Как только Эйлин почувствовала твердую землю под ногами, захотела рухнуть и позволить себе закричать после всего, что пришлось пережить. Она могла бы и умереть на этой земле, позволь ей судьба.

Домовик крепче сжал ее пальцы, сочувственно глядя в глаза. Дрожащей рукой она поправила ему ливрею, пальцы скользнули по мягкой ткани, а потом попыталась выдавить улыбку, благодаря. Несколько секунд эльф мялся, думая, можно ли оставлять юную мисс одну, но вскоре трансгрессировал.

Сразу же как он исчез, Эйлин взвыла, рухнув на пыльную дорогу. О, как же ей было плохо. Она предательница.

Предала семью, все, что ей рассказывали, все заветы предков, да даже моральную честь. Она не должна была этого делать, совершила огромную глупость, за которую должна расплачиваться всю жизнь в отдалении от магии и волшебников.

Она не имеет право колдовать и носить палочку, творить волшебство. Она предательница и изгой, потерявшая собственное достоинство.

Эйлин размазала ладонью слезы по раскрасневшемуся лицу и достала волшебную палочку. Ту самую, что выбрала в одиннадцать лет, ее подругу, которая никогда не предавала и не бросала. А она предала всех и ее в том числе.

— Прости меня, — последний раз прочертив подушечками пальцев невесомую линию по древку, она обхватила его. Несколько секунд ничего не происходило, но с тихим треском палочка переломилась, и две половинки оказались в ладонях. Легкая дымка поднялась в воздух, на секунду дотронувшись до ее лица.

Только что она отпустила свое волшебство. Предала.

— Девушка, вы в порядке? — сзади ее окликнул обеспокоенный мужской голос.

Воздух будто потяжелел, препятствуя каждому движению. С трудом она медленно повернула голову назад, убирая прилипшие к лицу волосы за уши.

К ней быстрыми шагами приближался высокий черноволосый мужчина с несколькими свежими царапинами на лице. Не в силах вымолвить и слова Эйлин вновь всхлипнула, чувствуя, как горячая слеза прочертила дорожку по распаленной щеке.

— Может быть, вам помочь? — он присел рядом, заглядывая в ее черные глаза и видя собственное отражение. — Вы одна здесь?

— М-мне надо спрятаться от своей семьи, — прошептала Эйлин, отворачиваясь. — Но не знаю как.

— Давайте, я помогу вам. Пойдемте, мой дом как раз недалеко.

Он протянул к ней грубые руки, желая помочь встать, но лишь больше испугал. Отшатнувшись назад, Эйлин замерла, стараясь вновь прийти в чувство.

— Хорошо, понял. Смотрите, я встаю, вот, — он поднял руки перед собой, медленно поднимаясь и не прерывая зрительный контакт. Девушка вновь испуганно дернулась, обняв себя руками, но не всхлипнула. Ни одного звука не слетело с приоткрытых алых губ. — Меня зовут Тобиас. А вас?

— Эйлин, — тихо прошептала она, крепче задергивая мантию.

— Очень красивое имя. А теперь я протяну руку и помогу встать. Смотри, я не собираюсь причинять тебе боль, — он лучезарно улыбнулся, обнажая зубы и протягивая ей руку.

Несколько секунд она мялась, пытаясь собраться с мыслями и привести себя в чувство. Этот человек показался ей добрым и хорошим. Он предложил помощь, он всего лишь хочет помочь, а не издеваться над ней.

Губы дрогнули в подобии улыбки, и она вложила свою ладонь в его.

***

Рикарда задумчиво глядела на завтракающих обитателей дома. Ей совершенно не нравилась прибывшая гостья, все щебетавшая и щебетавшая, кажется, не замолкая ни на секунду, желающая поймать одобрение Антонина, который никак не реагировал.

И дураку было понятно, что девчонка влюблена в дядюшку, а еще желает сделать все, чтобы это светлое чувство было обоюдным.

Элла притворялась дурочкой, помешанной на собственной красоте и не смотрящей дальше модных журналов. Может быть, так и было, но женская хитрость так и мелькала в глазах, обращенных на светлый лик Антонина.

Слишком избалованная.

Такой итог за время наблюдения могла дать Рикарда.

Но она не была бы собой, если не нашла в этом плюс. Полный неприязни взгляд малютки Адель говорил о многом. Это был шанс разобраться в себе, ну и подсуетиться, конечно. И она сделает все, чтобы ее девочка вышла из этой странной, но захватывающей игры победителем.

Но для начала стоило вправить мозги читающему газету лорду Лестрейнджу.

Корвус, несомненно чувствовавший прожигающий взгляд жены, то ли тянул время, то ли наслаждался ее недовольством, то ли прикидывался дурачком, но из-за стола не выходил слишком долго, даже не оглянувшись, когда «сбежала» Адель.

Повезло еще, что всему приходит конец, так и Лорд поднялся, пожелал приятно провести время и с легкой улыбкой направился на выход. Даже не посмотрев на ее портрет.

— Нам надо поговорить, — голосом, не терпящим возражений, возвестила Рикарда и насмешливо подняла бровь, когда улыбка стала сползать с его лица.

— Конечно, пойдем, — кивнул Корвус и вышел за дверь. Раздраженно фыркнув, она углубилась в портрет, пересекая многочисленные картины дома Лестрейнджей.

— Скажи мне, — сразу же начала она, как только супруг зашел в кабинет, — кто эта девчонка?

— Если ты об Адель, спешу напомнить, что наша дочь.

— Не зли меня, дорогой, а лучше скажи, с какого дерева рухнула Элла?

— Ах, ты о мисс Долоховой! Зачем же путать меня, Рикарда? — откровенно потешаясь, задал он риторический вопрос, садясь в кожаное кресло. — Антонин попросил об услуге, чтобы девочка пожила с нами до конца августа. Не так уж долго, согласись.

— Корвус, прекрати. Не испытывай мое терпение.

— Если ты хочешь получить ответы, задай нормальные вопросы, а не набрасывайся с упреками.

— Ты смешон, — фыркнула Рикарда, но все же закусила губу, опуская взгляд. — Почему ты позволил этой девчонке жить у нас?

— Антонин попросил меня об услуге, мог ли я отказать?

— Ты, кажется, хотел, чтобы он женился на ком-то из наших дочерей, а не собственной племяннице.

Последние слова заставили Корвуса расхохотаться и отвернуться от портрета жены. Кресло скрипнуло, но поддалось телодвижением хозяина.

— Дорогая, уверен, этого не случится. Ну, а если все же произойдет, значит, у них на роду было написано.

Рикарда обиженно топнула ногой, серебрящиеся на солнце волосы подпрыгнули, рассыпавшись на плечах, но ее супруг даже не обратил внимания, беря со стола газету. Ту же самую.

— Ты моей смерти хочешь, — обессилено выдохнула она, понимая, что не вытянет из него больше ни слова.

***

Начало POV.

Мне начинает казаться, что эта Элла была прислана дьяволом. Мы только позавтракали вместе, а меня уже выворачивает от томных взглядов в сторону Долохова. Розовые-розовые сопли. Гадость.

А этому ничего, сидит, смотрит, довольный вниманием к своей персоне. Еще и с утра пришла газета, где говорилось, что Майкнер попал в больницу с непонятным заболеванием.

Надо было видеть взгляд Реддла, когда мы с сестренкой углубились в издание, похоже, став женскими молодыми копиями папули. Фрэнк вообще отключился после вчерашнего. Зуб даю, у него перед глазами Диана в таком платье кружится.

Куда не посмотри, везде любовь. Омерзительно.

Хотя бы парк не разочаровывает. Без приключений смогла дойти до водоема, листья зеленые (не розовые!), сочные, растительность напиталась вчерашним дождем. Восхитительная картина. И нигде, совершенно нигде, нет той противной атмосферы.

Интересно, что со мной происходит-то? Вроде раньше на это не обращала внимания, а сейчас думаю постоянно.

Взрослею наверно. Любви хочется.

Хотя нет, не хочется. А вот если я продолжу об этом размышлять, мне захочется в Мунго на длительный курс лечения. И желательно в белую комнату с белыми кроватями и белой пижамой. Буду сидеть и петь о том, как живется на белых болотах.

Интересно все же, насколько события, которые происходят сейчас влияют на историю? Мы уже смогли что-то поменять или наоборот, направляем жизнь многих в пропасть?

В таком ключе даже желание свести Реддла и Розали кажется опасным. Ну почему Роулинг так мало времени посвятила описанию молодости Темного Лорда? Знали хотя бы, чего ожидать и в какую сторону двигаться.