Драться мне нравится определенно больше, чем брать интервью. Как выяснилось, у нас одинаковая манера боя, что в целом неудивительно: тренеры в Академии всегда делают на чем-то акценты, а Розали примерно такого же телосложения, какого была и я. Она виляет вокруг меня, пытаясь подобраться как можно ближе и ударить в область груди. Пару раз ей это почти удается.

— Давай, покажи мне всё, на что способна, меня можешь не стесняться, — я пытаюсь вывести ее из зоны комфорта. Розали начинается заводиться и проводить интересные, но для меня ожидаемые приемы. Наконец, мне это надоедает, и я неуловимым движением бью ее в горло, от чего она падает на пол.

— Ну вот и все. Ты свободна.

Розали, опираясь на стену, идет к выходу.

— Хороший удар, мисс Дагер, — хмуро говорит она и выходит из комнаты.

— Еще бы не хороший, — бормочу ей вслед.

В обед к нам приходят стилисты. Мы весело проводим время, я даже обмениваюсь парой фраз с ними. Еще больше мне поднимает настроение новость от Лесли: мой спонсор по-прежнему мне верен. Боги, какой прекрасный человек живет в этом гадюшнике.

После обеда начинается наше время с Максвеллом. Для него у меня заготовлена отдельная легенда.

— Как прошло занятие с Лесли? Не слишком она тебя замучила?

— Ужасно, — отвечает Максвелл. — Я устал сильнее чем на тренировках.

— Этикет — дело сложное, — улыбаюсь я. — Но сейчас не об этом. Нужно подготовить для тебя образ для интервью. Знаешь, что я заметила? Ты ведешь себя как обычный подросток. Хотя являешься обученным убийцей. Вот даже сейчас ты смущаешься.

Максвелл посмеивается и опускает глаза.

— В тебе нет самоуверенности и бравады, — говорю я. — А этого зрители не ждут от Дистрикта-2. Конечно у нас были сдержанные трибуты, такие как Курт Бонедз, но он вел себя отстраненно, практически не проявлял эмоций. А ты не такой. Мы сделаем вот что: на интервью общайся с Цезарем, как со мной. Тебе даже играть не нужно. Все точно поразятся твоему мягкому характеру.

— А Розали? Она какой будет? — спрашивает он.

— А какой обычно бывает.

— Ясно.

— Не думай о ней, — говорю я. — Давай порепетируем.

С Максвеллом действительно легко общаться. Он очень открытый и прямолинейный. Цезарь будет доволен. Я ловлю себя на мысли, что при других обстоятельствах, Максвелл мог бы стать для меня хорошим другом. Интересно, как его занесло в Академию…

После словесной разминки я предлагаю ему перейти к действиям. Мы сдвигаем мебель, чтобы было удобней.

— Приходилось бороться с «молниями»?

— Нет, только теорию слышал, — отвечает Йорк.

«Молниями» в Академии называют очень юрких и быстрых ребят, которые способны наносить точечные и стремительные удары. Почти все «молнии» являются девушками невысокого роста, выходцами из приюта. Там больше шансов остаться тощим и маленьким.

— Ты понимаешь, что Розали относится к «молниям»? Она опасна на средних дистанциях. Как я поняла, она предпочитает метать ножи, нежели напрямую убивать ими. В таком случае, самый верный способ борьбы с ней - это как можно скорее сократить дистанцию.

Последующие часы мы проводим в обучении. Йорк очень быстро освоил все приемы и в конце занятия не дал мне совершенно никаких возможностей для маневров.

Когда за парнем закрывается дверь, я без сил валюсь на кровать. Если бы сейчас я оказалась на арене, мне пришлось бы туго. Раздается стук в дверь.

— Открыто!

В комнату заходит Лесли с такой широкой улыбкой, что все так тщательно скрываемые ею морщинки становятся видны.

— Мирти, а тебе тут подарок.

— Что? — резко выпрямляюсь на кровати. — Какой? Кто принес?

— Это ты мне скажи, от кого он, — она садится на кровать и протягивает мне черную розу с запиской. Я тупо моргаю. — Я знаю, что тебе нравятся черные розы. Хотя, как по мне, так они отвратительны… Ну да ладно. Ну, кто этот твой ухажер, а?

Я осторожно беру розу. Да, Лесли я как-то обмолвилась о черных розах, но откуда он знает! Нюхаю: настоящая. Вскрываю небольшой конвертик с запиской. «Зайду к тебе вечером. К.» Хорошо хоть умудрился напечатать, а не написать.

— Лесли, я же сказала: победим в Играх, ты его увидишь, — пламя моей зажигалки уничтожает записку.

— Какая конспирация… То-то я смотрю, ты так ответственно в этот раз подошла к делу, — говорит сопроводительница. — Ну хорошо. Кстати, Розали неплохо справилась с моими заданиями, а вот Максвелл какой-то неуклюжий.

— Ничего, главное - интервью, — отвечаю я. Лесли бубнит что-то про важность этикета и умение подать себя, но заметив, что я ее почти не слушаю, удаляется.

До вечера я нахожусь в своей комнате. На ужин к нам снова приходят стилисты. После они еще на какое-то время остаются поболтать, а к восьми часам все расходятся. Трибуты уходят в свои комнаты, Лесли, сославшись на головную боль, уходит к себе. Я же как на иголках: время позднее, а значит, в наши апартаменты не попасть снаружи ни под каким предлогом. Не представляю, каким образом Катон собирается пробраться сюда.

Когда часы бьют десять, я понимаю, что Катон уже точно не придет. Либо — что еще хуже — его поймали при попытке пройти. Я ощущаю тревогу и решаю выйти в смотровой зал. Но едва подойдя к двери, слышу тихий стук. Даже на такой едва уловимый звук реагирует один из наших безгласых. Я жестом показываю ему не подходить и уйти. Когда слуга скрывается, я осторожно приоткрываю дверь и тут же отступаю назад.

Катон буквально влетает в комнату.

— Как ты прошел? — злым шепотом интересуюсь я.

— Не все же вам, «молниям», уметь подкрадываться, — так же тихо отвечает он, тихонько закрыв за собой дверь.

— Зачем ты пришел? Тем более сейчас, вдруг проснется Лесли или кто-то из ребят.

— Я все просчитал. Не волнуйся, меня никто не заметил.

Я оборачиваюсь: в поле зрения никого нет.

— Зачем ты пришел? — повторяю я вопрос. — Только не говори, что просто так.

— Нет, я по делу. В общем, — он подходит ко мне вплотную и шепчет на ухо, — Грейс во всю помогает Дистрикту-1, и я стал свидетелем, как Кашмира делилась с ней планами на интервью. Они собираются во время беседы каким-то образом опустить твоих трибутов. Мол, выставить их на самом деле зависимыми слабаками. Хотят отбить у вас потенциальных спонсоров.

Пока он говорит, у меня по всему телу пробегает приятная дрожь, и я не сразу понимаю смысл сказанных слов.

— Вот так союзнички, — наконец, выдавливаю я.

— Наверное, потом они скажут, что специально так сделали, но я бы был настороже.

— Мы уже настороже. Значит, они решили поиграть… Что ж, хорошо. Мы тоже поиграем.

Катон усмехается.

— Только не заиграйся, Мирта. Я серьезно, у тебя последнее время нервы сдают.

— А как им не сдавать, — я едва сдерживаю рвущийся наружу крик. — Знаешь, что произошло вчера? — и я подробно пересказываю мой разговор с Плутархом Хевенсби.

Катон с каждым предложением мрачнеет.

— Дело дрянь.

— Еще какая, — опираюсь спиной в стену. — Мне иногда кажется, что от паранойи я сойду с ума, — грустно улыбаюсь.

— Не говори ерунды, им это и нужно, — строго произносит Катон. — Вот что, наверное, мне действительно стоит перестать искать с тобой встреч. До конца Игр.

— Наконец-то дошло, — говорю я. Но мой голос прозвучал нетвердо, неуверенно… Грустно?

— Я знаю, что ты, как и я, будешь скучать — да уж, весьма проницательно.

— Ничего, переживу как-нибудь, — пытаюсь отшутиться я. Катон подходит ближе и упирается руками в стену по бокам от меня.

— Ты…

Я не успеваю договорить, как он целует меня в уголок рта.

— С ума сошел? — шиплю я.

Вместо ответа обхватывает меня за талию и целует в губы. Сказать, что я опешила — ничего не сказать. Такой гаммы чувств, я еще не испытывала. Пребывая в полном оцепенении, я не сразу реагирую на происходящее. Оттолкнуть его? Ударить? Или поддаться столь приятному ощущению? Но здравый смысл покинул меня полностью, и я, вцепившись ему в плечи, робко отвечаю на поцелуй.