— Послушайте, молодой человек, ну зачем я вам? Я же такое могу запросить в качестве спонсорской поддержки — вы ни одной буквы не выговорите. Дайте более умного человеку побороться за победу, а то мне только из-за вас ну совсем сражаться не хочется.
Победители смеются, некоторые зрители тоже. Таким образом, Лесли все же достается своей землячке по имени Вайресс. Как и Джерри — за него тоже идут упорные торги, но Бити — победителю из Дистрикта-3 удается его перекупить.
— Чем дальше, тем выше ставки, я смотрю, — смеясь говорит Цезарь. — У нас осталось четыре лота. Я прошу выйти на сцену Мирту Дагер! — Когда я подхожу, он объявляет. — Начальная цена все та же. Начинаем аукцион!
Предложения начинают сыпаться со всех углов зала, Цезарь никак не может услышать последнее предложение. Вдруг со стороны вип-зоны раздается:
— Две тысячи!
Зал тут же замолкает, все поворачивают головы. Плутарх Хевенсби. Он встает, чтобы его было видно.
— Две тысячи, — спокойно повторяет он, потягивая шампанское.
— Две тысячи, Плутарх Хевенсби! — объявляется Цезарь. — Кто больше, господа? Две тысячи раз. Две тысячи два! Две тысячи…
— Две пятьсот!
Я перевожу взгляд на Катона. Он тоже встает, Плутарх кривит губы.
— Три тысячи, — говорит он спокойным голосом.
— Три пятьсот! — грубо на это отвечает Катон, не обернувшись на бывшего распорядителя. Я вижу, как зол.
— Четыре.
Зрители переглядываются на мужчин, то туда, то сюда. Цезарь даже не вмешивается. Я облизываю пересохшие губы и молюсь, чтобы Катону хватило денег перекрыть ставки Плутарха. Если он это не сделает — то все кончено. Плутарх — человек Капитолия и вряд ли их план по моему уничтожению заброшен. Сейчас у меня снова есть все шансы выставить Капитолий в дураках, а значит меня надо всячески держать под контролем.
— Четыре тысячи раз! Четыре тысячи два…
— Четыре пятьсот! — это уже говорит Джоанна Мейсон. Я благодарно смотрю на нее, она мне подмигивает. Катон что-то быстро говорит Магнусу и Бруту.
— Пять тысяч, — Плутарх совершенно не беспокоится — денег у него наверняка много.
— Шесть! — к торгам присоединяется Магнус Шар.
Цезарь объявляет, что рекорд побит — за меня назначена самая высокая цена. Я смотрю на Плутарха. Он перестает хлестать шампанское и что-то просматривает на портативном устройстве.
— Семь тысяч, — произносит он в последний момент.
— Семь пятьсот, — тут же отзывается Катон. Зал гудит от восторга.
Цена уже перевалила за одиннадцать тысяч, но никто из соперников не собирается сдаваться. Наконец, Плутарх называет сумму в одиннадцать тысяч пятьсот. Я смотрю на Катона: он судорожно проверяет свой счет на специальном устройстве, Брут и Джоанна отрицательно качают головой. Я едва стою на ногах и хватаюсь рукой за тумбу, за которой стоит Цезарь. Им нечем крыть. Катон бросает на меня взгляд, я с надеждой смотрю на него. Цезарь начинает обратный отсчет.
— Одиннадцать тысяч восемьсот! — выпаливает Катон и смотрит на Плутарха. Камера выхватывает его лицо. Он в ярости, таким я его видела, когда нам подорвали припасы на Играх. Плутарх в отличии от него выглядит спокойным. Он усмехается, наполняет бокал шампанским и поднимает его как будто в честь Катона.
— Одиннадцать восьмисот раз. Одиннадцать восьмисот два. Одиннадцать восьмисот три и… Продано! — Цезарь ударяет молотком, завершая торги. — Вот это баталия, вот это азарт! Спонсором и ментором для Мирты Дагер становится Катон Блейк — победитель 74-х Голодных игр из Дистрикта-2!
Присутствующие аплодируют. Катон устало падает на стул, расстегивает воротник рубашки. Я закрываю глаза и расслабленно выдыхаю. Слава Богам, у него получилось. Цезарь просит меня присесть и вызывает на сцену Анхеля.
— Это было круто, — подводит итог моим торгам Джерри. — Я даже позавидовал.
— Лучше не завидуй, — говорю я.
Все-таки Плутарх Хевенсби не оставит меня в покое: ему удалось выкупить Анхеля за три тысячи пятьсот у какой-то молодой фанатки. Что ж, по крайней мере, не ему решать, что мне доставить на арену и когда. Если только Капитолий не сделает финт ушами.
Грейс Гламур — оскорбленная и униженная — с радостью сразу покупает Лилит Хэлл за пять тысяч. Она смотрит на меня с неприкрытой ненавистью. Через Лилит она попробует мне отомстить. К слову, Первой наверняка этого тоже хочется. Теоретически, у нее развязаны руки, хотя вряд ли она променяет союз с Лестером на глупую месть. Ведь мы не враги. Достаточно часто я ловлю себя на этой мысли. Раньше, на 74-х Играх я об этом не думала, хотя разницы с текущими нет никакой. Ну что мне сделали эти несчастные дети? Ведь, по сути, ничего. А заключенные? Тоже ничего. Лестер за меня заступился, Джерри и Лесли не дали сойти с ума от одиночества, Дед всячески наставлял. Мне даже кажется, что я не смогу никого из них убить. От рассуждений меня отвлекает веселый голос Цезаря, который объявляет о начале торгов за Лестера Вильямса.
Если в моем случае еще можно было разобрать какие-то числа, то сейчас это сделать нереально. Предложения летят с разных сторон и не прекращают пребывать. Надо отдать должное победителям: они в этих торгах не участвуют. Даже Кашмира с Блеском. Цезарь просит всех замолчать и называет сумму, которую он сумел расслышать последней: десять тысяч. Волосы на голове становятся дыбом. Десять тысяч — вот так вот сразу.
— Пятнадцать тысяч! — пищит кто-то с вип-трибуны. Это какая-то пожилая женщина, которая всячески пытается выглядеть моложе пятидесяти. Пока шло интервью с Лестером, она внимала каждому слову. Весь ее наряд состоит из драгоценных камней, уверена, в случае чего она и его отдаст за Лестера. Вильямс ее восторга не разделяет. Такого он явно не ожидал. Кто-то называет очередную сумму, но женщина перекрывает ее. Теперь цена составляет семнадцать тысяч. Никто больше не рискует поднять ставкуе, но едва Цезарь открывает рот, как с самого дальнего ряда раздается мужской голос.
— Двадцать пять тысяч и точка.
По залу проходит встревоженный шепот. Камеры выхватывают обладателя голоса. Едва его лицо появляется на экране все зрители как один ошарашенно вздыхают. Мужчина встает со своего места и направляется ближе к сцене. На вид ему лет тридцать, внешность у него смазливая. Ничем таким он не примечателен, но лицо его кажется знакомым. Лестер в недоумении смотрит на него, а Цезарь, как и все в зале, пребывает в легком шоке: то ли от заявленной цены, то ли от ее обладателя, а может, от всего сразу.
— Леди и джентльмены, думаю, на этом действительно можно заканчивать. Продано! Спонсором и ментором для Лестера Вильямса становится Луций Сноу — младший сын нашего президента.
Теперь настала очередь трибутов и победителей пребывать в шоке. Сын президента — вот это заявка. Кажется, Лестер понял, какой подарок он получил: он улыбается и легко кланяется Сноу-младшему. Тот кивает в ответ.
— Ну вот и все, леди и джентльмены! — весело объявляется Цезарь, выскакивая из-за трибуны. — Аукцион завершен, все трибуты разобраны. Я надеюсь, вам понравилась работа вашего скромного слуги. Счастливых вам Тюремных голодных игр!
Камеры отключаются, можно перевести дух.
— Минутку внимания, — в микрофон объявляет Цезарь уставшим голосом. — Избранные ментора, пожалуйста, останьтесь, с вами желает пообщаться главный распорядитель. Все остальные зрители свободны.
Я тихонько машу рукой Бруту и Магнусу, которые покидают зал. Магнус подмигивает мне и показывает большой палец вверх.
К нам подходит один из организаторов и просит следовать за ним. В сопровождении целого отряда церберов мы уходим за кулисы. Там нас разделяют на пары в соответствии с дистриктом и по очереди подводят к экранам на котором отображается номер дистрикта и какие-нибудь достопримечательности.
— Вас сфотографируют для рекламы, — поясняет организатор. — Постарайтесь быть харизматичными.
Постараешься тут, как же. Я выжата, как лимон - фотография, наверное, получилась ужасной. После фотоссесии нам надевают наручники. В сопровождении четырех церберов мы с Анхелем отправляемся в одну из многочисленных комнат Тренировочного центра на первом этаже. Двое из конвоиров заходят вместе с нами. Комната небольшая, из мебели только стол и четыре стула, даже окон нет.