Словно находился во сне.

Он не мог сказать с уверенностью, но видит рогатый змей, перед ним сидела девочка. Та самая, с тугими рыжими косичками и веснушками по бледной коже носа и щёк. В её глазах не было того озорства и ехидства, как в воспоминаниях Тины. Взгляд был насторожен и сердит. Тёмно-рыжие бровинки воинственно топорщились во все стороны, а нос алел и припух, истекая прозрачными простуженными соплями.

- И что же нам с тобой делать? – задумчиво произнёс Грейвз, картинно-добродушно сцепляя пальцы в замок и кладя их на холодную столешницу.

Перед ним лежало стандартное дело в картонной папке, раскрытое на странице с длинным, очень длинным для ребёнка, перечнем правонарушений. Взгляд и голос его были полны снисхождения и спокойствия, однако ни Грейвза-наблюдателя, ни даже рыжую девочку они не обманули. В прохладном, слегка затхлом воздухе допросной, чьи стены всё так же подрагивали, недовольные тем, что их призрачные образы извлечены из-под мощных замков в памяти аврора, висело густое, словно дурно сваренный кисель, напряжение.

- Обычно дети отделываются предупреждениями, мелкими наказаниями или, на худой конец, помещением под наблюдение, - всё тем же жутковато-добродушным голосом, словно томный прищур сытого кота, играющегося с перепуганной мышью, прежде чем убить её, продолжил Грейвз. – Но твой случай особенный. Можно по пальцам пересчитать даже взрослых волшебников, чей послужной преступный список такой же длинный, как твой, Джинджер, - небрежным жестом показал он лист девочке. На нём чёткие буквы-трафареты сидели так густо, что лист казался скучным текстом из серьёзного учебника, но никак не шкодливыми нарушениями законов ребёнком. Всё бы ничего, если бы эти законы не были написаны кровью сожжённых в Салеме ведьм и немагов. – Если отправить твоё дело на слушание Ковена, то я не дал бы никаких гарантий, что они не решат отправить тебя на казнь.

Самое жуткое во всём этом было то, что он говорил правду.

Ступни девочки, обутые в стоптанные ботиночки, покачивались сантиметрах в двадцати над полом. Взгляд её был твёрд и спокоен, Грейвз даже почувствовал невольное уважение – если она и была напугана перспективами, ни один жест этого не выказывал.

- Вы бы не стали лично общаться со мной, мистер аврор, если бы моя казнь была для вас решённым делом, - шмыгнув носом и облизав обветренные тонкие губы, сказала она. – Вам от меня что-то нужно.

На этот раз усмешка на его лице была искренней. Грейвз откинулся на жёсткую спинку стула и развалился с таким видом, будто сидел в любимом домашнем кресле – расслабленно и непринуждённо.

- Верно, - кивнул он. В голове Грейвза-наблюдателя замелькали ещё более смутные картинки – исписанные прямыми, резкими буквами пергаментные листы, смысл которых вырисовывался настораживающий – Тесей Скамандер писал о слухах, что у Грин-де-Вальда нашлись дела в Новом Свете. - Я могу воспользоваться своим авторитетом и не доводить сведений о твоих проказах до ушей ведьм Ковена, - хитро прищурился он, отчего девочка напряглась ещё сильнее, прищуриваясь в ответ.

- Но? – склонила она голову к плечу, глядя на него с недоверием.

- Но мне нужен свой человек на улицах. Есть слушок, что один очень нехороший волшебник из Европы находится сейчас здесь… - Ни тени удивления не мелькнуло на серьёзном конопатом личике – девочка была в курсе того, что творилось в подворотнях Нью-Йорка. Он выбрал верного кандидата для своих целей. - …и отчего-то он рад детям. Мне нужно знать, для чего всё это, - перестал изображать добродушие Грейвз, глядя на Рыжую ведьму тяжёлым тёмным взглядом. – И ты мне в этом поможешь.

Джинджер утёрла замызганным рукавом нос и впервые за разговор улыбнулась – хитро и уверенно.

- Ваша шалость удалась, сэр - хмыкнула она.

***

11 января, 1926 г.

Оглушительный шум крови в ушах и горящие от нехватки воздуха лёгкие – это единственное, что давало Грейвзу понять – он ещё жив. Напавшие на него и Тину маги аппарировали секунду назад и Гоменум Ревелио сообщило, что в многоквартирном ветхом здании они остались втроём – он, Тина, да прячущаяся под лестницей девочка.

Магия говорила ему – стоящая перед ним Тина жива. Только благодаря его молниеносной реакции и выработанной за годы службы интуиции. Ещё мгновение - и луч боевого заклятья разбился бы об её грудь, останавливая ритм перепуганного сердца. Но он всё никак не мог поверить ни своим глазам, ни волшебству.

Малочисленный ряд из молодых стажёров – всего-то шестеро, к концу года из которых осталось лишь двое, - выстроился перед ним во взволнованную линию. На их лицах были написаны решимость, неуверенность, восторг и откровенный страх, по которым Грейвз с самого первого взгляда мог сказать, кто из них сможет работать под его началом, а кто уйдёт уже через месяц. И прогнозы ещё ни разу не подводили.

Но из всех правил бывают исключения. Ведь в этих прогнозах не было тощей, нескладной и слишком восторженной Тины Голдштейн со значком аврора.

Через год Голдштейн стала одной из главных головных проблем. Она не следовала правилам, не соблюдала субординацию, была слишком эмоциональна. Поэтому сомнение в верности его выбора, озвученное Уоллесом, но которое поддерживали остальные авроры, было вполне оправдано. И тем не менее, Тина стала их коллегой.

Грейвз и сам не мог с уверенностью сказать, почему решил подписать приказ о принятии её на работу под своё крыло. Однако годы спустя он со страхом понимал, что стоило ему тогда проявить чуть больше рационализма, и он бы жил и дальше той же серой, подчинённой строгому порядку и тяжёлым мыслям жизнью, в которой не было бы яркой, живой искры, заставлявшей его мечтать и радоваться. В его жизни не было бы Тины.

И в этот момент, вдыхая полные лёгкие пахнущего раскалённой магией воздуха, он с невероятной ясностью понял, что спокойно прожил бы эту однообразную жизнь, лишённую радости, если бы она не появилась перед ним с остальными стажёрами. И умер бы спокойно, без сожалений и печали. Но она появилась. И он оставил её рядом с собой. И теперь лишиться её значило бы умереть вместе с ней – медленно, мучительно и жестоко. Осталась бы лишь оболочка – бесчувственная, пустая и существующая только потому, что он пока ещё нужен волшебникам Америки.

Одним заклятьем тот маг едва не убил их обоих.

- Какого драного низзла, Тина?! – орал он, расплёскивая вокруг горячий, душивший его страх.

Она стояла перед ним – бледная, оглушённая. Так же как и он, она не верила, что всё ещё жива. Но тонкие девичьи плечи, которые Грейвз сжал слишком сильно, не рассчитав силы, были тёплыми и слегка подрагивающими – живыми. Ему показалось, что от накрывшей в этот момент волны облегчения обмякли все мышцы, превратившись в бессильное желе. Колени задрожали, но Грейвз тут же взял себя в руки – расклеиваться было не в его правилах.

- Ты понимаешь, что чуть не погибла? – спросил он её куда громче, чем рассчитывал, тряся Тину в попытках выгнать из карих глаз затравленное удивление.

Но она не реагировала.

В этот момент в сердце закралось абсурдное опасение – что, если это невиданная Грейвзом магия? Да, её тело здесь. Да, она всё ещё дышит. Но есть на свете твари, которых зовут дементорами. Они оставляют своих жертв именно такими – дышащими, но мёртвыми. Кто знает, какие знания привёз из-за океана Грин-де-Вальд? Почему Тина не реагировала на то, что всегда и во всём хладнокровный босс кричит на неё?

Единственное верное решение пришло само – он даже не стал его обдумывать, повинуясь воле инстинкта. Жива она или уже нет, он больше не мог скрывать своих желаний ни от себя, ни от неё.

Он поцеловал её.

Её губы оставались холодными и безвольными. Тело, которое он отчаянно сжимал, не желая отдавать смерти, было словно изваяно из камня – напряжённое и не реагирующее на его порыв. Грейвз в отчаянии зажмурился. На секунду он поверил, что её больше нет в этом теле. Что Тина так никогда и не узнает, что все эти годы страшный начальник, которого она боялась даже сильнее, чем мадам Президент, на самом деле любил её.