– Да, конечно, Анатолий Сергеевич.

Рубинов вышел для разговора в коридор и теперь смотрел сквозь стеклянную стену в комнату для заседаний, где продолжалось совещание. Возвращаться туда не хотелось.

– Саша! – обернулся он к секретарю, который и вызвал его, сообщив, что звонят из дома. – Пойду. Пусть без меня продолжают. Насколько помню, больше ничего на сегодня?

– Ничего, Анатолий Сергеевич, – кивнул смуглый черноглазый молодой человек, уже два года работающий секретарём и высоко ценимый за расторопность. – Завтра договор подъедут заключать. К одиннадцати.

Рубинов кивнул и принял подаваемое Сашей полупальто. Он помнил о завтрашней встрече. Но там всё готово, а вот с Мариком надо разобраться. Эх, жаль, Дарьи нет, она всегда встречала мальчишку из школы. Звонки ничего не дали. Шестиклассников распустили как обычно. Марк Рубинов ушёл на автобусную остановку. Больше никто ничего не мог сообщить.

– Куда же ты пропал, сынок? – Мобильный Марика молчал. Очередной раз выслушав сообщение о том, что абонент недоступен, Анатолий в сердцах швырнул айфон на пассажирское сидение. – Да что же это за день!

Хотя день, надо признать, был совершенно обычный. Прочёсывание окрестностей школы, поездка по дороге от неё до посёлка оказались напрасными. Муза сообщала, что обзвонила друзей Марка, никто не знает, куда он мог пойти.

– Откуда же ты взяла их номера? – удивился Рубинов.

– Я нашла список в Дашином блокноте.

Анатолий медленно ехал по центральной улице посёлка, хотя не стоило надеяться, что Марк бесцельно тут бродит. Быть может, ищет Дарью, как и обещал. Вот глупыш! Подумалось, что нет никаких соображений о том, куда бы мог направиться сын. Гувернантка завела блокнот со списком его друзей, а отец не позаботился об этом. Как же он привык полагаться на Захарову во всём, что касалось Марика! Зря, выходит, привык. Надо было самому участвовать в жизни ребёнка. Перезвонив Музе, убедился, что сын до сих пор не вернулся, и заложил очередной круг мимо собственных ворот. Стоит в лес заглянуть – Марик с няней присмотрели там заветное местечко рядом с озерцом. Повозил пальцем по экрану айфона, настраивая навигатор, и поехал предлагаемым путём к прибрежной полянке.

Май 2018 года

Вика проспала уход мужа на работу. Это случалось редко, утренние игры Рубиновы любили даже больше ночных – и ему заряд на весь день, и ей не так тягостно ждать мужнина возвращения. Видно, вчерашняя свистопляска сказалась. Вика потягивалась, припоминая ощущения, и таяла, как мёд на водяной бане.

– О! Мой король, – растянула губы в плотоядной улыбке, неторопливо спустила ноги с кровати. Не нащупав домашних туфель, пошлёпала босяком по нагретому пробившимися сквозь небрежно задёрнутые шторы солнечными лучами паркету. Во дворе слышался робкий рокот мотора. Выглянула в окно: – Твоя Пенелопа⁵ ждёт, любимый! Ждёт с нетерпением.

Снова потянулась, на это раз приподнявшись на носки. Нынешнее утро она решила начать с бассейна. Надела сплошной, подаренный мужем купальник, водрузила поверх закрученных в узел волос плавательную шапочку, накинула махровый халат и, сунув ноги в пластиковые шлёпанцы, побежала по галерее. Домработница выглянула из кухонной арки, заслышав стук шагов.

– Доброе утречко, Виктория Максимовна! Купаться? – лыбится, точно мать родную увидела.

– Здравствуй, Муза. Всё хлопочешь?

– Тёпленько там, я проверила.

Вика, не отвечая, пролетела мимо, выскочила на крыльцо и замялась. Прохладный воздух обхватил лодыжки, расцеловал щёки и лоб. Быстрее!

Десяток шагов по дорожке из светлых широких плит, мимо зеленеющей упругой щёткой газона лужайки. Распахнуть и сразу прикрыть за собой стеклянную дверь и пройтись по узкому бордюру к полукруглой площадке с шезлонгом. Халатик – прочь, забросить его на полосатую спинку, тапочки – вон. Шаг по прохладному мрамору к отливающей изумрудным оттенком, пахнущей ароматной отдушкой воде и… тёплые струи щекочут тело, ласкают мягкими ладонями, будоражат проказливыми пузырьками.

Приятнее было бы плавать голышом. Вика позволяла себе такое утреннее развлечение до тех пор, пока сосед по-пьяни не проболтался Рубинову, что подсматривает за ней в бинокль. Саму Вику это только рассмешило, но Анатолий рассвирепел. Во-первых, заложил кирпичами и заштукатурил северное окно в спальне – двух восточных вполне хватало. Во-вторых, собрался закрашивать стеклянную стену бассейна. Вика еле отговорила, пообещав, что будет плавать в приличном виде. Уж очень ей нравилось лежать в тёплой воде под инфракрасными лампами, любуясь небом, укутанным ватными тучами или усыпанным звёздами, рассматривать сквозь прозрачные стенки кусты с едва раскрывшимися почками или с игольчатой изморозью на ветках. В такие минуты она чувствовала себя счастливой. А всего-то и нужно было забыть горькое детство, бесцветный год первого замужества, бесконечную беременность, роды, недовольство мужа её равнодушием к сыну и начать заново плести кружево жизни из крохотных узелков: радостных минут, страстных часов и умиротворённых дней. Последние десять лет и были волшебным временем – ажурным, узорчатым полотном, бесценным и нежным – перекрывающим прошлые неприятности.

Мать Вику не любила. Собственно, и отец не любил, как можно было предположить. Женились Альбина и Максим на четвёртом курсе института по залёту. Ему пришлось учиться за двоих, пока молодая неопытная супруга нянчилась с младенцем. Сразу после получения диплома Макса призвали в армию, Аля осталась на попечении собственных родителей. Через год случилось несчастье. Викины бабушка и дедушка ушли к родственникам встречать новый год и отравились палёной водкой. Малышка, если рассуждать здраво, спасла мамаше жизнь – приболела, её побоялись тащить с собой, оставив с Альбиной дома. Из всей родни кроме Альки и Вики уцелела только восьмидесятилетняя двоюродная прабабка.

Когда улеглась суета с похоронами, многочисленными поминками, метаниями по учреждениям, Альбина обнаружила рядом с собой не мужа, которого не отпустили даже на неделю, а соседа по лестничной площадке, овдовевшего за полгода до этого. Поначалу мужчина, сам не так давно прошедший через адовы круги похоронных бюро и кладбищенских услуг, помогал молоденькой соседке из чистой добросердечности. Именно он уговорил пожилую родственницу переписать на Альбину всё имущество. Так в свои двадцать три она оказалась владелицей двух квартир, гаража и старенькой Волги. Прабабка переехала к ней, вторую квартиру стали сдавать. Этот же самый сосед устроил Альбину бухгалтером в расположенную на городской окраине воинскую часть и помог оформить ребёнка в детский садик. На самом ли деле благодарная женщина расплачивалась постелью, Вика не могла знать, мать божилась, что нет, однако, доброхоты засыпали Максима письмами с щекотливыми подробностями её измен. Для него оказалось достаточно одних предположений, жить с той, кого вся округа не называет иначе как «подстилка», он не пожелал, да и прошла любовь, даже если была когда-то. Соседа вскоре перевели в другой город. Скандал повлиял или по другой причине, неизвестно. К Альбине – молодой разведёнке с дитём – потянулись холостые утешители. К тому моменту, когда Вика пошла в школу, только ленивый, включая старуху, жившую с ними в одной квартире, не называл её мать шалавой. Миленькой светловолосой девочке приходилось терпеть косые взгляды учителей, обзывательства одноклассников и щипки ребят постарше. Не было в ближнем окружении ни одного человека, не пророчившего ей сладкую дорожку. Разве что отец. Максим исправно платил алименты и раз в месяц забирал девочку на выходные. У него была другая семья, как считала Вика – невозможно благополучная. Жена смотрела на Макса с обожанием, мальчишки-близнецы висли на нём, страшно ревнуя к сестрице. Тогда-то, в подростковом возрасте, и дала Вика себе самое нерушимое слово стать счастливой и прожить жизнь с одним единственным.