— Это седина от невыносимой жизни. Вы меня довели.

— Еще кто кого довел! — Граднир оглушительно заржал. Ему бы лошадью родиться, а не воплощением духа тигра.

Орлин добавил:

— То-то твоя 'седина' на закате алая, при луне белая, а на солнце золотится. Не замечал? Нет? Надо чаще умываться. Никто не помнит, чтобы у дарэйли волосы так отражали свет, как лунное золото. Зато о драконах ходят разные легенды. Мы потому и не могли в тебе разобраться, Райтэ, что для создания тебя использовалось несколько кругов нескольких сфер. Такие эксперименты и давали Гончарам древности небывалые сущности: химер всяких, горгулий… Извращенцами слуги Эйне всегда были, даже когда не были жрецами!

Мотнув головой, словно это поможет отмести чудовищные доказательства, я сказал, напирая на каждое слово:

— Я. Не. Дракон. Не хочу!

Граднир рыкнул:

— Начинается! Не принц, не дракон… Скажи еще — не дарэйли, чего уж мелочиться. Сущность не выбирают. Все, садись на загривок и поехали, пора возвращаться, а то девчонки переживают.

Я обвел взглядом их довольные лица и понял:

— Вы это все нарочно устроили? Чтобы я сорвался?

Ринхорт улыбнулся, и было очень непривычно наблюдать на его жестком лице что-то вроде смущения:

— Испытывали тебя, не без того. Думал уже — совсем непробиваемый парень. Пойми, Райтэ, мы не Гончары и не знаем их заклинаний и методов лепки 'сосудов'. Помним только то, что испытали на своей шкуре, но подвергать такому нельзя ни одно живое существо, даже злейшего врага. Надо было придумать что-то другое, вот мы и пытались.

— Ну, ты и…

— Что — и? Коварный злодей, пожиратель младенцев? Да и пусть! На то я и темный. Мы делали, что могли — время поджимает, а тут еще эта Шойна… Ты должен встретиться с князем, будучи не измочаленной тряпкой, а уже обладая силой дарэйли. Полдела сделано.

— Полдела?! — возмутился я. — И какова же будет вторая половина?

— Надо еще, чтобы ты осознал свою сущность и научился контролировать.

— Да провались она…

— В небо! — подсказал Орлин. — Ну, летать-то я дракона научу. Если он меня не сожрет в процессе учебы. По легендам, это очень прожорливые чешуйчатые 'птички'.

Контролировать себя я принялся немедленно. Очень уж кулаки зачесались.

— Идем вместе? — испытующе глянули угольные глаза железного рыцаря.

Я кивнул. Да и куда я от них денусь? Чтобы разнести Сферикалы в прах, нужна армия свободных дарэйли, или хотя бы полусотня для начала. 'Ты лукавишь, как твой создатель, Райтэ', - зашевелился внутренний голос. Да, признался я себе. Никуда я не денусь от тех, кто стал как братья. И ведь самое странное — не только по крови мы чужды, но и по духу. Что же нас роднит? 'Гончары!' — стукнуло по темечку. Изнутри.

***

Через неделю отряд Верховного достиг берега реки, от которого уходила через лес выжженная полоса.

Ноздри Сьента хищно раздулись, он улыбался тонкой змеиной улыбкой, а в его руках играл причудливыми гранями, отражая солнечные лучи, крупный кристалл аметиста, выловленный из реки одним из его дарэйли.

Вскоре коллекция находок пополнилась не менее крупным сапфиром, испорченным причудливыми трещинами, и серебряной фигуркой, изумившей Верховного. Он немедленно призвал иерархов сфер Логоса и Огня.

— Посмотрите на это, братья. Кто мог подумать? — протянул он фигурку на ладони.

Рыжий иерарх сферы Огня рассмеялся:

— Теперь я понимаю, почему в рунных построениях Ионта были так причудливо замешаны аспекты по меньшей мере трех сфер.

— Не может быть! — пробормотал Глир. — Авьел говорил…

Спохватившись, он замолчал под прищуренным взглядом льдистых глаз Верховного.

— Так что же говорил наш погибший брат? — приподнялся в улыбке уголок тонких губ Сьента.

— Император работал с кругом власти, создавал идеального завоевателя, как и требовалось Сферикалу.

— Ионт всегда отличался изощренным чувством юмора, — Верховный убрал фигурку в карман. Надо показать находку Шойне, она оценит.

И дарэйли оценила. Ее глаза вспыхнули небывалым восторгом:

— Да, это царственная сущность! Вот почему на принца так слабо подействовал мой яд.

Верховный не разделил восторга:

— Возможно. Я бы очень хотел захватить Райтегора живым, Шойна. Он дважды прошел Врата, и я хочу знать, как это ему удалось. Иди и сделай, о чем мы говорили.

Серебристо-черная змея заскользила по просеке, словно поток отравленной воды, и вскоре растворилась в густой чаще леса.

Мариэт, наблюдавшая издалека, отвернулась, когда Сьент подошел к ней, подбрасывая игрушечную фигурку в ладони.

— Ты ничего не хочешь сказать мне об этом, девочка? — показал он находку.

Дарэйли жизни, глянув мельком, пожала плечами и промолчала.

Желваки на скулах Гончара заиграли, но он сдержал гнев.

— Ну хорошо, Мариэт. Когда все закончится, мы всех поймаем и выживем при этом, я обещаю, что Ллуф станет твоим дарэйлином, если ты и он этого захотите. Но мне кажется, ты не любишь его.

— Я… не знаю, — покраснела она.

Верховный взял ее руку, обтянутую перчаткой.

— Я — знаю. Я — Гончар, милая, ты все время об этом забываешь. Если бы я не чувствовал, не понимал, не видел твою душу до самого дна, то не смог бы осознать твою сущность и вернуть миру. Ты еще не встретила своего дарэйлина. Ты пожалела Ллуфа, он — тебя, вы оба помогли друг другу, но его сущность чужда тебе. Он — застывшее совершенство, а ты — сама жизнь, вечно изменяющаяся, чувственная. Я не мог допустить его влияния на твою силу до того, как ты сама все поймешь. Но за тебя я волнуюсь даже меньше, чем за него.

— Я всегда знала, что не волную тебя! — тут же вознегодовала девушка, забыв, как сердита на этого чудовищного человека. — Чем я для него опасна? Мы оба светлые!

Он засмеялся:

— Милая, ты поглотишь его, как водоворот жемчужину, и даже не поперхнешься, а мы потеряем нашего прекрасного мальчика.

— Но ты обещал, что выбирать — нам.

— Обещал, — вздохнул он, уже жалея, что дрогнул перед немым укором синих глаз. — И мне заранее его жаль. Даже скала не выдержит твоих бурь, треснет и рассыплется, веришь?

Она фыркнула и выдернула руку.

— Не верю! Я тебе уже вот ни на столечко не верю, Сьент. А почему ты приказал не убивать принца?

— У меня есть предчувствие, что не стоит этого делать, как бы хуже не вышло. Его надо ослабить. Ты поможешь мне?

— Конечно, — ее голос снова стал сухим и безжизненным, как сломанная ветка. — Рабы обязаны слушаться своего хозяина.

И Верховный в сердцах зашвырнул серебряную фигурку дракона в кусты.

***

Не мог я примириться с такой сущностью, никак не мог! Не утешало и то, что, если верить моим друзьям, по мощи драконы почти не уступали огненным дарэйли, и в воздухе грознее их оружия почти не было, и хитры эти твари настолько, что и самого хитроумного из сферы Логоса почти заткнут. Почти! Это слово действовало на меня, как красная тряпка на быка.

Терпение лопнуло, когда Луана преподнесла мне подарок в честь инициации: серебряного дракончика. Хорошенькая такая тварюшка: вся в шипах, зубы в пасти не помещаются, живот толстенный, лапы короткие… А крылья! Как эти жалкие отростки такую тушу в небо поднимали?

Я зажмурился, вспомнив полет лунной девушки и ее крылья — потоки перламутрового света. И представил рядом с ней дракона в натуральную величину. Захотелось сдохнуть немедленно.

— Они красивые, Райтэ! — успокаивала Луана, тщетно пытаясь погладить серебряную фигурку. Не найдя свободного от рогов, шипов и встопорщенной чешуи места, чмокнула вместо дракончика меня в щеку и, рассмеявшись, ушла.

Через полчаса она уже не смеялась: обиделась, что подарок остался на том привале. Даже призывать не стала: выбросил и выбросил.

Ллуф, приняв мои извинения, тут же снова оскорбился, когда я не стал брать его алмазный подарок. Не признаваться же ему, что я из его рук, украшенных тончайшими браслетами, как у девчонки, совсем ничего не хочу брать.