— Да так, самую малость! Мы же не можем вечно просидеть на чужом судне. Или можем?
— Кто ж нам запретит, — пожал плечами Рокэ, сидя в кровати и весьма придирчиво рассматривая обновлённые карты. — Изначальному владельцу «Славы» явно безразлично, что я с ним сделаю дальше. Могу даже принести в жертву какому-нибудь морскому богу, дабы убедиться в его существовании…
— «Сан-Октавию» принесли уже, хватит топиться, — может, это было бестактно, но Марселю ну очень не нравилось, как оценивали его художество. Вообще это было несправедливо — виконт писал, а не рисовал, и вот, пожалуйста, усадили вырисовывать какие-то дальние берега, которых он в жизни не видел.
— Действительно, хватит. Если ты пришёл сообщить какую-нибудь гадость, лучше не откладывай.
И зачем откладывать, раз и так всё на лице написано? Может, вообще сам догадаешься?.. Марсель из кресла уставился на дона капитана. Можно было подумать, что Алва просто прилёг отдохнуть, если не знать, что он чуть не умер.
— Я жду.
— Дрейк пошёл на Кадис, — аж голос подвёл, насколько эта новость была неприятной. Виконт рассчитывал, что Рокэ максимум приподнимет бровь, но он не сделал даже этого.
— Ничего неожиданного… Я предупреждал короля, что это может прийти в голову нашему дорогому пирату. Либо Его Величество усилил охрану и бдительность, либо нет.
— И что, будем сидеть и ждать? Мы ещё можем их догнать!..
— Скажи на милость, где ты услышал «сидеть» или «ждать»? — осведомился Алва будничным тоном, но почему-то захотелось прикусить себе язык и прилюдно извиниться. — Я не закончил… Дрейк вышел и пусть идёт, ни на него, ни на флот Филиппа мы повлиять уже не можем — если исходить из того, что мы могли. Этот налёт меньше всего похож на запланированный, есть вероятность, что некоторые суда сыграют роль разведки или приманки, и, когда они убедятся, что путь свободен… — Рокэ оборвал сам себя и ненадолго закрыл глаза. — Прошу прощения… Тогда к ним присоединится резерв. Это всего лишь предположение, но на месте англичан было бы разумно перестраховаться. Если мы с ними совпали во мнениях, подождём немного в порту и выйдем следом, чтобы задержать чужое подкрепление. Если нет, возвращаться надо в любом случае, и будем надеяться, что мы застанем дома всё-таки дом, а не его останки.
— В таком случае королю Филиппу тоже стоило подстелить соломки, разве нет? Тем более, раз ты ему говорил.
— Я-то говорил, но король традиционно слушает три источника — своих грандов, свою логику и своего Бога. Было бы неплохо немного изменить порядок, однако в Филиппе слишком много религиозности… Я имею в виду ту религиозность, которая переходит границы разумного.
— Это я заметил, — Марсель припомнил католическую экспансию Филиппа, почти такую же насильственную, как влияние противостоящих ему протестантов.
— Не заметить было бы трудно. Иногда мне кажется, что он реинкарнация какого-нибудь инквизитора, только с короной и большим количеством подданных. И всё равно, молиться перед едой и заставлять грандов цитировать Библию — это одно, а надеяться на Бога и делать его своим щитом — другое, — на родине Марсель наслушался самых разных мнений о вере, но все они сводились к тому, что Господь существует и он всегда прав. За время плавания с испанцами ему не удалось вытянуть из матросов ни слова об этом, но ребята всё-таки верили, в то время как их капитан отпускал еретические шуточки на завтрак, обед и ужин и отмахивался от серьёзных вопросов. Сегодня, видимо, передумал. — Когда я в первый раз столкнулся с англичанами, которые так же яро крестились, как махали шпагой мои соотечественники, появилась одна мысль — вера всего лишь щит для слабых, кто не может полагаться на свои силы и поэтому обращается к силам высшим. К сожалению, теория быстро сломалась.
— Почему? — удивился виконт. — По-моему, в большинстве случаев…
— В большинстве, — подчеркнул Алва, — так и есть, особенно на войне. Но у каждого правила, выглядящего весьма прилично, есть исключения, и это обижает правило… Например, тот же король. В первую очередь он.
— Ваш монарх не производит впечатление слабого человека.
— Потому что он сильный человек, и в этом загвоздка. В Филиппе стали на десятерых мужчин, и при этом он всегда держит в одной руке Библию, даже если в другой лежит меч. Вот и попробуй его пойми…
— Ну, думаю, он тебя тоже не понимает, — утешительно брякнул Марсель, вызвав подобие усмешки:
— Он так говорит. Впрочем, тут дело в другом — если бы король знал, как я отношусь к его обожаемому Господу, избавился бы от меня быстрее, чем от брата.
— Но почему? — полюбопытствовал Марсель, не подумав, что ответ — искренний ответ — может вырвать из-под ног землю или как-то ещё изменить его жизнь. В общем-то, всё, что можно было вырвать у виконта из-под ног, было уже успешно вырвано тем же Алвой, куда уж дальше-то?
— Это надолго, — поморщился Рокэ, — очень надолго. Если вкратце, у меня нет ни одной причины верить, что какие-то неведомые силы способны сделать больше, чем я сам: хоть для меня самого, хоть для моей страны.
— Поэтому вы ходите и бьёте пиратов их же оружием…
— …ведь боженька не сойдёт с небес и не срубит голову Дракона каким-нибудь праведным мечом. Тебе всё понятно?
— Так точно, — оттарабанил матрос-виконт. — Мы немного сидим тут, а затем плывём туда. О, хочешь расскажу, как мы с Луиджи знакомились с англичанами?
— Нет, я хочу спать, и желательно в тишине.
— Погоди, — растерялся Марсель, едва набрав воздуха для красочной тирады. — Нет, то есть, спи, конечно…
— Ну спасибо, что разрешил, — меланхолично ответил дон капитан, отворачиваясь к стене. — Кстати, вы так старались вернуть меня к бренной жизни, что едва не разорвали грудную клетку? Этого раньше не было.
— Не было, но ты же просто обожаешь всё делать сам, — краем глаза он засёк, что Алва нащупал внушительные царапины на груди и над ключицами. — Не вздумай больше задыхаться при мне, я не переживу.
— Хорошо, как меня отравят в следующий раз — попрошу тебя выйти.
— Я серьёзно, Рокэ!
— Я тоже. А ты не вздумай сидеть у моей постели и страдать, я пока умирать не собираюсь.
— Жизнь полна неожиданностей, и вообще, я долг возвращаю, — на ум пришла лучшая формулировка, какую только мог принять дон капитан. — Луиджи донёс, что ты караулил мою раненую руку.
— Руку, а не тебя, — парировал Алва. — Я ещё могу понять Хуана, у него это дело привычки, но ты бы шёл на палубу…
— Кто здесь хотел поспать в тишине?! — почти заорал Марсель и для убедительности скорчил возмущённую гримасу, хотя на него никто не смотрел. — И это у меня язык длинный! Тебе вообще не стыдно?
— Ты меня с кем-то перепутал? — вопросом на вопрос ответил капитан и тихо засмеялся. На этом перепалку можно было заканчивать, и Валме с чистой совестью вытащил карту и перо. Может, если немного подправить Испанию, из неё выйдут британские острова.
С вахтенным журналом дело обстояло проще — обложка обгорела, а страницы остались целы, но карты почему-то не были защищены вообще никак. Или выпали, пока суть да дело? Ладно, переписывать — так всё, благо бумаги на «Славе» — хоть всю палубу в три слоя застилай.
Погрузившись в мудрёные моряцкие словечки и монотонное описание курса, виконт быстро начал клевать носом. Почему-то Рокэ предпочёл не иронизировать хотя бы на полях морского документа, может, не рассчитывая, что кто-то будет это читать, кроме него.
— А что Хуан? — шёпотом спросил Марсель. В ответ послышался разочарованный вздох. — Нет, я замолчал, просто проверяю, вдруг ты там умер…
— В таком случае ты бы заметил.
— В тот раз не заметил, — заворчал Валме. — И ты даже не сказал, что вот-вот грохнешься. И…
— Хорошо, что там Хуан? — хмыкнул Алва. Вот ведь подлец испанский!
— Ничего, на тебя похож. Темнит, ничего не рассказывает и пугает какими-то ядами и страшными клятвами двадцатилетней давности. Он всегда таким был?