- О! – воскликнула она с видом, говорившим о том, что Грейвз непозволительно долго заставлял её ждать. – С возвращением в мир живых!

- Значит ли это, что я был мёртв? – с усмешкой спросил её аврор, не торопясь принимать более вертикальное положение. Собственный голос заставил его удивлённо нахмуриться: хриплый, осипший от длительного молчания, он резал слух словно лезвие ножа, скребущее начищенный до блеска фарфор.

- Хоть колдомедики и утверждали, что твои жизненные и магические силы приходят в норму, я уже начала готовиться к худшему, - беззаботно пережёвывая сладкую сдобу, с набитым ртом поведала Пиквери. В её руках зашуршал очередной пакет булочной Ковальски, на этот раз опустошённый лишь наполовину. Мадам Президент с любопытством заглядывала в его ароматные недра в поисках новой пышки порумянее.

Головокружение постепенно разжимало свою стальную хватку и Грейвз осторожно – не в пример менее прытко, чем в прошлый раз, уселся, приподняв подушку повыше и откидываясь на неё.

- Аврор Голдштейн доложила, что тебе стало плохо, когда ты был в чемодане мистера Скамандера, - внимательно наблюдая за гримасами болезненности на лице волшебника, задумчиво сказала Пиквери. – Это так?

Вот так, без деталей. Без упоминания о зелье Скамандера и обскура, которого считали погибшим. Отчего-то Тина решила, что такие интересные для мадам Президент вещи следует сокрыть. Она покрывала их – и Скамандера, и обскура. Отчего-то эти два странных даже по меркам волшебного мира отщепенца были для неё дороги и она не желала подставлять их под удар. Даже если дело касалось его, Персиваля Грейвза. А кто он ей? Наставник. Начальник. Бывший любовник. Эти двое, кем бы они для неё ни были, значили куда больше.

- Это так, - спокойно глядя в пытливые, чёрные, словно спелые черешни, глаза мадам Президент, соврал аврор.

Он не Грин-де-Вальд. Он не станет причиной, по которой все трое: Тина, Скамандер и обскур, снова окажутся беглецами под прицелом аврорских палочек.

- Хорошо, - откинулась Пиквери на поблёскивающую парчовым узором спинку кресла и выцепила за крылышко ещё одну пышку, захватившую всё внимание госпожи Президент.

«Окками»,* - внезапно вспомнил Грейвз название твари, которую искусно изображала мягкая румяная сдоба, политая бледной липкой помадкой. Вживую этих тварей видеть ему не пришлось, но партии контрабандных серебряных скорлупок слишком часто всплывали при описи имущества дельцов.

- Может объяснишь, что произошло? – лениво, будто её куда больше интересовала плюшка, чем ответ, спросила Пиквери. – Колдомедики вначале вовсе были уверены, что уж на этот-то раз им не удастся вытянуть тебя с того света. Однако постепенно твой волшебный фон, или как там они его зовут, по их словам, стал стабильней. Ох уж эти термины!

Грейвз на секунду прикрыл глаза, с трудом пробираясь сквозь воспоминания прошлого в ту ночь в чемодане, воскрешая события: озеро, двое у воды, злость и обскур.

- Как долго я провалялся тут? – наконец открыл он глаза, тут же встречаясь взглядом с Пиквери.

- Долго, - неопределённо повела она плечом. – Больше трёх недель.

Грейвз позволил себе тоскливый вздох, представив, какой бедлам успел воцариться в его отделении. Вайс хорош как аврор, но был совсем не годен в качестве руководителя – остальные чувствовали слабину и мягкотелость временного руководителя и начинали… импровизировать.

- Воспоминания вернулись, - сообщил он Пиквери, которая ожидала чего угодно, но не такого ответа. Они оба успели смириться с тем фактом, что никогда не узнают, что на самом деле успел натворить Грин-де-Вальд в Конгрессе.

И ответы её не обрадовали.

Прежде чем он начал говорить, мадам Президент навела на палату чары сокрытия, опасаясь, что их разговор могут подслушать, затем уселась поудобнее – да так и застыла, словно каменное изваяние, не шелохнувшись до самого конца рассказа.

И Грейвз рассказал ей всё, до последнего, не утаив ни малейшей детали. А она не перебивала, лишь время от времени нервно покусывала губу, забыв о помаде.

Когда он замолк, она медленно встала, расправив несуществующие складки на тяжёлой ткани мантии, расшитой причудливым узором в виде перьев. Пара шагов в одну сторону у изножья кровати, пара шагов обратно. Каблуки туфель чеканили чёткий, почти строевой ритм, отдававшийся гулким эхом в высоких светлых стенах полупустой палаты.

- Ты знала о нас с Тиной, - просипел Грейвз – на этот раз от длинной речи, к которой не был готов после долгих недель молчания. Он очень старался не допустить в слова едких нот обвинения и разочарования и это ему почти удалось. Но сам смысл слов сочился горькой обидой. – Знала, но ничего не сказала мне.

Как знать, может он смог бы что-то исправить между ними. Извиниться за тот приговор, который вынес не он. Попросить если не вернуться к нему, то хотя бы простить. Мог бы…

Он ничего не стал бы делать. Он бы закрыл на проблему глаза. Вопросы государственной важности он решал просто – они не касались его лично. А вот в вопросах взаимоотношений он так и остался двадцатилетним юнцом, для которого длительные отношения – слишком сложная вещь. Он бы сделал вид, что ничего не было – и они оба это знали.

- Ты был прав, когда сказал, что это не моё дело, - после непродолжительного молчания ответила Пиквери. – Не мне с моим ничтожным опытом любовных отношений давать тебе советы.

На этом вопрос был закрыт.

- Полгода – так долго… - пробормотала Серафина себе под нос. – Удивительно, что ты всё же не сошёл с ума от Империо…

Может для Серафины это и было удивительно, но стыдливый голосок в глубине души напомнил Грейвзу, что он не сильно-то и сопротивлялся внушению. Плыл по течению, изредка пытаясь уцепиться за прибрежные камни. Боялся за жизнь Тины и надеялся, что сможет усыпить бдительность надзирателей послушанием и однажды вырвется.

- Эта информация, к сожалению, больше не несёт для нас никакой ценности, - минут через пять заключила мадам Президент. – Грин-де-Вальд в Европе, обскур мёртв, - в этот момент Грейвз хотел было возразить – Бэрбоун жив, - но тут вспомнил о молчании Тины. В самом деле, узнай Пиквери, что обскур жив – и ничего хорошего его не ждало.

- Шпион? – всё же задал он один из волнующих его вопросов.

- С этим сложнее, - скривила она идеальные линии пухлых губ в недовольстве, будто лизнула лимонной кислинки. – Но раз ты не смог обнаружить его за всё это время…

- …значит, он ближе к нам, чем мы подозреваем, - закончил за неё фразу аврор.

Ещё пара нервных хождений из стороны в сторону – перестук каблуков перестал быть ровным, от его ритма голова Грейвза начала ощутимо побаливать. Вначале он старался сидеть ровно, но тело ещё не было готово к таким испытаниям и вскоре он развалился на пуховой подушке, мечтая уснуть. Наконец, Серафина остановилась и уселась в кресло, поднеся к сжатым в напряжённую линию губам ярко наманикюренный ноготок большого пальца и начиная его грызть – давняя вредная привычка, от которой она вроде бы давно и успешно избавилась.

- Ты доверяешь всем своим людям? – спросила она, перестав терзать ноготь.

- Больше нет, - хладнокровно ответил Грейвз, оттирая со лба испарину напряжения. Одна из противно прохладных капель всё же щекотно пробежалась по шее, затекая за шиворот больничной пижамы.

- Масштабную зачистку проводить нельзя – улей всполошится и они могут исполнить свои угрозы – возьмутся за тебя и Голдштейн, может и остальных прихватят. Если не доберутся до меня, - озвучила она его мысли вслух.

- Остаётся лишь наблюдать и ждать, пока они допустят оплошность, - заключил Грейвз. Именно этим он и занимался всё это время, ощутимых плодов такая тактика не принесла, но иного выбора не было, как бы ни трудно было это признать.

Они ещё недолго помолчали, не желая говорить о том, что обговорить следовало – слишком неприятна и болезненна была тема.

- Расскажешь обо всём Ковену? – Грейвз всё же задал вопрос вслух. Голос его был ровен и спокоен – ему было чем гордиться.