— Это потрясающе… Ты самое невероятное, что я видел в своей жизни. — Даже не могу вспомнить, какой восторженный полубред я шептал в своем «экстазе», внаглую щупая парня. Совсем забывшись, я провел рукой вдоль чужого крыла, заставив его медленно расправиться, выпуская все богатство шоколадных перьев на свободу.

Я пришел в себя, когда раздались вспышки от камер, и застал я себя, а точнее свой нос в глубине перьев оглушенного моим поведением парня. Наверное, этот человек еще не сталкивался со столь бесцеремонным отношением к себе (навряд ли его кто-то без спроса нюхал). Я жутко смутился и принялся извиняться, поправляя перышки и объясняя, что он просто невероятен. От моих слов его птичьи глаза стали еще больше увеличиваться. Я даже успел занервничать, испугавшись своей бестактности. Вот что эти разумные подумают о своих предках, глядя на мое поведение? Но все мои волнения заглушил вопрос, заданный кем-то из толпы.

— Ты считаешь ЭТО красивым?!

— Нет… Я считаю это потрясающим! — Я оглянулся в сторону говорившего и замер, как громом пораженный, вмиг забыв о своем смущении. Передо мной стояла женщина — змея почти полностью в чешуе, а рядом с ней мужчина — гепард с такой же женщиной. За ним был мужчина с глазами лемура. Я, как завороженный, брел среди сгущающейся толпы, все плотнее обступавшей меня.

Не все мутации были так заметны, как у мужчины — сокола или гепарда, но стоило всмотреться в человека перед собой, и я видел «дефект»: глаза, зрачки, волосы или слишком плотная кожа с отливом, нестандартный рот, неровности в позвоночнике. Но все они, тем не менее, были невероятными, я не мог скрыть своего восхищения и восторга, подходя почти к каждому из них и робко трогая их волосы или руки.

Поначалу я еще пытался вернуть себя в реальность и не щупать все, что перед собой видел, силой отдергивая свои вновь к кому-то тянущиеся руки, но никто не препятствовал мне, никто не возмущался, никто не разговаривал. Если бы я тогда обратил внимание, с какой радостью и надеждой они смотрят на меня, я бы испугался. Потом собравшиеся стали сами тянуть ко мне руки, ловя мои ладони, задерживая меня возле себя, вновь и вновь задавая один и тот же вопрос…

— Мы нравимся тебе?!

— Да

— Я нравлюсь тебе?!

— Да

— А я? Я нравлюсь?!

— И ты нравишься, ты просто потрясающий!

— А я?! А что ты скажешь про меня?! — неслось со всех сторон.

Чем очевидней внешне была мутация, тем сильнее разумный нуждался в моем одобрении. Я не сразу понял, в чем дело, почему мне задают из раза в раз один и тот же вопрос. Я был слишком ошарашен и восхищен увиденным, чтобы обратить внимание на то, как внимательно они слушают, что я бормочу о каждом из них, я не замечал как огромный зал в несколько тысяч квадратов быстро наполнялся людьми, каждый из которых стремился задать мне один и тот же вопрос. Меня так же, как и я сам, осторожно гладили и щупали, трогали волосы, почти полностью распустив косу. Я не обращал внимания на ощупывания, ведь в них не было сексуального подтекста. Если честно, я тогда еще был в экстазе от увиденного, чтобы начать анализировать обстановку вокруг.

Через какое-то время, устав отвечать на один и тот же вопрос, я остановился, удивленный своей догадкой. Я обвел взглядом выросшую толпу, удивляясь количеству людей окружавших меня.

— Вы что, сомневаетесь в том, что вы прекрасны? — Все молчали, стих гул вопросов. Я заглядывал в глаза, но «люди» смущенно отводили взгляд. — Я ничего не понимаю… Что с вами не так?!

— Мы уроды! — Через несколько минут молчания донеслось из глубин толпы. — Разве ты не видишь, кто перед тобой?! — в голосе кричавшего была злость, но отчаяния и боли в нем было больше.

— Нет, не вижу… — Прищурившись, я пытался разглядеть в расступающейся толпе говорившего. Вскоре передо мной появился угловатый подросток, выделявшийся не сколько своей мутацией, сколько очевидной бедностью в одежде.

Вокруг нас образовался небольшой круг. Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы разразиться длинной тирадой о том, какие они потрясающие, уникальные и запнулся, так и не начав говорить… У этого парня в глазах не было надежды и желания услышать похвалу, как у остальных, в его глазах была лишь боль, отчаяние и разочарование. Я, наконец, очнулся от марева своего восхищения и вновь оглянулся вокруг, перестав источать восторг и вселенскую любовь. На меня навалилось осознание катастрофы, раскрывшейся передо мной: все они ненавидели себя и свою природу, считали себя грязными, недостойными, не получившимися.

Мне показалось, что я подвешен над бездонной пропастью, и я испугался, что, вымолвив хоть слово, утрачу окончательный контроль над ситуацией. Я понимал, мне требовалось сказать им что-то такое, что пробьет стену из их боли и даст надежду и веру в себя. Каждый из них нуждался в этих словах, но их не было. В моей голове был лишь ужас от осознания происходящего, от глубины их собственного разочарования в самих себе, безнадежности и безрадостности их существования, теперь мне стало понятно, кто такие «аристократы» и их неоценимый «вклад» в страдания этих людей.

Я бы хотел сказать им то, что они хотят услышать, но я не был уверен, что это то, что им было действительно нужно…

» — Золотко мое, не существует простого средства, которое избавит тебя от боли. Поверь, будь оно у меня, я воспользовалась бы им прямо сейчас. У меня нет волшебной палочки, чтобы взмахнуть ею над тобой и изменить все к лучшему.» Уильям Пол Янг

Признаюсь, меня греет мысль о волшебстве или выборе между красной и синей таблеткой, о мгновенной трансформации, желательно безболезненной… Признаться, я ненавижу слово «процесс» или «путь» или «приключение» и даже «отношения», но проблему этих людей, созданную многими поколениями, не решить одной или двумя фразами о красоте, сколько бы комплиментов я не сказал им. В глубине своего сердца они не поверят мне, не примут сказанного, потому что это слишком короткий путь, и он не дотянется до глубин их сердец…

Они не понимают, что они есть нечто гораздо большее, чем просто люди, просто мутанты красивые или нет. Они «больше» и «шире» этих ограниченных понятий, они оценивают себя по признакам никак не зависящим от качеств их личности. Решив, что обертка важнее содержимого, допустив возможность своей ущербности и ограниченности, они не видят своей бесконечности, потому их путь к себе не может быть коротким и лёгким, слишком далеко они забрели в дебри своих комплексов, забыв о самом главном и посвятив себя не тому. Не то они сделали «кумиром».

Все же внешность — всего лишь внешность. И даже самая прекрасная внешность не вечна, какой бы она не была. В конце концов, все материальное конечно и ограничено, любая материальная форма изначально мертва, потому как не имеет продолжения, поэтому для меня никогда не играли особой роли деньги и обогащение в целом. Конечно, я их очень любил, никто в здравом уме не откажется от деньжат, но они не становились «солнцем» вокруг которого вращалась моя «планета». Тем более, внешность и красота, которая даже более ненадёжна, чем деньги, ведь её утрата лишь дело времени. Так зачем переживать о том, что и так фактически не принадлежит мне и будет со мной лишь временно?

Я покачнулся. Слишком много волнений за день. Я почувствовал, что каждый из стоящих здесь непонятным образом нуждается во мне, и я понял, что оказался здесь не случайно. Вот он, тот самый «план» всевышнего, о котором я любил рассуждать на досуге в своей уютной квартирке за кружкой кофе с печеньками. Оказалось, я не был готов жертвовать своей благополучной жизнью ради «великой идеи», я готов был спасать зверей, но не хотел выходить из зоны комфорта. Такая необременительная доброта получается, в самый раз для такого лицемерного ничтожества, как я.

Но теперь, вынужденно освободившись от «бремени» своей комфортной жизни, потеряв все, что у меня было, я понял, для чего я здесь. Проблема состояла лишь в том, что я не принадлежу сам себе, а принадлежу «аристократам», пытающимся в данный момент безуспешно пробиться через толпу.