрочем, мы и не дадим. Будь уверен.

— Ладно, кончили, — решил Шубин, убирая свой котелок. — Пошли по местам.

Когда разошлись по своим ячейкам, Алексей подошел к Валентину:

— Валька! Может быть, иначе надо было…

Бухаров протирал автомат и на слова Алексея долго ничего не отвечал.

— Иначе? Возможно. Но ты сам, кажется, увидел, что иначе — значит неправильно. А «языка» брать предложил, конечно, не для того, чтобы Беду проверить. Просто досадно стало, что два офицера не видят простейшего решения.

— Рискованно все-таки. Личные счеты как-никак. Бой. Все может случиться. Может, что другое придумаем?

— Другого уже ничего не будет. Три дня остается без сегодняшнего.

— Пошлем его вперед, а? Сами сзади, чтоб не сорвался?

— Испортит все, подлец. Да и не хочу. Знаешь, что Стрепетов сказал: к Герою, говорит, представлю, если «языка» приведешь.

Алексей удивленно уставился на друга и после раздумья сказал:

— А ты, оказывается, честолюбив, Валька!

— Есть такая слабость… Разве не замечал?

— Не замечал, — сдержанно ответил Алексей и отошел на свое место.

Солнце опускалось к горизонту. В воздухе еще было тепло. Но земля уже остыла, и прикосновение к ней, сыпучей и холодной, было неприятным. Давно и нудно били минометы. Пришли пулеметчики прикрытия. Они располагались в стрелковых ячейках, наскоро приспосабливая их для стрельбы. Появились бойцы, выделенные для усиления штурмовой группы. Одни из них молча сидели в траншее, другие как ни в чем не бывало потихоньку разговаривали и даже смеялись, словно и не им через минуту предстояло идти в бой. Алексей смотрел на них и думал о том, как все-таки трудно понять человеческий характер. Чему они улыбаются? Неужели они совершенно не думают о предстоящем бое и совсем не боятся? И почему вон тот солдат сидит, так отрешенно опершись головой на руки, сжимающие автомат? Вспомнил родных? Страшно? Или просто устал?

Валька тоже сидел рядом с Бедой и что-то рассказывал ему, словно между ними ничего не было. Подошел Шубин.

— Сейчас начнется, Лешка. Не забыл: ползти как можно быстрее, «ура» не кричать, не стрелять, работать прикладом. Если ворвемся — крой вперед по ходу сообщения и закрепляйся. И следи, как договорились. От Артиста не отставай и ему не давай…

Передали команду «Приготовиться». Они поправили каски, потуже затянули ремни, в последний раз проверили оружие. Валентин проделал все это заученными движениями, спокойно. Беда суетливо щупал карманы, подсумок, одергивал гимнастерку.

Алексей взял в левую руку автомат, в правую — гранату и чуть отогнул чеку. Как всегда в такие минуты, он почувствовал, как мелкая отвратительная дрожь охватывает его тело. Стиснул зубы, напрягся — дрожь отступила. Взглянул на Валентина, тот уже положил руки на бруствер, приготовился к прыжку. Его глаза холодно блеснули из-под каски.

— Ну, поехали, — скорее понял, чем услышал он слова Валентина.

Алексей рывком перебросился на холодную землю, поросшую высокой, редкой травкой. Справа впереди полз Валентин. Стараясь не отставать от него, двигался Беда. Ползти он не умел: его толстый зад поднимался высоко над землей, Алексей хотел крикнуть что-то оскорбительное, но вовремя спохватился.

Валентин двигался очень быстро, и Алексею было не легко поспевать за ним. Поэтому он не огибал ни воронок, ни кочек, и вскоре стал уставать. Капли пота заливали глаза, заползали в рот, локти и колени заныли, автоматные диски съехали на стороны и стесняли движение. Но он полз и полз, прижимая голову, нетерпеливо ожидая, когда ударят вражеские пулеметы. «Вот сейчас. Вот-вот начнут», — думал он. Но пулеметы молчали. Мгновения растянулись в минуты, наконец время совсем остановило свой бег. «Ну, что же? Почему до сих лор тишина?» — спрашивал он самого себя и еще быстрее, раздирая одежду и слизывая пот с губ, стремился вперед. В какую-то минуту вдруг показалось, что ползет он так очень давно, несколько часов.

В этот миг раздался приглушенный крик. Алексей поднял голову и увидел, как незнакомая фигура рванулась в прыжке вправо. Чудовищной силой сорванный с земли, он бросился на гитлеровца, ударил его по голове гранатой, норовя попасть в висок, не закрытый каской. Где-то совсем рядом застрочил пулемет. Горсти холодной, сухой земли посыпались за воротник. Алексей почувствовал, как чье-то сильное тело завозилось под ним, и скорее инстинктивно, чем сознательно, еще раз ударил гранатой по затылку, теперь уже не защищенному каской. Человек под ним обмяк. Но в этот момент он почувствовал на себе еще одно тело, рванулся из-под него и занес руку для нового удара.

— Свои, свои… — вдруг раздался знакомый голос, и Алексей увидел рядом Беду, прижавшегося к стенке окопа.

Все еще не отпуская из рук человека под собой, Алексей оглянулся вокруг и увидел, как сзади Беды здоровенный немец, подмяв кого-то под себя, замахивался карманным ножом.

— Гляди сзади! — крикнул он Беде, предчувствуя опасность.

Беда рывком повернулся и опустил приклад на голову фашиста. Тот свалился замертво. Алексей, толкнув Беду, бросился к нему, перевернул… и увидел под ним Валентина. Кровь струей била из ножевой раны на горле, быстро заливала грудь, смачивая рукав гимнастерки.

— Валька!.. — истошно закричал Алексей и бросился к другу. Тот открыл глаза, что-то пытался сказать, но изо рта шла только вспененная кровь.