А вечером он показал ему свои воспоминания, в которых Грин-де-Вальд за лицом Грейвза едва не придушил Тину Голдштейн, навсегда отвратив ту от бывшего босса.

- В следующий раз, прежде чем напасть на меня, подумай о том, что я могу завершить дело до конца и подстроить милой Тине несчастный случай. Работа в отделе регистрации волшебных палочек очень опасная. Вдруг на неё упадёт стеллаж? Или какой-нибудь ретивый иностранец, не отправивший запрос на ношение палочки заранее, очень сильно расстроится и нападёт на неё? – говорил он с доброжелательной улыбкой, которую можно было разглядеть даже из-за бледных усов. – Мне очень нравится Тина. Будет очень грустно, если из-за твоей ошибки, Персиваль, нам придётся попрощаться с ней.

Вместо ответа Грейвз обессиленно молчал и сверлил противника тяжёлым, мрачным взглядом.

Испуганные глаза Тины, верившей, что Персиваль Грейвз действительно способен задушить её, ещё долго стоял перед его глазами.

***

08 декабря, 1926 г.

С каждым днём Грин-де-Вальд становился всё более раздражённым и нетерпеливым. Грейвз не был уверен – часть времени он проводил в беспамятстве, - но вот уже с неделю тёмный маг полностью стал главой внутренней безопасности, на деле усиленно разыскивая обскура. В те редкие моменты, когда Грин-де-Вальд снисходил до Грейвза, он постоянно бормотал себе под нос нечто вроде «время истекает». Но измученному сознанию аврора это ни о чём не говорило.

Накануне утром преступник говорил со встревоженным чем-то Гнарлаком за дверью гостевой комнаты особняка Суитуотеров, которая стала импровизированной камерой Грейвза.

- Раз дело подходит к завершению, нам необходимо позаботиться о мистере Главном авроре, - заискивал густой баритон гоблина. – Он знает слишком много. Каким именно способом следует избавиться от него?

- Нет! – ответил ему резкий голос Грейвза словами Грин-де-Вальда. – Его не трогать!

- Продолжать держать его под Империо? – растерялся Гнарлак. Из-под щели под дверью потянул густой вонючий запах его сигары. – Но если вы с ребёнком окончательно вернётесь в Европу, мы вряд ли сможем удержать его. Да, он ослаб, но даже Шэнкс не создаст Имеприо вашего уровня. Он вырвется из-под подчинения и тогда нам всем не сдобровать.

Тень нервно мелькала из стороны в сторону – это тёмный маг в теле Грейвза мерил нервными шагами коридор.

- Он мне ещё нужен, - наконец снизошёл он до ответа. – Есть одно последнее задание и выполнить его должен именно наш мистер Грейвз. Когда всё будет закончено и я с ребёнком вернусь домой, они начнут его искать. И найдут. Перенесите его куда подальше – в этом доме слишком много всего, что сможет привести авроров к вам, быстро эти следы не замести. И самое главное – поработайте над его памятью. Но не перестарайтесь – он нужен мне в МАКУСА. Они не примут обратно на работу пускающего слюнявые пузыри идиота. Избавьтесь от его эльфа – он мог заподозрить, что хозяином управляют.

- Будет сделано, - с явственным сомнением в голосе протянул Гоблин, жуя сигару.

А этим утром Империус внезапно ослабил свои путы над разумом Грейвза. Первым делом он аппарировал к дому и отдал первую попавшуюся одежду – рубашку, которую стянул с себя – мистеру Шепарду и проследил, чтобы тот ушел прочь с территории фамильного особняка. Как только домовик оказался в безопасности, Грейвз собирался аппарировать к Вулворт-билдинг, но не успел.

За ним пришли.

Последнее, что он отчаянно старался запомнить, когда сильные зелья и заклятья один за одним вытягивали из его памяти всё плохое и хорошее, что случилось с ним за последние годы, была Тина – её робкая, едва заметная, а иногда открытая и заразительная улыбка, очаровательно рдеющие от смущения щёки и скулы, тёплые нежные пальцы и мягкие, ароматные волосы. И долгие, сладкие поцелуи.

Эти воспоминания покинули его последними.

========== 31. Окками ==========

Hurts, “Stay”

25 ноября, 1927 г.

В промежутках между воспоминаниями Грейвз приходил в сознание на пару секунд, чтобы затем снова погрузиться в мутную трясину видений, полную до тошноты реалистичных образов. Реальность смешивалась с прорвавшими стены магических блоков событиями прошлого и понять где что не представлялось возможным. Взволнованно-бледные лица Тины и Скамандера перетекали в худенькое, с заострившимися скулами лицо девочки Джинджер. Чёткие, напряжённые приказы колдомедиков становились вкрадчивым, до дрожи в натянутых нервах отвратительным голосом Грин-де-Вальда.

Сплошные краски, запахи, звуки – ни момента благословенной, спокойной темноты. Мозг старался усвоить всё то, что спрятали от него последователи тёмного волшебника, и эта задачка была не из простых. И тем не менее, в конце концов тишина всё же накрыла его с головой, мягко и уютно подтыкая вокруг плотное пуховое одеяло безмолвия.

Продлилось это недолго.

Хотелось пить – во рту было настолько сухо, что распухший шершавый язык прошёлся по воспалённому нёбу наждаком. Приглушенные голоса неторопливых разговоров доносились будто издалека. Веки отяжелели и отказывались раскрываться с первого раза. Тело от многодневного вынужденного лежачего состояния будто превратилось в желе – пошевелить даже рукой пока представлялось невероятным подвигом.

Стоило проморгаться и первым, на что упал мутный, не до конца сфокусированный взгляд, был стоящий на прикроватной тумбе коричневый бумажный пакет c отпечатанной на ней чётким типографским шрифтом эмблемой «Булочная Ковальски». Пакет был под завязку заполнен чем-то, пахнущим ароматной сдобой, на что желудок незамедлительно жалобно заурчал, выдавая зверский голод.

Вторым, что дошло до сознания Грейвза, была тяжесть на правой руке, успевшей онеметь до мерзких мурашек. Поднять голову оказалось титаническим трудом и аврор разглядел в неровном свете уличного фонаря, пробивающемся сквозь неплотно задёрнутые шторы, разметавшиеся по кипельно-белым покрывалам чёрные пряди мягких волос и бледное, под стать больничному белью, лицо Тины Голдштейн, досматривающей, судя по всему, десятый сон.

Он не смог бы разбудить её даже если бы сильно хотел – такие малые действия отняли все силы, заставив Грейвза откинуться на подушки и забыться беспокойными снами, которые были полны боли Круциатусов и бессильной злобы на силу Империо, попытки сопротивляться которому лишь истощали волшебника.

Следующее пробуждение прошло легче. Свежий, почти зимний воздух наполнил благодарно расправившиеся лёгкие, выдёргивая сознание из цепких лапок сна играючи, в одно мгновение. Давешний пакет со сдобой снова бросился в едва открывшиеся глаза. Он изрядно опустел, эмблема смялась, стыдливо скрывая единственную оставшуюся целой плюшку.

Грейвз приподнялся в полусидячее положение. Простые доселе действия заставили плясать перед глазами чёрные звёздочки и вызвали шум в ушах. Ощущение отвратительной слабости растеклось по всему телу, покрывая лоб мелкими бисеринками липкой испарины. Такое количество телодвижений до этого лежавшего неподвижно пациента взволновало все сигнальные чары, навешанные над ним колдомедиками, но глубокая ночь и крепкий сон притомившейся за день медсестры давали Грейвзу время для того, чтобы осмотреться.

Тины рядом не было.

Зато плюшка оказалась очень занятной – свёрнутое в кольца змеиное тело с птичьей головой и крыльями. И очень вкусной. Грейвз задумчиво дожёвывал венчающий голову хохолок, когда к его кровати подбежали взъерошенная медсестра и колдомедик. Он заснул под разноцветные вспышки диагностических чар, взрывающихся фейерверками под тяжело закрывшимися веками.

А следующий переход от забытья к реальности ознаменовался нестерпимо ярким оранжево-красным светом под теми же веками, говоривший о том, что день был в разгаре. Лёгкий шорох у кровати подсказал, что на этот раз его пробуждения кто-то ждёт.

Рядом, элегантно восседая в трансфигурированном кресле и аккуратно, стараясь не смазать помаду, подъедая хвост очередной змеистой плюшки, расположилась мадам Президент.