Грегорович говорил много, торопливо и сбивчиво, а перед глазами Грейвза всё вертелась то воспоминание – ночь, напуганный мастер и переполненный восторгом, бегущий прочь Грин-де-Вальд. То был восторг обладания, совершенно точно. Он был рад заполучить что-то.

«Я никогда не владел Бузинной палочкой…»

- Это всё весьма интересно, - бесцеремонно перебил аврор мастера, - но мне доподлинно известно, что вы лжёте. Вы владели Бузинной палочкой и у вас её похитили.

Слова Грейвза были спокойны и сказаны таким безапелляционным тоном, что Грегоровичу даже не пришло в голову настаивать на своей лжи.

- Откуда… вам известно? – полузадушенно выдавил он, неуловимым образом становясь похожим на себя из воспоминаний тёмного мага: перепуганным, бледным.

- От Геллерта Грин-де-Вальда, вора, укравшего палочку, - лениво отхлебнул кофе Грейвз, зорко следя за реакцией мастера.

- От… Грин-де-Вальда? – бледность на лице Грегоровича стала почти смертельной, казалось он вот-вот потеряет сознание. – Я… я не знал, кем был тот вор, не знал! – и в отчаянии схватился за голову, нарушая порядок в зачёсанных прядях волос. – Вы понимаете, что это значит? Понимаете???

Реакция мастера слегка обескуражила Грейвза, поспешившего налить Грегоровичу стакан воды.

- Успокойтесь! – властно велел аврор. – Объясните толком!

Зубы мастера нервно стучали о край стакана, когда он торопливо осушал его. Затем сделал пару глубоких рваных вдохов и взглянул на Грейза. Взгляд его был полубезумен.

- Вы же знаете о Бузинной палочке, раз пришли ко мне! – стараясь взять себя в руки, пробормотал мастер. – Вы понимаете, почему всё это происходит? Он украл её у меня и теперь творит свои тёмные дела!

Грейвз терпеливо молчал, ожидая пока Грегорович успокоится. Вот оно! Волшебник пришёл в такое крайнее возбуждение неспроста. Аврор ощущал приятный зуд любопытства перед порогом разгадки очень интересной тайны. Ради этого стоило немного подождать.

- Я не знаю всех тонкостей, - наконец всё же нарушил Грейвз напряжённую тишину, - и был бы благодарен, если бы вы посвятили меня.

Грегорович мучительно долго допивал свой кофе, но всё же заговорил:

- Бузинная, Старшая, Жезл Смерти – какие только названия не давали этой палочке. Кто и когда её изготовил – неизвестно. Но ясно, что мастер был велик. Из непригодного для создания палочек дерева и сердцевины – бузины и волоса тестрала, он создал… настоящее чудо. Самую могучую палочку, которую мне довелось повстречать.

Он замолчал, избегая смотреть в глаза аврора, вертя в коротких грубых пальцах опустевшую чашку.

- Почти тридцать лет назад она попала в мои руки. Давайте опустим, как именно это произошло. Я ею не пользовался, меня вполне удовлетворяла моя палочка. Я её изучал. Моей мечтой было и есть воссоздать её, сравниться в величии с тем мастером. Многие копии были неплохи. Но всё же, до Бузинной им было далеко.

«Есть у меня одна палочка. Вообще, она не для продажи. Я старался воссоздать… Впрочем, неважно», - вспомнил Грейвз слова Йоханнеса Йонкера, бросив короткий взгляд на свою палочку. Тогда он упомянул что-то о волосе тестрала. Видимо, не один Грегорович старался сравниться в мастерстве с волшебником, чьё имя не сохранила история.

- А затем её украли. То был молодой человек. Я не знал, не знал кем он станет! Как же теперь быть? – Грегорович снова запустил пальцы в свои взъерошенные волосы.

- В чём именно заключается могущество этой палочки? – спросил Грейвз, всё ещё не понимая, отчего так волнуется мастер.

- Одно из её названий – Непобедимая. Теперь понятно, отчего до сих пор никто не может прекратить его бесчинства. И сколько бед он ещё натворит…

- Если эта палочка непобедима, как же она переходит от владельца к владельцу? Ведь для этого необходимо именно победить его, верно? – запутался в рассуждениях Грегоровича Грейвз. Всё же эти законы волшебства палочек были непостижимы для его рационального склада ума.

- Тут всё не так просто. Понимаете, у всех палочек есть свой… как бы выразиться точнее… характер. И чаще всего палочки остаются верны одному хозяину, либо тому, кто получил палочку в честном бою. Но у Бузинной палочки несколько иные понятия о верности. Она может служить тому, что украл её у предыдущего хозяина, забрал у мёртвого, убитого во сне, обессиленного. Она выбирает того, кто покажется ей более интересным. У неё свой разум и свои, зачастую непостижимые мотивы выбора хозяина.

Что же, судя по словам мастера Грегоровича, Грин-де-Вальд обладал самой сильной палочкой на свете. Причин опасаться его стало на одну больше.

***

19 августа, 1927 г.

Когда Грейвз вырвался из цепких лапок гостеприимного семейства Кинтаны, и то только благодаря помощи сжалившейся над ним Мэйеры, было уже заполночь. Он ожидал встретить благостную ночную тишину, но вместо этого уже в тёмном коридоре Аврората были слышны весёлый смех и громкая музыка, доносившаяся из граммофона.

Такие ночные гуляния среди его людей были разрешены лишь в одном случае – если это был чей-то день рождения.

На секунду Грейвз замер перед общими дверями, стараясь вспомнить, чей же праздник могли отмечать авроры, но озарение пришло даже раньше, чем он успел хорошенько поломать голову над вопросом.

Тина Голдштейн.******

Он помнил, помнил об её дне рождения. Он помнил их все – каждого значимого для него человека. Но последние события заставили его забыть даже о низзле Боксёре, который непременно умер бы с голоду или сбежал, если бы его не кормил добросердечный мистер Шепард.

Стоило Грейвзу распахнуть двери, как оживлённые голоса замолкли на мгновение, чтобы вновь взорваться весёлыми приветствиями. Подгоняемая чувствительным тычком локтем в бок от сестры, к нему подошла сама виновница торжества.

Растерянная, но искренняя улыбка, весёлый блеск глаз (кажется, кто-то всё же нарушил его давний запрет на распитие веселящей воды в пределах Аврората), яркий румянец на щеках (Грейвз понадеялся, что они ещё не дошли до той кондиции, чтобы начать танцевать под мурлыканье популярной нынче певицы Дороти Лимус). В руках Тина держала тарелочку с узорами из голубых цветочков, на которой лежал кусочек именинного торта со слегка оплывшей свечой.

- Присоединяйтесь к празднованию, сэр, - улыбнулась она, в очаровательном волнении заправляя своенравно выбившийся локон за ухо.

- С днём рождения, аврор Голдштейн, - светло улыбнулся он ей в ответ, на мгновение забывая об историях Грегоровича.

- Спасибо, - ещё сильнее зарделась она, опуская взгляд.

Он уселся на диван, который снова пришлось расчищать от бумажных завалов, и бесцельно ковырялся ложечкой в кулинарном шедевре младшей Голдштейн.

Младшей Голдштейн, которая вытянула из памяти Грин-де-Вальда два воспоминания – о похищении Бузинной палочки и о юноше, восторженно говорившем «дары смерти».

От усталости в голове вертелся хоровод бессвязных мыслей, который Грейвз уже не мог контролировать.

Дары смерти, Бузинная палочка, символ Грин-де-Вальда. Сказка барда Бидля о трёх братьях и смерти. Смерти, которая подарила братьям три предмета – мантию-невидимку, воскрешающий камень и… непобедимую палочку. Непобедимую, Бузинную палочку.

Дары смерти – это Бузинная палочка и остальные.

Кончик ложечки чертил на приторно-розовой глазури узоры. Палочка – линия, камень – круг, мантия – треугольник.

Треугольник, круг и линия. Треугольник, круг и линия…

Грейвз вскочил на ноги, озарённый внезапной мыслью. Вот что означал этот символ! Этот символ – знак даров смерти из детской сказки!

Каша в голове никак не хотела аккуратно разложиться по полочкам, поэтому он просто стоял на месте, глупо уставившись в пространство.

Грин-де-Вальд был в ярости, когда эти воспоминания выплыли на поверхность. Он не хотел, чтобы кто-то знал о Дарах смерти и Бузинной палочке и очевидно верил в их силу. Верил в… детскую сказку? Звучало абсурдно, но вывод напрашивался сам собой.