Лене все происходящее порой казалось сном – но на этот раз светлым и долгожданным настолько, что было настоящим подвигом поверить в его реальность. Она приняла Юзефа и свою любовь к нему так, словно они были в ее сердце всегда. И теперь-то она была уверена, что её наивная детская вера в «суженого-ряженого» была предчувствием именно этой, а не какой-то иной встречи. Но стоило Юзефу выйти хотя бы в соседнюю комнату, как Лену охватывал необъяснимый страх, что он исчезнет и не вернется, а затем сотрутся из памяти его имя, голос и тепло его пальцев. Наверное поэтому она так цепко держалась за него, когда обнимала.
Все их занятия и увлечения, прежде казавшиеся им самим странноватыми из-за того, что друзья и знакомые мало что в них понимали и не слишком интересовались ими, вдруг нашли благодарного зрителя и соучастника. Юзеф никогда бы не поверил раньше, что будет рассказывать девушке об устройстве старинных часов – и это будет ей по-настоящему интересно! И что он будет читать свои сочинения вслух без мучительного чувства неловкости и стеснения перед слушателем, потому что слушатель был с ним самим на одной волне, на которой кроме них не было больше никого в этом мире. И сейчас Юзефу казалось, что его голосу внимает та, о ком были все эти светлые и мечтательные истории – безымянная незнакомка из его кратких зарисовок словами наконец-то обрела имя и плоть, словно он сам вызвал её из небытия или воплотил и оживил своей мечтой, как влюбленный в свое творение скульптор из древнего мифа.
И Лена никогда бы не поверила прежде, что чьи-то слова, написанные безупречным, как у гимназистов прошлых веков, почерком, наконец-то заполнят звенящую пустоту её незавершенных рисунков. И что она вообще сама позволит кому-то заполнить эту пустоту. Юзеф к удивлению Лены с совершенной точностью подбирал слова для каждого эскиза, словно создавая им оправу из «белых стихов» и лаконичных зарисовок в прозе, как она сама когда-то создавала иллюстрации для чужих книг. Теперь её «сиротские», по собственному же Лениному выражению, рисунки вдруг стали казаться поистине завершенными и совершенными. Всё изображенное обрело имена и смысл. Хрупкое сердце Лены раскрылось под чуткими руками Юзефа, как замерзший цветок в тепле.
«Столько лет я тебя искал» – думал каждый из них, но от осознания пройденного пути и пережитых невзгод не было осадка горечи. Старое закончилось без следа и теперь всё будет по-другому.
Глава 5.
Алиса в последние месяцы с головой ушла в круговерть лекций, экзаменов, работы и встреч с бесчисленными друзьями. График был настолько насыщенным, что она не обратила особого внимания на долгую паузу в их и без того не слишком частом общении с братом. Но с каждым новым днем в душе Алисы нарастало беспокойство: "Куда он пропал, почему не пишет и не звонит?". Конечно, Юзеф и раньше "забывал", что у него есть сестра, которая тоже порой скучает без брата, но все-таки как-то тревожно…
Телефон Юзефа молчал, на шутливо-разгневанную открытку, отправленную по почте, ответа не было. Наконец Алиса решила заявиться к нему прямо домой, но не тут-то было – дверь оказалась запертой, окна квартиры Юзефа были темными и безжизненными. Бдительная соседка-старушка, со скуки следившая за всеми обитателями подъезда, уверенно заявила, что никаких подозрительных посетителей к Юзефу не было, да и он сам вроде бы вернулся с работы в обычное время. Прождав пару часов до темноты, Алиса ушла с чувством растерянности и подступающего к горлу комка, потому что от волнения ей стали мерещиться самые мрачные картины.
"Где же ты, братец?" – Алиса смотрела в окно своей комнаты, но сумерки и тусклый фонарь над закованным в серый гранит каналом не отвечали. Фокус ее взгляда сместился на собственное отражение – темные, почти черные прямые волосы, по-лисьи заостренные черты лица, брови пиковой дамы из карточной колоды. Из общего у них с братом были только тонкие черты, бледная кожа и янтарного цвета глаза – в остальном они были похожи не больше, чем пламя и лед. И характеры их с детства различались настолько, что Алиса никогда не могла с уверенностью сказать, о чем именно думает ее брат. "Глаза у нас может и одинаковые, но видим ими мир мы по-разному". Обычно это не становилось проблемой, но именно сейчас ей было очень нужно понять ход мысли Юзефа и причину его исчезновения – но это понимание не приходило. Ночью Алиса долго не могла уснуть и только под утро ей приснился тревожный и неприятный сон.
Алиса стояла на оживленной многолюдной улице где-то в центре Города и вдруг заметила Юзефа в окне одного из домов, но он не замечал сестру и смотрел лишь в темноту перед собой. Темную комнату освещала единственная свеча и света было слишком мало, чтобы осветить дальние углы вытянутой и узкой, как гроб, комнаты. И вдруг темнота из дальних углов комнаты начала приближаться к Юзефу, протягивая к нему свои паучьи пальцы – и Алиса закричала от страха, но то ли стекло заглушало звуки, то ли уличный шум, но Юзеф не заметил ее и не обернулся. Он просто сидел на полу и безучастно смотрел на ползущую к нему тьму.
Начиная паниковать от нарастающего страха, Алиса все сильнее и сильнее била кулаками по стеклу, больше похожему на толстый лед на замерзшем озере – такое же прочное и обжигающе холодное, пока оно наконец не начало покрываться трещинами. Наконец разбилось! Алиса поспешно, не думая об острой кромке стекла, просунула руку в дыру от выпавшего осколка, наощупь открыла задвижку и распахнула окно настежь. Порыв ветра погасил свечу и погрузил комнату и неподвижный силуэт Юзефа во мрак. Алиса невольно отшатнулась, борясь с нахлынувшим страхом перед этой кромешной тьмой, но все-таки решилась и шагнула в черный провал распахнутого окна, словно в омут. Последнее, что она успела увидеть – рой бледных мотыльков, выпорхнувший из темноты и окруживший ее со всех сторон, словно облако…
Проснувшись, Алиса долго не могла прийти в себя и избавиться от дурных мыслей. Озноб от холодного ветра, повеявшего "с той стороны", не оставлял ее, а рука болела в том самом месте, где она во сне порезалась об осколок стекла… Вновь она уснула уже перед самым рассветом, когда ночная мгла уступила место предрассветным сумеркам. И на этот раз никаких снов Алиса не видела и спала беспробудным сном до тех пор, пока ее не разбудило щебетание птиц на ветке за окном.
Утром Алиса, наскоро выпив черный кофе без сахара и уже на улице у подъезда быстро выкурив сигарету (по детской привычке невольно оглядываясь, не застанет ли ее кто-то знакомый за этим "преступлением"), снова поспешила к Дому с Башней, где жил Юзеф. Сейчас этот дом со всеми его запертыми дверями и темными окнами казался ей ребусом, который она может разгадать, если будет достаточно внимательной и упорной. "Куда ты пропал? Уехал из Города? Ты же ни разу не уезжал отсюда за всю жизнь!" – думала она, пытаясь понять, что могло заставить Юзефа нарушить свою размеренную и тихую жизнь и может даже покинуть искренне любимый им Город.
Если Алисе порой было неуютно и тесно в слишком сыром и продуваемом ветрами Городе с его дворами-колодцами и лабиринтами из ветхих домов, то Юзеф, кажется, не мыслил иной жизни. Да и Алиса не могла представить брата где-либо еще. "Нет, не может этого быть. Ты все еще здесь… Но как мне найти тебя?".
В эту минуту краем глаза Алиса заметила что-то вроде тени, мелькнувшей в стороне у стены Дома. К своему удивлению она узнала кошку Юзефа – черный зверек уверенной трусцой направлялся куда-то по своим кошачьим делам. "Если бы Юзеф собирался уехать, он обязательно бы нашел кому оставить кошку и уж точно не стал бы выгонять ее на улицу. Следовательно, это произошло внезапно… А кошка, видимо, выбралась через открытую форточку!" – и действительно, форточка в одном из окон была приоткрыта. Алиса с трудом поборола сдавливающий горло страх и заставила убраться прочь мысли о том, что Юзеф сейчас может быть там один, за темными окнами, и что может быть уже слишком поздно. "Что же делать? Не в окно же мне лезть… Так, для начала надо поймать эту блудную кошку, чтобы не потерялась!" – как и Юзеф, Алиса всегда любила и жалела кошек, даже если они доставляли ей неудобства, поэтому, вздохнув, она поспешила за ускользающим в подворотне черным хвостом.
