— Родовое гнездо все-таки… — пробормотал я, сам не понимая, почему стремление любым способом попасть в замок превратилось в навязчивую идею.

— Эх, напрасно я рекрутеров распугал. Записались бы сейчас в королевскую гвардию, не меньше. Ну, будем надеяться, они вернутся к утру с подмогой. Не оставят же они нас теперь без присмотра.

— Я бы не оставил. И бежать бы не стал. А они даже охрану вероятным лазутчикам не поставили.

— И что бы ты сделал на их месте? — заинтересовался рыцарь. — Силы-то неравные. Их амулетики, на которые они надеялись, защищают только от слабого дарэйли, а столкнулись эти вояки с превосходящей силой. Они не могли этого не понять, когда протрезвели от страха. Оружие у них тоже было вроде как заговоренное. От демонов, — усмехнулся дарэйли.

Подумав, я сказал:

— На их месте я отправил бы за подмогой пару человек, а остальных солдат оставил бы охранять. Но я помню и другую тактику, бесчестную… Ионт таскал нас за собой во все походы, и мы с братом видели, как была взята северная крепость Орхант, считавшаяся неприступной. Император сделал вид, что отступил, выждал неделю и подослал людей отравить колодец. В крепости остались только трупы.

— Война без правил, как против крыс… — процедил Ринхорт. — Ты считаешь, если отряд рекрутеров сбежал, не оставив охраны, это может быть не трусость, а обманный маневр?

— Перед отходом они могли договориться с трактирщиком отравить питье. Остается дождаться, когда враги ослабеют, и тогда вернуться и захватить.

— А что не сразу отравить насмерть?

— Бесчестно. Яд нужен для того, чтобы уравнять силы и драться на равных.

— Глупость. Запомни, на войне равных нет! — рубанул он ребром ладони по столу. — Побеждает тот, кто сильнее.

— Или хитрее. Я помню.

— Хотя в хитрости нет чести. А ведь ты, Райтэ, весь в творца — Ионта Завоевателя. У него тоже были странные понятия о чести и бесчестии.

Меня передернуло от отвращения.

— Я только предположил, что бы сделал на месте слабых. Но я не на их месте, я — темный дарэйли.

Ринхорт сел на лавку, задумчиво запустил пятерню в смоляные волосы.

— Может быть… Но вернемся к нашей цели. Доберешься ты до замка и что дальше? Сдается мне, ты подходишь к задаче не с того конца, Райтэ. Невозможно выловить и убить всех слуг Эйне. Я тебе уже говорил: среди них много стихийных, живущих вне Сферикала. И знания Гончаров не уничтожить навсегда, жрецы будут появляться снова и снова. Это вечная война. А мы не вечны. Надо взять в плен Гончара и допросить.

Я не успел ответить. В дверь постучали, Ринхорт милостиво разрешил войти, и счастливый толстяк вплыл с полным ароматной еды подносом в руках. Похоже, багровая полоса на щеке от плетки его совсем не огорчила.

— Лучшие куски окорока — вам, сьерр! — провозгласил он, ставя поднос на стол. — И вино за счет заведения. Если б не вы, и щепки бы не осталось от моего двора. А ваш золотой принес мне удачу. Эти разбойники все оплатили и сгинули, лиходеи!

— Когда успели? — поднял бровь Ринхорт.

— А… дык… когда уезжали, — хозяин прикусил язык.

Воздев глаза к потолку, рыцарь устроил сеанс ясновидения:

— Кошель, набитый золотом, ты нашел у самых ворот, когда их запирал. Ремешок оборвался.

Щеки трактирщика побагровели так, что свежий след от плетки потерялся.

— Так, сьерр Гончар. Сейчас принесу золотишко-то, все верну до монеточки. Я ведь сразу понял, что без вас не обошлось, сохранил, чтоб не потерялось. Принесу я.

— Не суетись. Можешь оставить себе.

— Благодарствую, сьерр Гончар! — трактирщик едва не распластался на полу в поклоне.

Ринхорт поморщился:

— Вино выпей сам за мое здоровье, а мне пришли с кем-нибудь кувшин молока. Только не тех двух продажных девок посылай, я брезглив. И еще нужна новая одежда для моего раба. Рубаха, штаны и куртка. И башмаки из хорошей кожи.

— Будет сделано, сьерр! — трактирщик попятился к двери, низко кланяясь, но был остановлен.

— Куда это ты? А как же выпить за мое здоровье? — прищурился Ринхорт и протянул забытый на столе кувшин.

Пухлые руки мгновенно побледневшего толстяка юркнули за спину.

— Дык, потом я, пренепременно! Дела у меня еще.

— Пей сейчас! — Ринхорт схватил его за шкирку и поднес кувшин к трясущимся губам трактирщика. — Какие могут быть дела? У тебя, кроме нас, постояльцев не осталось.

Колени человека подогнулись, глаза выкатились от ужаса, он кулем повис в крепкой руке, хрипя:

— Пощадите, сьерр Гончар! Приказали мне, не хотел я! Зелье там сонное подмешано. Заставили меня, сьерр… сказали — шкуру сдерут, сгноят всю семью, детишек… Пощадите!

Ринхорт разжал руку, и трясущаяся туша с грохотом упала, поползла к его ногам. Отпихнув причитавшего трактирщика ногой, рыцарь спросил:

— Какая тебе разница, кто сдерет с тебя шкуру? Когда они вернутся?

— Утром, после восхода. За вами и новобранцами. С подмогой придут, я слышал.

— Значит, их лагерь совсем близко?

— В десяти верстах к западу, сьерр Гончар.

— Вели конюху держать наших коней наготове. Кроме того, нам понадобится еще одна лошадь, — черные глаза сверкнули. — Еда тоже отравлена?

— Нет, сьерр, только вино!

Ринхорт, отхватив кинжалом полосу от куска мяса и подцепив его острием, протянул трактирщику:

— Ешь!

Толстяк, схватив угощение, запихал его в рот, разжевал, давясь, и проглотил.

— Видете, сьерр Гончар, чистое оно, клянусь!

Отпустив трактирщика, не помнящего себя от счастья, что остался жив, рыцарь рухнул на лавку.

— Ты был прав, Райтэ. Ну что, уйдем сейчас или дождемся утра и продолжим переговоры?

— Подождем. А лошадь еще одна тебе зачем? — полюбопытствовал я, сняв пояс с мечом и с наслаждением растянувшись на жестком топчане, прикрытом соломенным тюфяком и покрывалом из мешковины. В просторной комнате стояла еще кровать, но я же здесь вроде как раб, мне полагается быть скромным.

— Пригодится, — загадочно ухмыльнулся дарэйли. — Садись к столу, поешь.

— Я лучше лежа.

— И кто учил тебя этикету, бывший принц? — скорбно вздохнул железный рыцарь, щелчком пальцев отправляя мне медный поднос с едой. Сам же, сняв перевязь с мечом и положив его на лавку вместе со жреческим знаком, приник к окну, что-то там высматривая.

— Бывшему можно и без этикета, — парировал я, водрузив поднос на живот и разделывая кинжалом сочный кусок мяса. — А ты не присоединишься к трапезе?

— Я не голоден.

— Боишься, что окорок все-таки отравлен?

— Парами железа надышался, — хохотнул Ринхорт и решительно направился к выходу, но остановился посреди комнаты, воззрившись на плотно сколоченные дверные доски. Щеколда под его взглядом ожила и беззвучно поползла в сторону. Указательным палецем дарэйли нацелился на скобу дверной ручки и поманил ее к себе.

Дверь распахнулась. Служанка, стоявшая за ней с занесенным для стука кулачком, пискнула от неожиданности и отшатнулась, расплескав жидкость из прижатого к груди кувшина. На блузе растеклось пятно.

— Заходи, девушка, — сказал Ринхорт.

Я едва узнал тощую конопатую Щепку: перемены были разительными и не в лучшую сторону. Простое платье сменилось на юбку и блузу с низким вырезом, поверх которой был надет корсет со шнуровкой, только подчеркивавший выпирающие ключицы и худобу нескладной фигуры с распущенными русыми волосами, окутавшими плечи. Брови девушки были неумело подведены угольком, щеки подрумянены. Но на левой щеке румянец алел куда ярче, чем на правой, и явно напоминал след от пощечины. А на ресницах дрожали слезы.

Ступив несколько робких шагов внутрь комнаты, служанка споткнулась и не упала лишь потому, что Ринхорт успел ее подхватить. Объемный сверток, с трудом удерживаемый локтем девушки, выпал, а остатки молока из кувшина оказались на плаще Ринхорта.

— Простите, сьерр! — задрожал тонкий голосок и умоляюще заломились брови. — Я нечаянно, я постираю!

— Разумеется, — лицо рыцаря стало каменным. — Как твое имя?