— Сложно ответить кратко.
— Я не спешу.
Арн ухмыльнулся.
— Я обещаю обсудить с тобой эту тему, но не здесь. Во-первых, у нас мало времени, во- вторых, слишком много ушей.
— Ок. Для чего ты меня сюда притащил, я мог поесть у себя в каюте.
— Потому, что все они, — Арн повел в воздухе рукой, — тебя очень ждали. Ты их кумир.
— Зашибись! И когда я им стал, если не секрет? И с чего? Или у вас тут принято фанатеть от оживших мумий?
— Хм, ну для начала само твое появление из ряда вон, плюс твоя позиция касательно мутантов, плюс популярность ТВ-шоу с твоим участием.
Вот тут я замер, перестав жевать.
— Чего? Какое еще ТВ-шоу?!
Арн застыл с приоткрытым ртом, так и не закончив свою фразу, по-видимому, его озадачил мой вопрос.
— Ну шоу с твоими буднями… Шло пятьдесят минут каждый день после семи вечера. Ты что, не знал, что тебя снимают?
Сказать, что я был шокирован, оглушен, удивлен, раздавлен — не сказать ничего. От шока я не мог пошевелиться и забыл как говорить, точнее, как собрать мозги в кучу. Я просто сидел и смотрел перед собой, пока мозг пытался судорожно выстроить хоть какую-то адекватную картину мира в голове. Шли минуты, Арн что-то говорил, но я не реагировал, не хотел возвращаться в реальность, в голове был вакуум, и я знал, что как только выйду из него, меня накроет вдвойне, а пока я мог на периферии своего сознания хладнокровно думать о том, что это вполне логично. В моих комнатах всегда были камеры, с которыми я поначалу боролся: ловил, выковыривал из стен, но они снова и снова появлялись, и я смирился. Яскер сказал, что они так следят за тем, чтобы я глупостей не натворил. Я и подумать не мог, что меня транслировали по ТВ…Страшно подумать, что они вставляли в эфир.
— Что они показывали? — Наконец, решил я заговорить, пока мне нервный срыв не приписали явно обеспокоившиеся моей реакцией разумные.
— Всегда по-разному. Твои занятия в тренажерном зале, твое утро, твои выходки, нежелание расчесываться, да много всего, не переживай, они не показывали ничего такого из-за чего тебе могло быть стыдно.
— Отлично… Мне прям резко стало легче. — Съязвил я.
— Но популярен ты стал не только из-за этой передачи, она скорее поддерживала интерес. Настоящую любовь разумных ты заслужил не этим шоу.
— А чем? — Что-то у меня в холке похолодело.
— Камеры периодически взламывали, они стали самыми атакуемыми объектами для хакеров, и в сеть стали попадать множество подпольных роликов с твоими перепалками, где ты отстаивал права мутантов, да вообще всех разумных, оскорблял аристократов и так далее. Такие ролики набирали бешеные просмотры за несколько часов, команда твоего аристократа, — Арн брезгливо дернул губами, — постоянно подчищала интернет, удаляя эти видео, но попавшее однажды в сеть видео уничтожить уже было нереально. Особенной популярностью пользовались твои потасовки и пакости, многие немало заработали на этих видео, выставляя определенную сумму за запись с тобой и, когда пользователи собирали нужную сумму, видео становилось доступным полностью. Ты звезда и уже давно, многие твои фразы стали крылатыми. А такого количества мемов, как с тобой, я не встречал ни с одной современной звездой.
— Отлично…
Арн еще пояснял про всенародную любовь, но я не слушал. Яскер и его команда сделали из меня цирковую зверушку, выставив на всеобщее обозрение, и я чувствовал себя раздавленным. Я терпеть не мог публичность, меня никогда не привлекала сцена, я с детства ненавидел рождественские спектакли и другие подобные мероприятия, и не потому, что я стеснялся, а потому, что не понимал, почему я должен кого-то развлекать, и вот со мной случилось худшее из того, что я мог вообразить. Я любил уединение и одиночество, и этого меня лишили, превратив мое личное пространство в сцену.
Возможно, позже придет ярость, но сейчас меня затопило разочарование, апатия и усталость. Мне остро захотелось забиться в самый дальний и самый темный угол и не вылезать из него вечность, а еще обнять Спики (моего мопса) и послать всю эту двинутую планет к черту, с ее беспардонным любопытством, от которого я жутко устал.
— Я хочу уйти отсюда.
— Хорошо. — Встревоженный моей реакцией Арн встал со своего места и, подхватив меня под локоть, помог выйти из-за стола. Если бы я не был так расстроен, то от меня бы не скрылась обеспокоенность остальных присутствующих в кафе.
Хорошо, что Арн поддерживал меня под руку, иначе я точно несколько раз бы завалился, спотыкаясь на ровном месте. Я почти не заметил, как мы преодолели путь до моей каюты. Все мои силы ушли на то, чтобы сдержать ком, подступивший к горлу, пока мы на виду у всех, кто так и толпился в столовой и коридорах… Глаза щипало от подступивших слез, но я прикусывал губы и смотрел в пол.
Наконец, оказавшись в каюте, я сбросил с ног обувь и метнулся в постель, оперативно укутавшись в полюбившееся одеялко и отвернувшись к стене, подтянул к груди колени, и, сжав зубами одеяло, тихо завыл от обиды на весь мир и острой боли в груди, спицей прошивавшей сердце.
— Льюис…прости…не расстраивайся… — Кажется, Арн был ошарашен моей реакцией. Какого черта он еще не свалил?! Я думал, он не зайдет в каюту.
— Проваливай!
— Льюис…
Я почувствовал, как прогнулся матрас под весом Арна. Видимо, разумный не ожидал такой реакции и хотел меня утешить, только его сочувствие и утешения мне были нужны, как корове пятая нога! Я хотел тишины и одиночества, хоть полчаса.
— Проваливай!!! Я не хочу никого видеть!!!
В общем, Арн не ушел, принялся меня успокаивать и из состояния жалости к себе я впал в состояние дикого бешенства из-за того, что он просто не мог свалить, как я его просил, и оставить меня, наконец, в покое. Я ему несколько раз повторял, чтобы он убирался, потом, уткнувшись в угол, разрыдался. Потом этот идиот снова что-то забубнил в утешение, и я снова взбеленился и принялся кричать, чтобы он убирался, но тому все как об стенку горох. В итоге я почти сорвал голос, попытка вытолкнуть упрямца превратилась в потасовку, к концу которой мы оказались на диване перед стеклом, за которым наступал закат. Я, измотанный борьбой и истерикой, накричавшись и наревевшись всласть, лежал в объятиях Арна, откинув свою лохматую голову тому на плечо и лениво наблюдая, как наш корабль медленно пошел на снижение и постепенно погрузился в воду, оставив за спиной кучу воздушных кораблей, способных бороздить лишь воздушные просторы.
====== Часть 18 ======
POV Льюиса
«Есть логика обстоятельств, а есть логика намерений и логика обстоятельств, сильнее логики намерений.» И.В.Сталин
Вот уже неделю мы под водой. Все это время я дергался, оглядываясь на стены, в поисках скрытых камер. Первые дни я даже не мог помыться в ванной, боясь, что меня и тут снимают, хотя Арн сказал, что тут нет ни одной камеры. Я бы хотел поверить ему, но не получалось: мысль о камерах, о том, что на меня сейчас кто-то смотрит стала просто навязчивой идеей. Целыми днями я прокручивал в голове свои будни, вспоминая наши ссоры с Яскером, нелепые ситуации, которые со мной происходили, и сгорал от стыда, особенно за первый месяц после пробуждения. Я был беспомощной истеричкой, не мог привыкнуть к мысли о том, что я в будущем, что я не принадлежу сам себе и кто-то другой принимает за меня все решения. Я постоянно бунтовал, дрался и скандалил, и теперь я стыдился того, что могли увидеть разумные, что они обо мне подумали, какие выводы сделали. Я твердил себе как мантру «да плевать на чужое мнение, главное, что ты сам думаешь о себе», но почему-то было не «плевать», не получалось быть независимым от чужого мнения.
А еще я утратил базовое чувство безопасности, я везде чувствовал себя «голым», мне хотелось забиться в самую темную и глубокую нору, какая найдется, лишь бы быть в ней одному. Чтобы никто не видел меня, не оценивал мои поступки и не клепал мемы со мной в главной роли. Каждый час в сознании всплывали воспоминания о моих выходках, и я хватался за голову от стыда… Особенно мне было стыдно за курицу, чей помет я собирал и использовал в диверсиях против аристократов, ведь изначально ко мне приходил не только Яскер, был еще Оскольд, но после того, как я обстрелял его куриным дерьмом, он перестал приходить, а у меня отобрали мою курицу. Тогда мне было весело, и я испытывал невероятное чувство триумфа, а теперь меня жег стыд от мысли, что я вел себя хуже самого дикого папуаса.
