— Я знаю.

Они давно не летали вместе на своих собственных кораблях. Голубая предпочитала находиться с Жёлтой на борту и тихонечко признавалась, что ей лень брать на себя управление. Да и зачем, когда она может дразнить и отвлекать от столь важного занятия сестру?

— Чему это ты улыбаешься? — раздаётся голос из динамиков. Жёлтая бросает взгляд на экран, с которого на неё вопросительно смотрит Голубая.

— Да так. Вспомнила, что когда мы летаем вместе, то берём только мой корабль.

— И целый экипаж, между прочим.

— Ты сама настояла лететь в одиночку.

Голубая слегка виновато поджимает губы — словно действительно в чём-то провинилась, — на что Жёлтая откровенно любуется.

— Я уже вижу Землю.

Внешне планета ни капли не изменилась за шесть тысяч лет. Жёлтая, на самом деле, не помнит, как давно она видела колонию младшей сестры воочию: оглядываясь назад, она вспоминает, что с момента раскола видела вокруг себя лишь графики, отчёты, голограммы — тонну дел, в которых пытаешься утопить себя, лишь бы не вспоминать о трагедии.

Она не хочет вновь видеть Землю. Она помнит эту проклятую планету ещё когда говорила Голубой, что Розовая не готова нести за колонию ответственность. Она помнит, как не настояла на своём мнении и к чему это в итоге привело.

— И я уже вижу мятежников, — с предвкушением сообщает Голубая, когда они опускаются ниже к поверхности.

— Сначала Кластер, — напоминает Жёлтая.

Сначала Кластер, чтобы посеять хаос: чтобы они поняли, что им некуда бежать и нечего больше защищать. Отчаяние — одно из лучших наказаний для провинившихся перед Родным миром.

Это была даже не идея Жёлтой. В таких делах специалисткой была как раз Голубая.

— У нас проблемы, — шипит Жёлтая, глядя на состояние Кластера. — Он сопротивляется.

— Почему это проблема? — непонимающе хлопает ресницами Голубая, подперев кулаком голову. — Он же нестабилен.

— Нет, он запузырил сам себя и поэтому не принимал форму. С ним что-то сделали…

— Он всё ещё не может контролировать сам себя, так что… — корабль заметно потряхивает, из-за чего Голубая спешит отвести его немного назад. — Ч-что за…

Из-под земли тянутся тысячи рук тысячи самоцветов — скорее пугающее зрелище, нежели завораживающее, но она смотрит на него с немым восхищением. Кластер — воплощение несовершенства; творение, которым, возможно, смогла бы восхищаться только Розовая, потому что только она любила что-то столь несовершенное.

Что-то столь несовершенное её же и погубило.

Голос Жёлтой доносится до неё как сквозь толщу воды:

— Разбирайся с мятежниками, пока я буду отвлекать Кластер, — командует она и прерывает сестру, прежде чем та успевает возразить: — Я сказала, положи уже конец всему этому, Голубая!

Кристальные самоцветы наверняка долго праздновали свою победу. Роза Кварц слишком везучая и в который раз выходит сухой из воды. Сегодня Голубая получит её камень самолично.

Почему эта Роза до сих пор цела, а её младшая сестра — нет?

— Роза Кварц… так ты действительно сбежала из Родного мира, — она стискивает от злости зубы, срывается на крик, не сдерживая эмоций: — Это планета Розовой! Как ты посмела использовать её как укрытие?! Давай же! Сегодня ты сполна ответишь за всё, что сотворила!

Ей следовало найти Розу Кварц ещё шесть тысяч лет назад, но Белая запретила им заявляться на Землю, обосновав это призрачной «опасностью». Ей следовало ослушаться, оступиться, сделать по-своему — хотя бы ради Розовой. Ей следовало сделать так много всего, но она сделала это слишком поздно.

Роза Кварц выходит вперёд, со всей убедительностью кричит:

— Голубой Алмаз, прошу, послушайте меня! Я не раскалывал Розовый Алмаз, она прямо перед вами! Это довольно интересно, что вы подумаете насчёт этого…

Голубая практически не слушает её: за спиной Розы Кварц сливаются несколько самоцветов, что само по себе отвратительно. В руке скапливается энергия, которую она сразу запускает в преступницу.

— Довольно! — слишком слабый заряд, который не причиняет никакого вреда: у Голубой в последний момент дрогнула рука. Слияние рычит на неё, ловит свою предводительницу, на что Алмаз лишь усмехается: никакое, даже самое большое слияние, её сейчас не остановит.

— Ты не поймёшь, как долго я оплакивала её… — дрожащими губами произносит Голубая, чувствуя, как теряет над эмоциями контроль. — Что тысячи лет горя сделали со мной!!!

Аура вырывается из-под контроля вместе с потоком слёз, которые Голубая даже не пытается остановить. Слияние распадается мгновенно, и мятежники падают на колени — шесть тысяч лет назад эта аура разорвала бы их физические оболочки в клочья.

Вместо них её атакует человек — атакует тем мечом, который Голубая так часто видела в рапортах.

— Я знаю этот меч… — шепчет она, без труда поймав оружие пальцами. — Это меч, который расколол её! — и с лёгкостью ломает его в своих руках, отбрасывая человека в сторону.

Камень Голубой до сих пор помнит влияние ауры Жёлтой: как та желала уничтожить каждого Кристального самоцвета, как жаждала расколоть камень Розы Кварц. Они это заслужили.

Сладость их мимолётной победы на восстании развеет только раскол.

Вперёд выходит одна из Кристальных самоцветов — удивительно, что она вообще поднялась. Им следует оставаться на месте, чтобы заслужить хоть какую-то милость перед их судьёй.

— Голубой Алмаз!

— Ты ещё кто? — мрачно отзывается Голубая, презрительно поморщившись. Самоцвет был смутно знакомым.

— Я — это два самоцвета, которые заботятся друг о друге и защищают друг друга от любой опасности…

Голубая припоминает это слияние и даже невольно восхищается. Весьма крепкое, раз держится под её аурой.

— Ты не смогла остановить меня шесть тысяч лет назад, не остановишь и сейчас!

Ох. Точно.

— Рубин и Сапфир, потревожившие мою свиту? — неуверенно предполагает Голубая. Слияние подходит вплотную, хватается за платье и бьёт по нему кулаком:

— Это должен был быть мой день!

— Ты надеешься победить меня, цепляясь за ноги? — усмехается Алмаз. — Следовало делать это раньше, а не…

— Мне лишь нужно было не дать тебе сделать три шага вправо.

Глаза Голубой расширяются от удивления. На голову капает вода, что уже наталкивает на неприятные мысли.

Подняв взгляд, она видит улыбающуюся Лазурит, которая всем своим видом показывает, как «рада» видеть свой Алмаз, и удерживает в воздухе целый амбар.

Который летит в неё, едва Голубая успевает что-либо предпринять.

— Алмазы бросили нас, как ты не понимаешь?! Мы никогда не были для них хоть немного важными, Ляпис!

Она ведь была особенной. Она была для Голубого Алмаза лучшей, неповторимой!

— На твоё место уже давно пришла новая Лазурит!

Она не заслужила всего этого. Она верой и правдой выполняла приказы долгие тысячи лет, ловила похвалу из уст Голубой и была… счастлива?

Она была счастлива. В какой-то мере. Но сейчас, даже если она попробует вернуться вновь…

— Тебя расколят, голубоглазка, помяни моё слово!..

Ляпис обхватывает голову руками, словно пытаясь прогнать оттуда чужие голоса. Яшму она точно зря вспомнила.

— Твой Алмаз хотя бы жив…

В слиянии Ляпис чувствовала злость Яшмы: злость на Розу Кварц и в то же время — обиду и горечь от потери Розовой. Горевала бы Ляпис, если бы потеряла Голубую? Раньше — да, но сейчас…

— Ляпис Лазурит!..

Сейчас, когда Голубая произнесла её имя, явно вспомнив одну из своих лучших Лазуритов, у Ляпис на губах играет улыбка. Она вечная пленница своего прошлого — черта, вероятно, перенятая у Голубого Алмаза, которая точно так же не способна двигаться дальше. Ляпис не будет такой, как её Алмаз, она перешагнёт через себя.

Олицетворение её прошлого прямо перед ней: её страхи, её волнения, её восхищение — всё, что Ляпис когда-либо испытывала, было связано с Голубой, но всё изменилось.