А потому, соглашаясь на предложение Катрионы, он ничего не терял, а только приобретал. Так он думал в эту минуту.

– Вот и хорошо, – вдруг услышал он. – Мы знали, что вы не откажетесь.

– Но я еще ничего не ответил, – запротестовал было Борис.

– А то, что подумали, не в счет? – возмутилась Катриона. – Или вы думаете одно, а говорите другое? Тоже мне, Галилео Галилей нашелся!

И Борис мог бы поклясться, что она закончила свою гневную тираду насмешливой улыбкой. Но это поразило его не настолько, чтобы сменить тему разговора и начать задавать глупые вопросы о чтении мыслей на расстоянии и прочей антинаучной чепухе. То, что ему предлагалось обсудить, действительно было намного важнее всего остального в мире.

– Так да или нет? – спросила Катриона. Она явно начинала терять терпение. Поэтому он торопливо воскликнул, на этот раз почему-то по-французски:

– Oui, madam!

– Между прочим, mademoiselle, – поправила его Катриона. – Но к нашему разговору это не имеет никакого отношения. Итак, если вы согласны, то слушайте меня внимательно…

– А это надолго? – перебил ее Борис. – Ваши инструкции?

– А вы куда-то торопитесь? – удивилась Катриона. – В четыре часа утра?

– Зябко, – поежился Борис. – Рубашку накинуть можно?

В июле солнце и влажность совместными усилиями превращают Владивосток в раскаленную печку, и он спал голым. Однако на исходе даже июльской ночи можно озябнуть, если долго стоишь напротив приоткрытого окна обнаженным. Пытаясь согреться, Борис переминался с ноги на ногу, словно долговязый журавль на болоте, выслеживающий лягушек. Но это мало согревало.

– Рубашку можно, – милостиво разрешила Катриона. – И даже штаны, если хотите.

Борис мысленно ахнул. Ему пришла в голову нелепая мысль, что женщина, умеющая предугадывать будущее и читать мысли, была способна видеть своего собеседника, даже если тот находится за тысячи километров. И все это время она созерцала его, Бориса, во всей его первозданной тощей наготе, не скрытой никакими ухищрениями цивилизации! Подумав об этом, Борис невольно бросил взгляд вниз, куда-то между пупком и коленями, но не увидел ничего утешительного для себя. В свою защиту он мог бы сказать, что очень замерз, но сам понимал, что это оправдание не вызовет у его собеседницы ничего, кроме презрительной усмешки.

– Не преувеличивайте моих возможностей, – внезапно услышал он. – Я не настолько всевидяща!

Он не стал натягивать трусы и рубашку, а попросту быстренько завернулся в одеяло.

– Слушаю, – выдохнул он в трубку, которая все это время, брошенная на кровать, ехидно подмигивала ему зеленоватым мерцающим экраном. – И прошу меня извинить, что заставил ждать.

– Ничего, я не скучала, – ответила Катриона невинным голосом. Казалось, она искренне наслаждается смущением Бориса.

Но Борис не дал ей времени на это.

– И когда я смогу приступить к работе, которую вы мне предложили? – спросил он самым официальным тоном, на который был способен.

– Чем раньше, тем лучше, – последовал ответ. – Вообще-то, следующий после ночи на Ивана Купалу день считается лучшим днем в году для этого. Собственно говоря, именно поэтому я и позвонила вам этой ночью. Если вы отправитесь в путь немедленно, то успеете на утренний рейс на Москву. Оттуда – самолет на Лондон. Из Лондона – в Эдинбург. Там перейдете на местные авиалинии и доберетесь до Барра, одного из островов архипелага Внешних Гебрид. Оттуда на морском пароме до острова Льюис рукой подать. А на острове Льюис вас будет ждать катер. Небольшая прогулка по морю – и вы на острове Эйлин Мор. Учитывая разницу во времени, к ночи вы уже сможете приступить к исполнению обязанностей главного смотрителя маяка.

– Я вижу, вы все предусмотрели. И даже такие мелочи, как визы и билеты?

– Разумеется, – радостно сказала Катриона. – Все это уже ждет вас на reception в аэропорту вашего города. Кстати, у вас еще останется немного времени, чтобы на острове Льюис осмотреть святилище Калланиш. Прекрасный памятник эпохи неолита! Еще Плиний Старший и Птолемей упоминали о нем. Вы только представьте – тринадцать вертикально установленных каменных монументов, образующих круги диаметром до тринадцати метров. Правда, чудесно?

– Почему бы и нет, – не стал спорить Борис. – Если уж сам Птолемей…

– Поверьте мне, Борис, вы не пожалеете, – рассмеялась Катриона, словно звонкие колокольчики сыграли веселую мелодию. – И до скорой встречи!

– И когда же…, – начал было он фразу.

Но экран его мобильного телефона уже погас, словно разом омертвел.

Борис посмотрел на часы. Стрелки показывали начало пятого. Летние ночи коротки, и за окном уже посветлело, но улицы были пустынны, словно город вымер. Однако надо было торопиться, чтобы успеть на первый рейс до Москвы. До аэропорта он мог добраться часа за три-четыре, не раньше.

Борис был опытный путешественник. Уже через полчаса он собрался. Умылся, побрился, позавтракал, положил в дорожный рюкзак бритву, зубную щетку, смену белья, энциклопедию маяков мира и документы – диплом и два паспорта, российский и заграничный. Он здраво рассудил, что ни к чему нагружать себя вещами, если собираешься жить и работать на почти необитаемом острове, расположенном на краю света. Униформа обычно прилагается к контракту. А все остальное он сможет купить на острове Льюис, когда, как заверила его Катриона, у него будет время на созерцание местных достопримечательностей. Но осматривать каменные глыбы он не собирался. Намного интереснее было пообщаться с местными жителями, расспросить их о маяке Эйлин Мор и обо всем, что с ним связано. И удобнее всего это сделать в каком-либо магазинчике, расплачиваясь за покупки. Таким образом, он мог приобрести сразу две вещи по цене одной – галантерейный товар и информацию. Причем вторую, которая была бесценна, практически даром.

Борис надел основательно потертые джинсы, клетчатую рубашку, закинул рюкзак за спину и вышел из квартиры, даже не потрудившись написать записку ее хозяину. Он был слишком возбужден мечтами о будущем, чтобы задумываться о прошлом. Ключ он оставил под ковриком у порога.

День, в который начиналась его новая жизнь, обещал быть на диво хорошим. Утренний, но уже теплый ветерок ласкал кроны деревьев, те нежно шелестели листвой, вздрагивая в сладкой истоме под его робкими прикосновениями. И даже шустрые, встрепанные и чумазые городские воробьи чирикали не вразнобой, как обычно, а в лад, словно хором выводили какую-то мелодию. Они казались чуть сонными и уставшими, будто не спали в эту ночь, а предавались до утра веселью и любви.

– Эй, птахи, – окликнул их Борис. – Или вам тоже в ночь на Ивана Купала дозволено все?

Он вдруг все вспомнил. Мальчишкой, когда еще были живы его отец и мать, он проводил летние каникулы в деревне, у бабушки. И та рассказывала, что в ночь с 6 на 7 июля нельзя спать, потому что во сне, беспомощный, ты можешь стать жертвой нечистой силы. В эту самую короткую ночь в году нечисть получает законное право творить все, что ей вздумается, не страшась возмездия. Ведьмам дозволено танцевать на Лысой горе и приносить своему хозяину сатане человеческие жертвы, лешим – заводить путников в лес и там губить их, водяным – топить людей, колдунам – портить хлеба и молоко у коров.

Но и людям в эту ночь доступно многое из того, что было запретным ранее. Девушка может узнать свое будущее, пустив сплетенный из цветов венок по воде. А юноша без боязни быть утопленным может предаться плотской любви с русалкой, принявшей человеческий облик. И любой человек способен в одночасье стать богатым, отыскав в лесу цветущий папоротник, под которым скрывается несметный клад.

В древние времена, говорила ему бабушка Алевтина, старенькая, седенькая и беззубая, сама чем-то похожая на ведьму из сказки, но только очень добрую, день рождения Ивана Купалы отмечали многие народы. Только по-разному называли этот мистический, загадочный, разгульный и веселый праздник: в Литве – Ладо, в Латвии – Лиго, в Польше – Соботки, в Беларуси и на Украине – Купало или Купайло. Кто-то утверждал, что начало ему положил языческий Даждьбог, другие называли Иоанна Крестителя, а самые отпетые указывали на Ярилу, который издревле служил символом плодородия и мужской сексуальной мощи. Но на этом бабушкины рассуждения обычно прерывались, и Борис так никогда и не узнал, что она сама думала об этом, и кому из этих богов и святых в дни своей молодости платила щедрую дань в бессонную и бесстыжую ночь, случавшуюся раз в году…