Очень давно они не говорили на такие личные темы. Очень давно их главным предметом для обсуждений было всё – международные отношения, преступность внутри страны, оппозиция, ведьмы из Ковена, не-маги, - всё, кроме того, что касалось их самих. Казалось, они дано уже не знают друг друга. Теперь они чужие. Уже очень давно. И Грейвзу очень не нравился тон, который приняла беседа.

- Может и развлечение, - ответил он ей. Голос его был ровен и спокоен, но в нём сквозил вызов.

«Не лезь не в своё дело», - предупредил он её. И она его услышала. Но не отступила.

- Этот роман не достоин того, чтобы о нём знали? – Голова в изящном, расшитом золотой нитью тюрбане склонилась к плечу. Ему не уйти от ответа.

И он отступил. Бороться с мадам Президент всегда было самоубийственным мероприятием.

- Я не знаю, - признался Грейвз, глядя как мягкий волшебный свет играл на поверхности янтарной жидкости в бокале. – Так далеко я ещё не заглядывал.

- А Голдштейн? – негромко спросила Серафина, не сводя с него тяжёлого взгляда.

Вопрос обескуражил.

- Не знаю, - качнул головой Грейвз. – К чему тебе всё это? – Раздражение подняло свою уродливую голову внезапно, в одно мгновение. – С чего тебя так волнуют мои отношения с Тиной? Мы взрослые люди, разберёмся и без твоего вмешательства.

Смех Серафины был так же неожиданен, как его вспышка гнева. Отсмеявшись, она аккуратно утёрла слезинку с уголка глаза, стараясь не размазать макияж, и заявила:

- Может быть, ты и взрослый, в чём я сильно сомневаюсь, - сквозь утихающий приступ веселья произнесла она, - но Тина Голдштейн совершенно определённо всё ещё очень романтичная юная особа, несмотря на профессию. В том, что те преступники, которых она сажает за решётку – законченные подонки, она уверена и не питает к ним иллюзий. Но я была двадцатилетней и знаю, что больнее всех ранят не враги, а те, кому мы доверяем. Те, кого подпускаем слишком близко.

Гнетущую тишину разбавлял лишь треск горящих в камине поленьев. Было невыносимо жарко.

- Больно ей сделаешь ты, если поймёшь, что эти отношения для тебя не больше, чем забава. Она верит тебе. – Голос Серафины был полон горечи и уже давно бесполезного яда. – Ради всех двадцатилетних глупышек прошу тебя, Персиваль, не соверши ошибки. Не испорти карьеру подающего надежды аврора. Если все поймут, что она твоя любовница, её успехи будут приписываться вашим отношениям, а не её труду. Тину Голдштейн не будут уважать. Она может стать будущей главой внутренней безопасности. Или же просто любовницей шефа. Решать тебе.

Он поставил пустой бокал на поверхность столешницы из тёмного дерева и вышел прочь. Ему вслед мерцали отражавшие пламя огня драгоценные камни-глаза пресс-папье в виде рогатого змея.

А Грейвз думал, что когда-то давно упустил момент и человека, которые сделали из его серьёзной, но жизнерадостной подруги хладнокровную и расчётливую карьеристку.

***

03 мая, 1926 г.

Его затянул водоворот из света и звуков. Всё кружилось и металось, не желая принимать чётких очертаний – возможно, он просто не помнил деталей. Единственным определённым во всей этой мешанине был звонкий, взволнованный детский голос.

- Я подбираюсь всё ближе – вчера Гнарлак вызвал меня к себе и рассказал, что ему не нужны все дети-волшебники, а всего лишь один. И искать его приказал среди немагов. Завтра я постараюсь подслушать его разговор с тем волшебником.

- Хорошо, - ответили губы Грейвза холодным, безразличным тоном, не подчиняясь его воле. – Жду результатов.

Этот раз был последним, когда директор Грейвз встречался с информатором Джинджер.

***

05 мая, 1926 г.

Они шли по уже по-летнему зелёному Центральному парку. Две напряжённые фигуры в тёмных костюмах, засунув руки в карманы пиджаков. Рядом, но порознь.

- Я не понимаю, - тихо, едва слышно, с еле уловимыми жалобными нотками протянула Тина, не глядя ему в лицо.

Грейвз искоса бросил на неё внимательный взгляд. Она понурила голову, считая взглядом кирпичики кладки мостовой, губы её были слегка надуты, как у расстроенного ребёнка, а пряди коротких каштановых волос лезли в лицо, но она не торопилась поправлять их, погружённая в свои невесёлые мысли.

Он обдумывал слова Серафины неделями. «Отступи, если это не серьёзно» - попросила она его в тот день. Больше они не возвращались к этому разговору, делая вид, что его вовсе не было, но Грейвз не мог просто забыть.

«Серьёзно ли?» - спрашивал он себя изо дня в день.

Поначалу он вовсе не задавался такими вопросами, просто наслаждаясь этими особенными моментами с ней, живя одним днём. Казалось, Тина также не строила долгосрочных планов, довольствуясь украдкой переплетёнными пальцами в переполненной кабине лифта, изредка брошенными многозначительными взглядами при коллегах, жаркими поцелуями в кабинете шефа, когда она шла «сдавать отчёты», да долгими ночами в гостиницах. Казалось, тайная связь её вполне устраивала и она и не думала о чём-то большем.

Но Серафина уверяла, что на самом деле всё совсем не так. Кому лучше знать женщину, как не другой женщине?

Вопросом, серьёзны ли их отношения для него, он задавался недолго. Грейвз был уже не столь молод, чтобы тратить время, силы и чувства на что-то однодневное, эфемерное, как летний бриз с залива. Для него их с Тиной отношения были очень серьёзны.

А для Тины? Что для неё было важнее: карьера, или сомнительная связь с мужчиной, который старше её почти вдвое? Все эти недели он мучился этим вопросом, наблюдая за девушкой.

Она рвалась в рейды, уходила с головой в планирование операций, зарывалась в дела с головой так сильно, что Куинни приходилось почти силком уводить её домой по вечерам. Серафина права, со временем из неё вышел бы великолепный, уважаемый аврор. Если он всё не испортит.

И он принял решение. Оно было сложным, болезненным, но кто-то должен был его сделать. Он сообщил Тине о том, что им необходимо расстаться.

Он остановился, притянул девушку к себе и обнял, зарываясь носом в её мягкие, нагретые полуденным солнцем волосы, напоследок наслаждаясь их ароматом, теплом хрупких плеч под его пальцами, её настороженным редким дыханием на своей коже.

- Со временем ты всё поймёшь сама, - так же тихо ответил он Тине нелепой фразой, словно родитель – ребёнку, задающему неудобные вопросы.

Её ответный взгляд был обиженно-горьким, отчаянно-злобным, а в уголках глаз накипали тяжёлые слёзы. Она оттолкнула его от себя слишком резко, аппарировав прежде, чем они сорвались вниз по щекам.

***

21 мая, 1926 г.

Меньше недели ему потребовалось для того, чтобы он осознал, что совершил ошибку, стараясь не совершить ошибку. Какая ирония.

Видеть её каждый день оказалось мукой, сродни Круцио. Кто-кто, а Грейвз разбирался в боли – не раз испытывал на своей шкуре. Тина вела себя подчёркнуто вежливо, прочертив между ними чёткие границы. Безличные приветствия, холодные прощания, сухие, торопливые отчёты – это всё, чего он мог добиться от неё. Не раз Грейвз предпринимал попытки поговорить с Тиной, извиниться и попросить её не принимать всё близко к сердцу – какие её годы, она ещё не раз и не два влюбится и расстанется. Но она успешно избегала его общества.

А такая простая вещь, как предоставить возможность самой Тине решать, что для неё важнее – карьера или отношения, пришла к нему в голову лишь к вечеру пятого дня после болезненного разговора. В конце концов, она не ребёнок и не раз принимала более сложные решения. Но начальственная привычка делать выбор за других въелась в его натуру столь глубоко, что когда пришло время перестать быть в чём-то единственным ответственным, он не смог перешагнуть через неё.

Это был очень важный и сложный урок в его жизни, который он выучил слишком поздно. Не во всех делах его слово было единственно верным и конечным. Чтобы узнать, чего хочет человек, иногда нужно просто спросить.

Необходимо было как-то исправить ситуацию и поговорить с Тиной. Объяснить мотивы такого неожиданного для неё разрыва и спросить, чего она желает, с замиранием сердца малодушно надеясь, что он для неё окажется важнее полной опасностей и событий жизни главы Аврората, до которой она могла бы дослужиться. И он решил, что пойдёт ва-банк, сделав ей предложение выйти за него замуж – всё, или ничего. Начищенное мистером Шепардом фамильное обручальное кольцо миссис Пандоры Грейвз блестело как новенькое, покоясь в ящичке стола в ожидании завтрашнего для, когда Тина или согласится быть с ним, или сама положит конец их отношениям.