Тем же вечером благодаря искренним просьбам Гермионы, мадам Помфри отпустила ее, наказав беречь себя, чтобы раны затянулись до конца. Беллатрикс, Абигейл и Андромеда встретили ее возле дверей Больничного крыла и частично показали Хогвартс и несколько путей до подземелий. На одном из них к ним присоединились братья Лестрейнджи, высказавшие сочувствие к участи Гермионы. Но они быстро забросили маски беспокоящихся людей, рассказывая последние новости о том, какие законы требовали магглорожденные, припоминая, какой террор устроил Гриндевальд, и говоря, что правительство обязано возвысить их чуть ли не до императоров. Гермиона не верила собственным ушам, понимая, что это невероятный бред, который приведет этот мир в тартарары.
— А что наш министр? — едко поинтересовалась Абигейл, складывая руки на груди.
— Держится. До сих пор поражаюсь, как они с директором все еще сдерживают грядущую революцию, — ответил Рудольфус, державший Беллу за руку. — Боюсь, если ничего не произойдет, маги истребят друг друга. Даже в школе дуэли продолжаются, хотя несколько человек отправлены в Азкабан. Что уж говорить о большом мире, — он резко замер, дернув на себя зазевавшую Беллатрикс. Та ойкнула, вцепившись в его плечи, а потом вся компания одновременно подняла головы. На потолке висела омела, дразнящая тихим и мелодичным звоном колокольчиков.
— Ну что, супруги Лестрейнджи, смотрите, сама магия хочет освежить ваши отношения, — расхохоталась Андромеда, мельком глянув на остальных.
— А то уже полгода женаты, это же сколько времени! — подхватил Рабастан, передав хитрый взгляд Абигейл. — Думаю, пока мы не вернемся с каникул, нужно держаться друг от друга на расстоянии.
— Да пошел ты, — не глядя на целующуюся парочку и остальных, та резко пошла в сторону, что-то крикнув.
Следующие дни Абигейл постоянно таскала Гермиону за собой, не давая возможности найти хотя бы крапинку информации про загадочный артефакт и перемещения. Очень часто к ней присоединялись сестры Меда и Белла. Они обе оказались жизнерадостными и дружелюбными, делая все, что только можно, стараясь найти любую лазейку, если Гермиона попадала в нелепую ситуацию. Несколько раз они даже вытащили ее на улицу, где падали огромные хлопья мягкого и пушистого снега. В те моменты Гермиона острее всего чувствовала потребность в близких, оставшихся там. Ночью постоянно доставали кошмары, где они погибают в крови, шепчут ее имя, просят о помощи, но она не может подойти, даже коснуться их кожи. А затем тела заметает белоснежный снег, из ниоткуда появляются сотни украшенных елок, которые вместо крестов и могильных плит показывают, где лежат люди. Погибшие люди на войне от рук Тома Марволо Реддла и Антонина Долохова, с которыми она часто пересекается в коридорах. Долохов остался до Сочельника, пропадая в кабинете директора, но плюсом его присутствия было то, что дуэли прекратились.
— Тебя эти к себе зовут, — размышления о том, что нужно сделать, прервал взволнованный голос Абигейл. Ее глаза сверкали сумасшедшим блеском, щеки раскраснелись, а волосы растрепались, будто она только что бежала марафон. Гермиона уже привыкла к тому, как она называет двух политиков, с интересом наблюдающих за ней. Очень странно было ощущать, что после первой и единственной истерики, она смогла трезво оценить ситуацию и понять, что те жестокие убийцы в ее мире не имеют ничего общего с этими людьми. Кроме внешности и некоторых черт характера. Все же Гермиона считала, что характеры в разных мирах у людей разные, из-за тех же обстоятельств. А еще именно эти люди, скорей всего, помогут ей отправиться обратно. И когда она вернется, жизнь этого мира пойдет своим чередом, а там она поможет Гарри и Рону уничтожить крестражи и восстановить порядок. Их ничего не будет связывать. Но это дальше, и в будущем Гермиона найдет способ избавиться от желания любоваться директором и краснеть даже при фразе «Доброе утро, мисс Гамп». И она уж точно не позволит больше искать взглядом надоедливую омелу, постоянно появляющуюся где-то недалеко в это время.
Весь путь до кабинета директора Абигейл молчала, хотя порывалась что-то сказать, но тут же со стуком стискивала челюсти и отворачивалась, поправляя волосы. Она вообще казалась Гермионе странной. Все учителя звали ее по имени, хотя остальных по фамилиям. Она уже давно привыкла, что некоторые однокурсницы — Леди или миссис, так что казалось странным с ее стороны скрывать даже фамилию мужа, все же обручальное кольцо на пальце видно всем.
— Ты только не нервничай. Если что, я буду рядом, — тихо проговорила она, старательно отводя глаза, перед тем как постучать. Именно эта фраза больно уколола Гермиону глубоко внутри, заставляя ряд мыслей пронестись в голове. Она подумала и о том, что прибор вернут, позволят ей вернутся, скажут, что она остается, убьют. Но Абигейл не произнесла больше ни слова, чуть ли не заталкивая ее в кабинет и закрывая за собой дверь.
— Мисс Гамп, освоились хоть немного? Кажется, проблем с однокурсниками у вас не было.
— Компания девочек очень помогает, — потянув кучерявый локон вниз, чтобы занять руку, ответила она, оглядываясь вокруг. Все портреты директоров были пусты и черны, так же как и сам кабинет — мрачный, недоброжелательный, сгущающий краски и давящий на нервы. Совершенная противоположность тому, что было при Альбусе Дамблдоре. Погибшем в этом мире человеке, который мог бы ей помочь, и не пришлось бы доверять Лорду Волан-де-Морту и Долохову.
— Расскажи тогда о будущем. Что у вас произошло? Кем там являюсь я? Каких высот достиг? — заговорил директор, чуть наклонив голову. Голос снова полился, как масло, желая заставить Гермиону раскрыть все карты, но она лишь крепче сжала зубы, не желая делиться сокровенным. Что, если эта информация поможет Реддлу стать Лордом? Нет, она уже давно решила, что ничего не доверит этим двоим. Как говорил профессор Дамблдор, время должно идти своим чередом, а явное вмешательство лишь уничтожит выстроенное равновесие. И она всегда следовала этому правилу, когда пользовалась маховиком на третьем курсе, и сейчас делать исключение не собиралась.
— Я не скажу, — резко опустив руку, она сжала кулаки, на секунду оборачиваясь на молчащую Абигейл. Та подняла искристый взгляд и дернула уголком губ в подобии ухмылки. Как ни странно, но это действие придало невероятную уверенность в своей правоте. — Это может нарушить ход времени.
— Но мы живем в мирах-близнецах, ты не попала в прошлое.
— Если я расскажу, могу повлиять на будущее, и оно разовьется в самом ужасном ключе.
— Не думаю, что могут быть более кошмарные обстоятельства, чем сейчас, — он кивнул на окно, за которым светило яркое солнце, а с неба падал белый снег. Из приоткрытой форточки слышали крики студентов и заливистый смех, взметнувшийся ввысь.
— Я не имею права это сделать. Лучше верните прибор, и я отправлюсь обратно. Тогда уж точно никакая цепочка не будет нарушена, — несколько секунд директор сверлил ее взглядом темных пронзительных глаз, а потом выпрямился, закатывая рукава. Антонин отошел к одному из стеллажей и, немного покопавшись там, вернулся с тем самым артефактом.
— Ну, что же, раз ты столь упряма, не будем тебе мешать, — криво усмехнулся он, ставя его на стол. — Возвращайся.
Гермиона, не до конца веря в свою победу, оглянулась на Абигейл, заинтересованно вытянувшую шею и переводящую взгляд с нее на проводник и обратно. Глубоко вздохнув и приготовившись к той жуткой боли, она прикрыла глаза и прикоснулась кончиками пальцев к гладкой поверхности. Несколько секунд ничего не происходило, а в ушах звенела тишина, прервавшаяся медленными хлопками Реддла. Открыв сначала один глаз, а потом другой, Гермиона с удивлением глянула на него, пытаясь скрыть всепоглощающее отчаяние. Не сработало. У нее не получилось вернуться обратно.
— Антонин, ты был прав насчет того, что артефакт сломан, — все так же прожигая ее взглядом, проговорил он. — И что будем делать?
— Помогите мне вернуться, — тихо проговорила Гермиона, опуская глаза в пол и чувствуя, как на щеках расцветает предательский румянец. — Пожалуйста.
