Это даже не было вопросом – она была обязана рассказать. И решение, которое приняли бы ведьмы Ковена, было предсказуемым – казнь. Несмотря на все смягчающие обстоятельства.

И, вспоминая о пропавшей Джинджер, он даже не был против этого решения.

- Нет, - так же спокойно и весомо ответила Пиквери, заставив Грейвза удивлённо поднять брови. – Не расскажу. О чём Ковен не знает – о том ему не следует беспокоиться. Я не отдам тебя им на растерзание – ни тогда, ни сейчас. Моё положение в качестве Президента и так зыбко из-за всей этой истории с Грин-де-Вальдом – следующий срок мне не светит, видит рогатый змей. И ты мне нужен. Мне нужен хоть кто-то в этом серпентарии, кому я смогу доверять.

Умирать не хотелось, поэтому Грейвз просто кивнул. Сказать по этому поводу больше было нечего. Серафина молча кивнула в ответ, встала и взмахом палочки вернула креслу прежний вид – жёсткий деревянный стул для посетителей, выкрашенный в облупившуюся салатовую краску.

- А как же последнее задание для меня, о котором говорил Грин-де-Вальд? – посмотрел ей вслед Грейвз. – Я так и не узнал, что именно он имел ввиду.

Пиквери успела взяться за дверную ручку, попутно снимая чары сокрытия, но его вопрос заставил её замереть, напряжённо вцепившись в отполированный сотнями касаний холодный металл.

- Ты способствовал его освобождению, - уверенно ответила она, не оборачиваясь. Слишком уверенно. – Если бы не ошибки, которые ты допустил, он остался бы у нас. Это было слишком удобным для него стечением обстоятельств. Не верю, что он не смог это подстроить.

Дверь с мягким скрипом закрылась за ней и Грейвз облегчённо развалился на кровати, чувствуя, как напряжение постепенно будто стекает по его телу вниз – на выстиранные до хруста простыни, скрипучие пружины кровати и дальше – на выкрашенный за долгие годы в многие слои краски деревянный пол.

Тон госпожи Президент не обманул его. Он знал её слишком долго, чтобы услышать тот же страх и сомнения, что жили в нём самом.

Грин-де-Вальд ещё сыграет свой финальный аккорд в этой кровавой сонате.

***

26 ноября, 1927 г.

Тина пришла следующим утром с бумажным пакетом, полным свежей сдобы. Грейвза разбудил грохот стула, который она умудрилась опрокинуть и сейчас, отчаянно краснея, вручную, без заклинаний, поднимала на место, словно самый обычный не-маг.

- Д-доброе утро, сэр, - выдохнула она, поправляя волосы и стараясь придать своему лицу самое серьёзное выражение.

Грейвз не смог сдержать тёплую улыбку. Что-то в мире не менялось и этим утром осознание такого простого факта было как никогда необходимо.

- Доброе утро, Тина, - улыбался он ей и она робко улыбнулась ему в ответ, радуя взор аврора милыми смущёнными ямочками на щеках.

- Извините, что разбудила, - покусывая губу и изучая свои ладони, сложенные на коленях, пробормотала Тина.

- О, что вы, - отмахнулся Грейвз. – Грохот, словно под ухом взорвалось Экспульсо – то что надо для слишком расслабившегося аврора. Тонизирует, - усмехнулся он.

Тина издала полузадушенный смешок, словно не уверенная – шутит босс или говорит серьёзно. Повисло неловкое молчание. Точнее, неловким оно было для Тины, Грейвз же ощущал себя вполне комфортно, разглядывая всё ещё алые нежные щёки, на которых подрагивали длинные тени от пушистых ресниц, раскрасневшиеся губы – как сладко они могли целовать! И…

- Это вам, я приносила почти каждое утро, - перебила его наблюдения Тина, поправляя на тумбочке шуршащий бумажный пакет, немного суетливо и неловко разрывая повисшую тишину. – Из любимой булочной сестры. Она обожает эти пышки.

- Спасибо, - улыбнулся Грейвз уголком губ, не сводя с неё глаз.

Тина вновь неловко замолчала – видимо её смущало пристальное внимание босса. Но Грейвз не мог заставить себя отвести взгляд. Все чувства, что он испытывал к нескладной, но такой красивой и восхитительной в его глазах девушке, воскресли в нём, все те мгновения, что вцепились в его душу крепкими, рвущими когтями, приносили нестерпимую боль. Казалось ещё один удар – и сердце остановится, не в силах вынести накрывших его с головой смертельно-нежных ощущений. Но он не старался отгородиться от них – боль была такой сладкой, такой… нужной. В этот момент он мог понять мазохистов, намеренно причиняющих себе увечья. В этот момент он сам был мазохистом – он наслаждался этой острой, яркой, чистой и желанной болью. Он словно очнулся не только от сна, вызванного зельем Скамандера, но и сна чувств, что спали в нём и не могли проснуться полностью. А сейчас ноющим, протяжным жестом давили на грудь, грозясь раздавить его.

И эта смерть была бы сладкой.

- Как… вы себя чувствуете? – вырвала она его из омута непонятных ощущений, из которых он сам уже не смог бы найти выхода. Тревога в её голосе была такой искренней, что Грейвз постарался взять себя в руки. – Сэр?

Он молчал, всё ещё не в силах говорить. Дышать.

Тина склонилась к нему и осторожно – будто боясь вспугнуть, - взяла его за руку. Таким привычным жестом, что это вызвало новую вспышку боли в груди. Боль рвалась наружу и на секунду Грейвз испугался, что взвоет раненным зверем, выпуская её. Он лишь судорожно вздохнул, не отрывая от их переплетённых пальцев глаз.

Ведь всё это было у него. У них. И могло быть больше – лучше или хуже, мягче или больнее, но могло быть. Могли быть они.

И самое обидное то, что Грейвз не мог винить одного Грин-де-Вальда в том, что их больше нет. Он был уверен – и потом, до приезда британца, в самом начале, после его пробуждения, он всё ещё мог что-то сделать. Даже не помня об их отношениях – ведь мог? Пройдя сквозь плен и едва не погибнув – мог? Почему же не сумел?

Страх быть отвергнутым оказался сильнее. Страх лишил его счастья. Нет - он сам лишил себя счастья.

И теперь пути назад больше нет. Не после того, как он увидел, какими взглядами обменивались эти двое – Тина и Скамандер. Они были влюблены. Счастливы. Наслаждались обществом друг друга. И Грейвз отчего-то знал – вместе они будут лишь ещё счастливей. Два авантюриста, которые не могут сидеть на месте, которые понимают друг друга. Которые с трудом общаются с людьми, но так легко - друг с другом.

После всего, через что Тине пришлось из-за него пройти, Грейвз не имел права вставать между ней и счастьем, которое она заслужила.

Он сам не заметил, как слишком сильно сжал её ладонь в своей, и только судорожные попытки девушки высвободить руку привели его в себя. Пальцы разжались и Тина с непроизвольно сорвавшимся с губ вздохом облегчения растёрла свою ладонь.

- Я… не совсем в порядке, Тина, - сипло ответил Грейвз, не сводя жадного взгляда с её лица.

И тут она встала и подошла ближе, а затем сделала то, что ему было так необходимо. Крепко обняла его.

Грейвз уткнулся лицом в тонкий шёлк блузки на её животе и судорожно вдыхал такой родной, такой знакомый запах, отчаянно цепляясь за полы серого пиджака Тины, который был велик ровно на два размера. Тонкие пальцы девушки мягко перебирали пряди его давно не мытых отросших волос, седина на которых пробивалась всё отчётливей.

- Всё будет хорошо, сэр, - бормотала она успокаивающим тоном. Тем же самым, которым шептала отчаянно цепляющемуся за неё парнишке Бэрбоуну. – Всё будет хорошо…

И он цеплялся за неё так же отчаянно, как и никому не нужный сирота. Словно она единственная в мире, кто мог подарить радость и покой.

Это в самом деле было именно так.

И тем более жестоко было осознавать, что свои шансы он безвозвратно упустил. Теперь в ней нуждаются и другие.

***

05 декабря, 1927 г.

Легче ему стало уже через пару дней, но вырваться из-за пустых безликих стен Пэвэти в привычный мир было не такой простой задачей. В конце концов Грейвз смирился и позволил Матоаке делать всё, что она сочла нужным – лишь бы поскорее оказаться на свободе.

От Пиквери он узнал, что Скамандер и его чемодан покинули берега Восточного побережья на следующий же день после празднования Самайна – намного раньше запланированного срока. Опасался, что очнувшийся аврор выдаст обскура? Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения.