Раньше Жёлтая считала, что их объединяет Белая, затем — Голубая, и только сейчас она понимает, что у них нет какого-то одного объединяющего зерна: они все часть единого целого, все они — идеально подходящие друг другу детали, которые вместе создают гармонию. Стоит одному винтику покинуть механизм — и всё рушится буквально на глазах.
Это она не уберегла Розовую, слишком смягчилась под влиянием сестёр, позволила эмоциям одержать верх, и вот к чему всё привело. Даже Белая стала мрачнее бескрайних просторов космоса, и приближаться к ней в таком состоянии становилось вдвойне страшней.
Никто из разбитых на Земле самоцветов и близко не заслуживает пощады, а у Жёлтой как раз давно валяется интересный проект, в котором пригодятся столь бесполезные осколки. Голубая не останавливает её, но всё, чего она просит — это сохранить Зоопарк, созданный для Розовой, и Розовых Кварцев. Они приходят к этому маленькому компромиссу от безысходности: Жёлтой необходимо выплеснуть ярость, которая мешает ей рационально мыслить, а Голубой всего лишь нужно место, где она сможет предаваться своему горю в полной мере.
От их былой целостности остаётся лишь иллюзия: Белая связывается с ними только через свою Жемчужину, Голубая всё чаще старается остаться одна, а Жёлтая фанатично проводит чистку рядов в своих армиях.
Всё рушится только потому, что их осталось трое.
Сначала Роза улыбается через силу, затем напоминает себе, что она всё ещё остаётся лидером Кристальных самоцветов, и негоже это — столько тосковать, на неё ведь смотрят Гранат и Жемчуг. По всей Земле разбросаны покорёженные самоцветы и их осколки, и потому работы ещё немерено.
Роза возвращается на то самое поле, которое встречает её клубникой небывалых размеров и форм, что абсолютно не укладывается в её голове: в воспоминаниях это место охвачено огнём, болью, оно сверкало тысячами осколков, а сейчас цветёт невероятной красотой органической жизни. За последние десятки лет она впервые смеётся — искренне, от души, ловя на себе удивлённые взгляды соратниц.
— Вы только посмотрите, — указывает она на поле. — Земля — удивительное место…
Гранат смотрит немного потерянно, Жемчуг неловко улыбается, а Роза продолжает хохотать.
Земля — удивительное место: здесь постоянно всё меняется, подстраивается под окружающую среду, не даёт так просто себя поглотить. Прошлое, каким бы болезненным оно ни было, преобразуется в прекрасное настоящее; цветущая клубника по-прежнему напоминает о том, что здесь произошло, потому что Роза знает: клубника растёт только на богатых минеральных почвах, а здесь всё буквально пропитано самоцветами.
Забывать о том, что произошло, нельзя. Роза будет помнить: и Снежинку, и Кружевной Агат, и Висмут, перед которой ей до сих пор стыдно, и многих других, но эти воспоминания не должны мешать наслаждаться тем, что она имеет сейчас.
Её сёстры когда-нибудь научатся улыбаться без неё, однако Розовая слишком устала бороться за эту улыбку. Она хочет улыбаться сейчас, хочет делать всё, что пожелает, и не быть запертой в мрачной башне. Если для этого ей навсегда придётся остаться Розой Кварц — она останется.
И будет жить так, как сама хочет.
За спиной перешёптываются, мерзко обсуждают идеальную Яшму, у которой раскололи Алмаз; вслух обвинения не произносят, но Яшма ощущает на своей коже несмываемый позор. Такая идеальная — и так облажалась.
Новая форма сдавливает грудь; жёлтый ромб ощущается чужеродным настолько, что хочется вырвать его из груди, и принадлежность другому Алмазу до сих пор не укладывается в голове. Яшма помнит, как столкнулась на поле битвы с Розой Кварц, как рвалась в бой, как столкнулась с ней взглядом: у Розы чуть расширились глаза при виде Яшмы, но атаку она отразила мастерски. Её техника боя была в принципе впечатляющей настолько, что она жалеет о том, что столь хороший самоцвет возглавил столь нелепое восстание.
Но Роза Кварц — не причина всех бед. Причина в инакомыслии, а на месте Розы мог оказаться кто угодно. Следует искоренять причину, а не следствия. Следует ставить на место слишком много возомнивших о себе самоцветов с самого начала.
Радостно смеющиеся Аметисты, которых определили в Зоопарк Розового Алмаза, вызывают лишь презрение и раздражение: почему-то они рады такой лёгкой службе, рады тому, что их не раскололи. Такие простые и недалёкие, что становится тошно. Яшма не умеет так и потому злится: на Аметистов, на своего Алмаза, на себя, в конце концов.
Розовый Алмаз по-прежнему улыбается ей в воспоминаниях, а Яшма упорно стирает её образ из головы, кидает его в самый уголок сознания. Так она ничего не добьётся. Розовый Алмаз учила радоваться жизни, радоваться факту своего существования, но все её учения перечеркнули раскол и предательство.
Её Алмаз ошибалась, твердит себе Яшма. Аметисты, которые смеются после раскола своего Алмаза, — ничтожества; она не хочет иметь с ними ничего общего. Она хочет стереть пятно позора на своей чести за то, что появилась не в то время, не у того Алмаза, не на той планете.
Шёпот за спиной давно прекратился, но Яшма продолжает слышать отголоски осуждения со стороны других самоцветов, которые звучат теперь только в её голове.
Розовая редко плакала и иногда видела, как плачет Голубая. Плакала ли когда-нибудь Жёлтая в своей жизни, она не знает, но твёрдо уверена, что та никогда не призналась бы в этом.
Розовая восхищалась Жёлтой больше, чем Голубой, и в этом она тоже никогда не признается. Жёлтая излучает силу, власть, могущество; её боятся и почитают, однако Голубая учила, что уважения и подчинения можно добиться не только силой, и не стоит всегда смотреть на Жёлтую как на пример для подражания. В такие моменты Розовая хмурила бровки и смущённо говорила, что она и не смотрит: Жёлтая бесчувственна и холодна — кто вообще хочет быть на неё похожей? Голубая смеялась своим восхитительным добрым смехом, а Жёлтая лишь безразлично фыркала.
Иногда она скучает по сёстрам. Иногда это заставляет её лить слёзы. Иногда — совсем редко — приступы необоснованной грусти застают врасплох, но Розовая всегда старается остаться наедине в таких случаях. Сегодня свидетелем её невольной печали стал старый лев.
Животные не глупые, они многое понимают — именно это уяснила для себя Роза, пробыв на Земле так долго. Лев кладёт свою голову ей на колени, щекочет гривой кожу, и она улыбается сквозь слёзы. Он слишком стар, ходит уже вне прайда, ему недолго осталось. Цикличность органической жизни вгоняет в тоску до тех пор, пока к ней не привыкнешь, пока не примешь её.
Роза старается не плакать просто так, потому что её слёзы — единственное, что способно излечить треснутые самоцветы, но сейчас можно: сейчас на Земле остались лишь повреждённые самоцветы, а она не знает, как им помочь. Здесь её слёзы бессильны.
Лев на коленях замирает, не двигается долгое время, и Роза с сожалением понимает, что его время истекло. Она смахивает слезу, в последний раз гладит гриву, которая от одного её прикосновения начинает окрашиваться в розовый. Лев поворачивает голову, глупо моргает глазами, глядя на Розу, и та поражённо смотрит на него в ответ.
Рука проваливается в гриву, Роза теряется ещё сильнее. Лев недовольно фыркает. Даже помереть спокойно не дали.
Голубая Жемчужина скользит по водной глади, поднимает вверх свою изящную ножку, красиво выгибается, бросает мимолётный взгляд на Голубого Алмаза. Продолжает вальсировать, и в полутьме изредка блестят капли воды, шелестит в тишине прозрачная юбка.
— Ты красива, как и всегда, Жемчуг, — шепчет Голубая, протягивая руку к прислужнице, и та покорно запрыгивает на ладонь. — Твои танцы завораживают.
— Спасибо, мой Алмаз.
Жемчужине хочется сказать гораздо больше, чем это сухое «спасибо, мой Алмаз», но она не произносит больше не слова. Алмазу не нужны огромные оды о том, как она счастлива танцевать для неё, как сильно её радует возможность быть полезной. Из глаз с ромбовидным зрачком льются слёзы, заставляя Жемчуг чувствовать привычную тоску по Розовому Алмазу.
