И я получил задачу – выходить на эти скаты и уничтожать танки противника, с тем чтобы обеспечить дальнейшее продвижение пехоты. Выполняя ее, я делал точно так, как мне сказали.

Но были и особенности. Загрузив полностью боекомплект, я выходил на место и открывал огонь. А затем, когда противник по мне вел огонь, я опускался, передвигался на другое место и вел огонь оттуда. Потом опять опускался, выходил на фланг и отсюда вел огонь. В этом бою я уничтожил семь немецких танков.

После боя меня сразу вызвали на наблюдательный пункт, где находился командир стрелковой дивизии. Дальше – авиационный генерал, командир нашего полка Кузнецов Иван Григорьевич. Сразу же вызвали начальника отделения кадров бронетанковых войск 60-й армии, чтобы он оформил наградной материал. Все было оформлено, и в армейской газете 60-й армии появилась моя фотография и краткая заметка обо мне.

Меня наградили орденом Красного Знамени.

Потом мы вошли на территорию Польши – Жешув, Дембица, Сандомирский плацдарм и наступление на Краков. Я, кажется, уже говорил, что участвовал в освобождении Кракова, а позже – Освенцима.

Мы же не знали, что там огромный концентрационный лагерь, – вели боевые действия как за освобождение обычного населенного пункта. Шоссейная дорога, по которой мы шли, находилась чуть выше той местности, где располагался лагерь.

В западных странах сейчас очень развернута и получает дальнейшее распространение фальсификация хода и итогов Великой Отечественной войны. Самый простой случай: польский министр иностранных дел Гжегож Схетына в одном из своих выступлений или интервью заявил, что Освенцим освобождали украинцы, украинская армия.

Не было тогда никаких украинских соединений или отдельных украинских частей. Была единая Советская армия, Красная армия, в которой были все народы, все этносы нашей страны.

В освобождении Освенцима я принимал личное и непосредственное участие. Поэтому я все это очень хорошо знаю и видел. Освенцим освобождала 106-я стрелковая дивизия и, по-моему, рядом находилась 336-я стрелковая дивизия. Там были все: русские, украинцы, белорусы, татары, евреи, армяне – все народы нашей страны. Поэтому меня удивляет, как это министр иностранных дел Польши, историк по образованию, мог сказать такую, извините за выражение, нелепость.

Потом – наступление в юго-западную часть Польши, форсирование реки Одер. Я уже был командиром самоходной артиллерийской батареи, а не самоходки – меня назначили на эту должность в августе 1944 года.

Нашу армию, как я вам уже сказал, повернули в сторону Праги. Мы вели довольно тяжелые боевые действия, особенно в районе Троппау. Троппау – это немецкое название, Опава – чешское.

В районе Троппау были очень тяжелые бои. А в районе Оломоуца погиб заместитель командира нашего полка, подполковник Михаил Иванович Красиков, заслуженный боевой офицер, – умер от тяжелого ранения прямо 9 мая. Похоронен в Оломоуце, там установлен ему памятник.

Можно упомянуть еще один трогательный эпизод. Дело было при наступлении на Краков. Мы остановились по какой-то боевой причине, вышли из самоходок.

К тому времени в состав самоходной артиллерийской батареи ввели должность механика-регулировщика. У меня механиком-регулировщиком был старшина Титаренко Александр Иванович, уроженец Белгорода. Он мне всегда помогал, очень уважал – не отходил от меня!

Во время этой остановки немецкая авиация сильно нас бомбила. Кто-то закричал, и я увидел, что Александр тяжело ранен в обе ноги и лежит как убитый.

Мы погрузили его на трансмиссию одной из самоходок и тут же отправили в медико-санитарный батальон. Все думали, что Титаренко погиб.

Потом, спустя много-много лет – я был начальником штаба Прибалтийского военного округа, – в Риге получаю письмо на 16 страницах. На обратном адресе – Белгород, Титаренко! Спасли его в нашем госпитале. Но обе ноги были отняты выше колена. Я прочел и незамедлительно ответил.

А он извиняется в своем письме: «Извините, что я вас побеспокоил». Я написал: «Александр Иванович, вы меня не побеспокоили, вы меня обеспокоили, я приглашаю вас к себе приехать в Ригу, на Рижское взморье, мы встретимся, приезжайте с вашей женой, Надеждой Антоновной!» Он решился, и они приехали.

Мы устроили их в военный санаторий, и он отдыхал вместе с женой около трех недель. Встречались мы каждый день. И на встречи ветеранов, которые проводились при моем активном участии – потому что у меня были некоторые возможности, – они с женой приезжали дважды: в 1985 и 1990 годах. Очень тепло я их принимал, они на редкость хорошие, порядочные, обязательные люди.

– А как вы со своей женой познакомились?

– Я пришел в гости к своим родственникам – они жили в Киеве на Борисоглебской, 16 – и увидел девушку. Это были первые отпуска, которые давали после войны, февраль 1946 года.

Я привык видеть девочек на фронте. Очень хороших девочек, красивых, но в кирзовых сапогах, в гимнастерке, в пилотке и так далее.

А здесь сидела совсем другая девочка. Настолько красивая, что я даже не могу вам об этом рассказать. У меня были ордена, меня принимали как уважаемого гостя. Так мы и познакомились. Разговорились, встретились потом.

И она мне с самого начала сказала: «Сережа, ты должен поступать в военную академию». Как она предвидела! У меня письма хранятся, где она писала: «Поступай в академию!»

А во время войны она была в Казани, куда был эвакуирован Киевский мединститут.

И в 1946 году я поступил в Академию бронетанковых и механизированных войск. В 1948 году она заканчивала медицинский, а я еще учился. Решили так: на зимние каникулы, а это февраль 1948 года, я приеду в Киев, мы поженимся, и она сразу же уедет ко мне в Москву. Что и было сделано.

– И еще спрошу про последний день войны…

– 8 мая я получил задачу: возглавить передовой отряд от полка, в который входила моя самоходная батарея, рота автоматчиков, еще кое-какие мелкие подразделения, и стремительно наступать в сторону Праги. За мной шел полк. 13 мая я закончил войну. А 9 мая я выдвигался, потому что там, в Судетских лесах, еще прятались немцы.

И о том, что кончилась война, я узнал во время этого марша. В город Градец-Кралове – это крупный центр Судетской области – мы вошли утром. А жители еще никогда не видели русских. И они не поняли, кто это вошел. А потом, когда услышали нашу речь славянскую, такая была встреча! «Наздар! Наздар! Да здравствует Красная армия!» Сразу цветы, плакаты уже успели написать. Мы остановились на центральной площади. Обступили наши самоходки, стали приглашать нас к себе в дом, чтобы чем-то угостить…

– Расскажите, пожалуйста, про Парад Победы.

– От нашего полка на парад были отправлены два человека: я – офицер, командир батареи, и старшина Афанасьев. Он имел три ордена Славы, старшина разведывательной роты, разведчик.

Наш состав, отправлявшийся от 4-го Украинского фронта, сначала собрали в штабе фронта в Пардубице, в Чехословакии, а потом воинским эшелоном отправили в Москву. Разместили наш сводный полк в Шелепихе – это Красная Пресня, – в школе.

Сейчас там высотки стоят, а тогда возле школы был пустырь. И мы на этом пустыре занимались строевой подготовкой. С фронта же никто не умел ходить.

Сводный полк 4-го Украинского фронта возглавлял командир 101-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Бондарев, Герой Советского Союза. А начальником политотдела сводного полка 4-го Украинского фронта был генерал-майор Брежнев Леонид Ильич, будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Леонид Ильич был очень простым, доступным человеком. Первая шеренга офицерская – он с каждым офицером здоровался за руку.

Тогда мы познакомились. Потом еще были встречи.

Мы готовились к параду около месяца. Занятия были, можно сказать, только по строевой подготовке. Первые тренировки проводились на этом пустыре в Шелепихе, затем – на плацу 1-го Московского артиллерийского училища на Хорошевском шоссе.

Потом уже тренировки были на Красной площади. И 24 июня состоялся парад. Наш сводный танковый батальон в последний момент было решено вывести в танковых комбинезонах и танковых шлемах. Наш батальон располагался почти напротив Кремля, поэтому всех, кто был на трибуне Мавзолея, я видел, и довольно близко.