Святослава отделили от группы, накинули сеть и вырубили, вколов серебро внутрь. Очнувшись и лежа на операционном столе, он видел только стерильную комнату. Святу планомерно, дозой за дозой, вводили яд оборотня, ослабляя организм, а потом, когда иммунитет уже не справлялся и даже следы от уколов не проходили, ему ввели что-то другое. Отчего колотило, ломало и гнуло. А потом остановилось сердце. Приходил в себя парень уже в резиденции Мастера и снова на столе, но уже прозекторском. Здесь все было пропитано запахом матери, и именно это запустило первую непроизвольную перемену…

Тогда только Лавьер заметил, как под его пальцами крошится гранитовая стена тюремных подземелий.

Как смели эти псы шелудивые терзать его прапрапраправнука?! Его кровь?!

По коридору, идущему между камер, пронёсся рык, а потом тихий, но четкий и уверенный приказ голосом брата «Спокойно!» И Святослав замолчал. А когда Александр зашел в камеру, парень сидел на кровати, забравшись туда с ногами, кутаясь в тёплое одеяло и прижимаясь к отцовскому боку. Его серые глаза ярко сверкали даже при отсутствии нормального освещения.

Он теперь был как дикий зверек. Дичился всех, разговаривал только с Бессмертным, и, даже когда пришли его братья, Свят лишь сильнее забился в угол. Артем, как вампир с давней волчьей кровью, пытался с ним поговорить, но Бессмертный-Лайт только зарычал, обнажая длинные, намного длиннее, чем у вампира или оборотня, клыки. Не получилось завязать разговор и Елизару, которого Святослав просто не подпустил к себе, глухо и зло рявкнув на своего двойняшку.

По просьбе Максима со средним братом в его отсутствие находилась Рада, которая в поисках матери была бесполезна, но Святу помочь могла. Ее, как ни странно, парень допустил до себя, предварительно внимательно обнюхав и оглядев. Конечно, он узнал ее, но пока против инстинктов идти не мог. Поначалу девушка немного нервничала, когда Святослав утыкался носом ей в ладонь и тихо сопел, часто засыпая прямо так, лежа головой у нее на коленях, но потом стала понимать, что так он чувствует себя ближе к матери. И со временем Радомира смогла разговорить Свята – как сильному эмпату, ей было намного легче сделать это, избегая нежелательных вопросов и при этом все равно зная, что испытывал брат.

- Я чувствую страх и боль. Очень много боли, - сказала повзрослевшая Радомира, когда Мастер призвал ее к себе. Девушка немного подросла, фигура потеряла некогда юношескую угловатость, а глаза и жесты стали спокойными и уверенными. Без сомнений, прошлые события и влияние Нуады пошло ей на пользу. – Святослав боится себя, боится сделать больно родным людям и поэтому стать отвергнутым ими. Он прекрасно все и всех помнит, он слышит вас еще до того, как вы выйдите из лифта на этаже, но он боится себя, своей реакции. Что не сдержится, не удержит новое для него, то самое, что поселили в нем оборотни – зверя внутри. И этот зверь пока не дает ему покоя. Но Свят справляется.

- Он справится. – Рядом с дочерью сидел Правитель Нуада. И уж он-то точно был напрочь лишен еще иногда играющего в Раде максимализма. Эльф как никто умел правильно оценить противника. – Он же сын Анетт.

Александр тогда кивнул, благодаря, и отпустил их.

Необходимо было продолжать поиски. А поиски зашли в тупик.

Потому что в церкви вампирам хода не было. Это была территория оборотней, и вломись вампиры на нее без приглашения и дозволения – грянет война.

- Она и так грянет, чтобы мы не сделали! – рявкнул брат, услышав его доводы. – Они забрали мою жену, искалечили сына, и после этого ты говоришь мне, что не хочешь войны?! – Бессмертный оказался всего в паре сантиметров от его лица, и блондин непроизвольно отступил на шаг: впервые за свою непомерно долгую жизнь он видел Максима таким – абсолютно безжалостным и совершенно бесчеловечным. – Не будет войны, Алекс. Будет геноцид. Кровавый, жестокий и бесчестный, но оборотни сполна заплатят за то, что сделали с моей семьей. Я лично вырежу всех взрослых мужчин в этой стае, до единого. И это будет уроком всем остальным. Никто не смеет трогать клан Ровеля Прародителя. Иначе некому будет трогать.

- Максим, послушай меня внимательно. – Лавьер чуть выпрямился, становясь одного роста с гладиатором и пытаясь подальше затолкнуть тот давний, потаенный, искренне им презираемый собственный страх перед этим мужчиной, который он испытал, когда впервые, в свои восемнадцать лет, столкнулся с ним взглядом. – Я не могу позволить тебе этого сделать. Не потому, что считаю тебя не в праве совершать подобное. Как раз я-то всеми руками «за», ибо мой клан, особенно малышка Лайт, неприкосновенны. Но вспомни, чему нас учил отец. «Мастер защищает свой народ».

- Я не Мастер…

Но Александр прервал его, положив руки на плечи и заглядывая в глаза.

- Не ври мне. Для Бессмертных ты важнее меня, ты выше Мастера, и твоё слово закон, в то время как мое – лишь пожелание. Ты – первый сын Ровеля. Да, я сын по крови, но ты – оплот его души, его первое творение. Лишь благодаря тебе он испытал радость, что приносит только связь создателя и новообращенного. Ты тоже Мастер. Ты – старейший из нас. Ты – мой старший брат. Ты – Мастер.

- Зачем ты говоришь мне все это? – чуть слышно спросил мужчина, отводя свой взгляд.

- Затем, брат, что оборотни – коллективные твари. И убив одну стаю, мы получим еще тысячу таких же. А против них придется выступить всем вампирам. Ты готов рискнуть своей расой ради Анетт?.. – Брюнет тут же вскинул голову и уже открыл рот, чтобы ответить, конечно же, положительно, но Мастер его перебил: - Знаю твой ответ. Но подумай: она бы хотела этого? Анетт Лайт, которая столько горя и боли перенесла, чтобы защитить свое племя. Та, которая столько сил вложила, чтобы мы жили в мире, без войн и смертей, чтобы создатели не теряли своих обращенных, а создания не оплакивали создателей. Она хотела бы этого? Простила бы она тебя за содеянное?!

Максим опустил голову. Конечно, она бы этого не хотела. Анетт всегда была против войны, даже если приходилось приносить в жертву миру собственное счастье. Она всегда защищала их расу. И Мастера.

- Подумай, Макс. Ты, который прошел столько войн, сражений, видел реки крови и бездну ужасов. Ты, который действительно знает, что несет с собой геноцид, и в состоянии единолично его устроить… Неужели ты сможешь обречь свое племя на все это?

Блондин очень надеялся, что подобрал правильные слова. Это для всех остальных он был и остается непогрешимым Мастером вампиров, сильнейшим из живущих, незыблемым гарантом вампирской монархии… А для Бессмертного Александр всегда был и останется младшим братом, восемнадцатилетним полукровкой, которого надо вечно беречь и защищать, потому что – младший, потому что – полукровка, потому что он – Мастер.

- Я понял тебя, брат, - ответил Максим, подняв голову. – Я тебя понял.

- Спасибо, брат, - с облегчением выдохнул Лавьер. – А теперь пойдем искать твою жену.

***

Анетт

Очень скоро я уже перестала вставать. У меня не было сил и не было никакого желания что-либо делать. Я часами лежала в одной позе, поджав ноги к груди и бездумно пялясь в одну точку на стене.

Иногда рассматривала свои руки, на которых яркими нитками выделялись вены, раньше светло-сиреневые и почти незаметные, а теперь – темно-фиолетовые и болезненно вздувшиеся.

Моим единственным посетителем был Ричард, и со временем я начала даже радоваться его приходу, потому что своим визитом он вносил хоть какое-то разнообразие в убранство моей комнаты. Теперь, когда я превратилась в собственную тень, Ричард ограничивался одним укусом в несколько дней. Я стала настолько апатичной и безопасной, что с меня даже сняли цепи. Это я, к слову, заметила не сразу. Но даже когда заметила, ничего не поменялось.

Мне мучительно не хватало солнца и свежего воздуха. Порой я замечала за собой слишком частое дыхание, начинало казаться, будто я задыхаюсь, и в эти моменты я эгоистично надеялась задохнуться, чтобы, наконец, прекратить свои мучения. После того видения с Мастером я почему-то перестала надеяться на спасение… Знала, что нельзя так думать, но отчаянье не оставляло места надежде. От этого я стала чахнуть в разы быстрее.