Вика свернулась клубком на краю ложа, уткнув нос в собственную ладошку, и глубоко дышала. Действительно спала или хорошо притворялась. Проверять Анатолий не стал. Улёгся осторожно, чтобы не потревожить и поймал взглядом сквозь щёлку в портьерах блёклую звёздочку. Смотрел, пока глаза не закрылись сами собой. Снилось, как они с Мариком босиком бегают по усыпанному цветами полю, у каждого в руках бечева, на которой бьётся воздушный змей. Трава щекочет ступни, нить режет палец, но от этой боли становится ещё веселей.

– Мой выше! – кричит сын.

– Нет, мой!

Два хвостатых бумажных чудовища рассекают воздух, на миг заслоняя солнце, пронзающее их полупрозрачные тела золотыми лучами. Смех сына звенит как частая апрельская капель, выбивающая чечётку о жесть отливов. Анатолий во сне улыбался так широко, что не смог бы разлепить ресницы.

Сюжет сновидения всплыл из прошлого: накануне по дороге к озеру, где он надеялся найти сына, Анатолий проезжал мимо поля. Там лет шесть назад Марк и его дружок Артём запускали змея под руководством Дарьи. Артём – сын Александры и Даниила Ткаченко. Вика и Саша дружили ещё со времён юности. Анатолий и Даниил сошлись на любви к шахматам. Они в основном играли по переписке, но очные встречи бывали интереснее. В тот день Рубиновы пригласили друзей на барбекю. Пока взрослые ели и выпивали на лужайке за домом, мальчишки с Дашей ушли на прогулку. Их не было довольно долго, Александра разволновалась и попросила мужа разыскать Артёма. Рубинов пошёл с ним. По пути разбирали отложенную партию. Из-за выпитого виски обсуждение шло на повышенных тонах. Выйдя к полю, мужчины остановились. Забыли о шахматах и жёнах, такая весёлая сцена им открылась. Дарья ловко управлялась со змеем, а два шестилетки скакали вокруг неё с криками:

– Мама! Мама! Дай мне!

– Мама! Теперь я!

Даниил тогда мгновенно протрезвел. Подлетел к сыну, схватил за руку и потянул за собой. Мальчишка упирался, просил не уводить его, но Ткаченко действовал как автомат по заложенной программе. Проходя мимо Анатолия, взглянул на него с таким неодобрением, что тот почувствовал себя виноватым, хотя не мог взять в толк, в чём именно. Марик с сожалением смотрел вслед приятелю, но получив вожделенную нить, забыл о нём и побежал по полю, задрав голову. Артёмка же оборачивался до тех пор, пока они с отцом не скрылись за первым коттеджем посёлка. Рубинову тоже захотелось побегать по траве вместе с сыном, но неловко было оставлять Вику одну с гостями, поплёлся домой. И вот, спустя столько лет, в то время, когда Марк сбежал от них, Анатолию приснился этот чудный сон. Полный солнца и ощущения счастья.

Разбудили Рубинова прикосновения влажных мягких губ. Вика забралась к нему под одеяло, привалилась к его боку, целовала грудь и, обняв ногой, скользила ступнёй по его голени. Руки её шаловливо щекотали живот и подёргивали волоски. Ещё не растаяли остатки радостного сновидения, как Анатолий был готов ответить на Викин зов. Она приподнялась на руках, перекинула ногу через него и, гикая затанцевала:

– По коням! В атаку!

Уже через пару секунд их дыхание вошло в один глубокий ритм, и пространство комнаты заполнилось стонами наслаждения.

Всё произошло стремительно. Анатолий вернулся к действительности, когда ласковая кошечка рядом, прильнув к нему, шептала проникающим в мозг голосочком:

– О, мой король! Я, кажется, тебя изнасиловала. – Она засмеялась, подрагивая всем телом, отчего супруга захлестнула новая волна желания. Он преодолел соблазн, мягко отстранился и сел:

– Я в душ.

– Ну вот! – Вика откинулась на спину, разбросав руки в стороны. – Ни «доброго утра», ни «спасибо, милая», что за мужья пошли!

Анатолий обернулся, задержавшись взглядом на её восхитительной груди, и покачал головой:

– Извини. Не могу. Муторно на душе.

Закрывая дверь душевой, услышал брошенные вслед слова:

– На душе у него муть! Слабак!

«Уж не она ли устроила побег сначала Даше, а потом и Марку? – мелькнула ядовитая мысль, но Рубинов отогнал её: – Не может быть!»

Май 2018 года

Последнее, что помнила Даша – миниатюрный поднос под «Хохлому»⁶ , принесённый Музой в комнату. На подносе стояла чайная пара и чайник, расписанные в той же технике, и крошечная вазочка с крекером. За домработницей Рубиновых не водилось привычек ухаживать за Дашей. Вид, с которым она вошла и поставила поднос на стол, говорил о том, что идея была не её, это подтвердили слова:

– Виктория Максимовна велела.

– Спасибо. – Даша занималась книгами, отбирала те, из которых Марик уже вырос, чтобы отнести в библиотеку. Муза не уходила, ждала чего-то. Пришлось взять чашку и сделать глоток-другой. – Очень вкусный чай, спасибо, – повторила Даша. – Так и будешь стоять?

– Уж выпей! Чтобы мне за чашкой лишний раз не подниматься.

– Я сама принесу… и вымою.

Муза дёрнула плечом и царственной походкой удалилась. И за что она её так невзлюбила? Ещё прежняя домработница относилась к Даше пренебрежительно. Трудно сказать, была ли причиной зависть: обязанности няни со стороны казались пустяковыми, а зарплата –непомерно большой, или слухи о том, что она бросила ребёнка в роддоме, а Рубиновы, несмотря на это, доверили ей своего. Непросто было целыми днями находиться среди людей, настроенных негативно. Хозяин был подчёркнуто вежлив, но теплоты не чувствовалось даже в словах благодарности. Хозяйка презирала Дашу и постоянно демонстрировала это. Прежняя домработница, а затем и Муза, не особенно скрывали неприязнь. Лишь беззаветная любовь Марка удерживала Дашу в этом доме.

Марик! Огляделась, приподнимаясь на локте. Как её сюда занесло? Пустые стены оливкового цвета, односпальная кровать с застиранными, когда-то белыми, а теперь сероватыми простынями и коневым одеялом, рядом с кроватью тумбочка молочного цвета. Больница? Даша села и обнаружила, что одета в бледно-лиловое платье шифт из тонкого трикотажа с достигающими локтя рукавами. Белья под платьем не было. Как же так? Её увезли из дома, переодели, уложили на чужую кровать, а она ничегошеньки не помнит? Нашарила ногами пластмассовые шлёпанцы, встала, но тут же схватилась за спинку кровати. Комната медленно плыла. Переждав с минуту, когда кружение закончится, девушка выпрямилась и, стараясь не шевелить головой, чтобы не возобновилось вальсирование стен и потолка, пошла к выходу. За прозрачной дверью оказался метровый коридорчик. Слева тоже за стеклянной дверью находилась душевая, справа – туалет. Коридорчик утыкался в крепкую дверь цвета слоновой кости. Даша подёргала ручку – заперто. Постучала кулаком, прислушалась. Никакой реакции. Звала на помощь, долбила дверь кулаком и пяткой – бесполезно. Охрипшая и окончательно измученная оставила попытки докричаться до невидимых работников больницы и пошаркала обратно в комнату. По бокам от стеклянной двери нашлись стенные шкафы, в одном лежали Дашины вещи: джинсы, кофточки, футболки, носки, бельё – всё распределено по пакетам. Порывшись в сумочке, нашла паспорт, банковскую карту, фото с Мариком, вынутое из рамочки. Телефона не было.

Отсутствие телефона не слишком огорчило. Кому звонить? Родители не поддерживали с ней связи, так и не простив случившееся двенадцать лет назад. Возможно, вернись беспутная дочь в дом, покайся, попади под полный их контроль – пожалели бы. А так! Устроилась лучше многих путёвых. Разве таких прощают? Хозяина беспокоить она бы не решилась, Марика пугать – тем более. Оставались хозяйка и Муза – кто-то из них отправил Дашу в больницу. С этими говорить даже в бодром состоянии выше её сил, а уж в полуживом…

Добрела до окна. Подоконник располагался на уровне плеч, а стёкла до середины закрывала белая плёнка, так что разглядеть можно было лишь чистое небо и верхушку растущей неподалёку берёзы. Ветки её недавно оперились, глянцевые листочки ещё не успели заполнить крону, полупрозрачная, она лучилась оптимизмом.