***

Вдалеке на пригорке показалось селение, до ноздрей долетел дымок из печей, и желудок совсем свело от голода. Надоевшая походная кухня вызывала отвращение при одном воспоминании.

Ринхорт придержал коня, услышав урчание в моем животе.

— Проголодался, Райтэ?

— А ты что, воздухом питаешься или железные доспехи втихаря грызешь?

— Я уже не так зависим от плоти, как в детстве. Но ты прав, тело кормить надо, хотя бы изредка. Даже жрецы это понимают. Заодно научу тебя, как призывать золото.

Обучение пошло не впрок: я не понимал, как вызвать в себе ощущение золота. Разве что — проглотить. Но глотать было пока нечего: сначала надо, опять же, призвать. А уж понять, чем сущность золота отличается от сущности, скажем, меди — тем более не получалось.

Мои вассалы изо всех сил сдерживали демонический хохот и, дабы не мешать процессу обучения, наполовину преобразились: с тигриной мордой не поржешь, это вам не лошадиная, а птичий клюв тем более не приспособлен для демонстрации веселья. Но фыркала звериная пасть и гоготал птичий клюв весьма красноречиво, и злили меня еще сильней.

Ринхорт уже был согласен, чтобы я притянул любой металл, какой почувствую, но я ощущал только тяжесть меча на поясе и холодок материнского кольца на веревке под рубахой.

— Этого не может быть! — орал рассвирепевший учитель. — У тебя врожденный дар! Так пользуйся им, дьявол тебя задери! Вон там, в двух шагах вправо от тебя — укатившийся в траву имперский золотой. Позови его! Почувствуй монету в своей ладони, ну же!

Я истек потом, у меня разболелась голова, но ни одна металлическая пылинка издевательски не подчинилась.

— Вот он, возьми, — рыцарь, не сделав и шага в сторону, протянул раскрытую ладонь с запыленным империалом. — Посмотри на него, подержи в руке, проникнись каждой царапиной. Теперь брось его под ноги и позови, чтобы снова лег в ладонь.

Да хоть зазовись. Хоть охрипни тут!

— Narre'at'tar! — звал я и про себя, и вслух, и тихо, и громко. В конце концов, нагнулся и нахально поднял монету: — Вот, пожалуйста.

— Тьфу, бездарь! — выругался железный рыцарь.

Граднир, минут пять зажимавший себе пасть обеими руками, не выдержал — заржал в голос и хлопнул меня (сюзерена, между прочим!) по плечу со всей широты звериной души, едва не сбив с ног, а Орлин почесал кончик клюва, деликатно пряча смешок, и вступился за мою честь и умственную полноценность:

— Э-э… Ринхорт, а с чего ты взял, что наш принц — дарэйли металла?

— Но он уничтожил мой меч на первой же тренировке!

Я огрызнулся:

— Так ведь я же не звал его свалиться на мою голову!

— Тоже верно, — ухмыльнулся железный рыцарь. — Но ты ощутил его целиком, как если бы он свалился, иначе бы не расплавил.

— Ничего я не ощущал, ни целиком, ни по частям! — вскипел я. — Просто жить хотел, и все. И чтоб ты провалился в пекло вместе с мечом. И вместе с этим дрянным империалом!

— Значит, я ошибся, — вздохнул он, потирая в задумчивости подбородок. — Плохо. Дарэйли, не знающий своей сущности, не сможет раскрыться полностью и контролировать свой дар. Мы и так однокрылые, а ты еще и слепой… Может быть, ты — дарэйли огня, Райтэ? Пекло у тебя вполне получилось организовать, да и знак иерарха Врона ты тоже расплавил. Надо будет потренироваться в безопасном месте.

— Ты сам говорил, что я не такой дарэйли, как все, — напомнил я. — Ринхорт, а если я все-таки… воплощение? Святые целители тоже могут ошибаться.

— Опять! У тебя что, мания величия? Ты создан в Гончарном круге, Райтэ. Кого еще могут создать жрецы из эйнеры, кроме темного или светлого 'сосуда даров'? Два сосуда было, два. Понимаешь? Раз ты темный, то твой брат был светлый! Так откуда возьмется свет в дьяволе Линнерилла? Ну, поехали, мой сюзерен, тебе надо что-нибудь горячего поесть для разнообразия.

Мы договорились о месте, где нас утром будут ждать Граднир и Орлин, и пришпорили коней: солнце садилось, а нам надо было еще устроиться на ночлег. Я так яро мечтал о нормальной постели, мытье и пище, что закралась мысль: похоже, за те десять лет, проведенные за Вратами, о которых почти ничего не помнилось, я не бедствовал, как решил сначала по тому неприглядному виду, в котором вернулся в Подлунный мир. Как тогда я оказался в столь плачевном состоянии?

Что-то засвербело, готовое прорваться, как родник из-под земли, но тут Ринхорт забрал у меня монету, подбросил, и на его широкую ладонь упала целая горсть империалов. Воспоминание, едва ожив, скоропостижно скончалось от этого зрелища.

— Завидуешь? — хитро прищурился на меня черный глаз рыцаря.

— Это пусть клан воров обзавидуется, — раздраженно (ведь еще чуть-чуть, и вспомнил бы!) проворчал я. — Когда понадобится, я добуду себе честное золото.

Хотя надо быть уж до конца честным: жаль, что я оказался не дарэйли металла!

— Это потерянное золото, — пояснил рыцарь, а монеты в горсти зашевелились, как живые. — Не думай, что я могу залезть в любой карман. Люди уже научены и защищают свои кровные заклинаниями. Тех же жрецов зовут, — хохотнул он. — Если один из нас возьмет сокровище под покровительство, то ни вор, ни другой дарэйли его уже так просто не уведет. Обычно светлые охраняют, а темные… Ну, мы стараемся чтобы ангелы-хранители без работы не сидели.

Я усмехнулся: с такими рабами хитрые Гончары никогда не обеднеют.

— Да, нужно еще распределить наши роли, Райтэ, — рыцарь озабоченно свел смоляные брови. — Раз уж ты отказался быть принцем, то придется тебе побыть слугой странствующего рыцаря.

— Ну, помечтай, — хмыкнул я.

— Это же для видимости, — почти заискивающе улыбнулся он. — Из нас двоих ты одет как раз для этой роли, даже в оруженосцы не годишься. Рыцарь в полном облачении и в слугах у нищего парня будет выглядеть подозрительно, не находишь?

Лохмотья на мне, благодаря стараниям моих вассалов, были очень живописные. Особенно в сочетании с холеным белоснежным конем и его богатой сбруей. Ринхорт, оглядев меня с ног до головы и затаив коварную усмешку, снова предложил размяться. Надо ли говорить, что в селение я въехал избитым и окровавленным, страшно жалея, что взял в попутчики непобедимого изверга?

— Зато теперь любой поверит, что тебя ограбили разбойники, — удовлетворенно сказал он.

— Это был один наглый демон с железными мозгами, — уточнил я.

***

Селение было большое, с храмом Единого — восьмигранный медный шпиль виднелся издалека — но безлюдное. Кое-где двери и окна были забиты досками крест-накрест. Оставшиеся жители, напуганные приближавшимся войском князя Доранта Энеарелли, попрятались по дворам, и навстречу нам попался только подвыпивший старик, показавший дорогу к постоялому двору. Он и сообщил о надвигавшейся беде.

— Говорят, прямо сюда идут, да еще и демоны проклятые с ними. А у нас только старики да бабы остались. Всех здоровых мужиков стражники в войско короля забрали. Вот, внука последнего завтра увести должны, — дед утер слезу и разом протрезвел, разглядев брошенный ему золотой, сунул монету за щеку и побежал прочь.

Солнце уже зашло, и наступили прозрачные сумерки, звеневшие комарами. Остервенело лаяли собаки, кидаясь под копыта, лениво сидели на столбах оград кошки, провожая проезжих всадников задумчивыми лунными взглядами, где-то мычала корова.

Железный рыцарь придержал коня у распахнутых ворот в высокой ограде с висевшим на длинном штыре дырявым котелком, означавшим трактир. В глубине двора стоял бревенчатый дом в два этажа. По левую руку у длинного бревна, прибитого к столбам, фыркало на привязи полдесятка оседланных лошадей, жующих корм из бадей — кто-то не собирался надолго задерживаться и не воспользовался конюшней. По правую руку от дома виднелся длинный сарай с подпертой вилами широкой дверью, и количество следов от лошадиных копыт не оставляло сомнений в его назначении.

Ринхорт прищурился на дом.

— Так… внизу — пять мечей, столько же кинжалов и кирас, наконечники стрел считать не буду. Это стражники, ясно. Доспехи плохонькие. Что еще… Куча ножей, в том числе кухонные, секиры… семь штук. Горцы-то что тут делают? Топора — три, и те далеко. Селян, значит, нет.