Малкадор был из числа тех редких людей, которые вышли за рамки привычного бытия настолько, что понятия вроде смертности потеряли для них смысл и стали неприменимыми.
Но он не был дряхлым, по крайней мере не сейчас. Несмотря на то, что его худая, облаченная в мантию фигура казалась хрупкой и беспомощной перед массивностью полностью экипированного космодесантника, они были одинаково сильны, каждый по-своему.
— Моя смерть не будет лёгкой, — сказал он бывшему Ультрамарину. — Я усвоил этот урок на горьком опыте, — Малкадор отвернулся, снова подумав о сущности, которая привела этот план в действие.
Это был Гор… Или кто–то другой?
— Ты настолько отчаялся, что это единственно возможный эндшпиль, который ты можешь сыграть? — Малкадор говорил не с Рубио, не с самим собой. Он обратился с вопросом к пространству, кому–то невидимому. — Грязная попытка убийства, скрытая от посторонних глаз. Сморщенный старый колдун заколот, пронзён мечом, словно кусок пережаренного мяса на вертеле… — засмеялся Сигиллит. — Так много глупых допущений, порождённых разумом, которому не хватает опыта тех, кто лучше него, да? Потому что твои хозяева должны были знать, — его улыбка погасла, и он посмотрел на свои длинные костлявые пальцы. — Нельзя существовать, обладая высоким порогом психической силы, не будучи навсегда измененным ею. Взгляни на меня. На мой возраст. Каждая клеточка моего существа так долго впитывала ауру эмпиреев, что я давно уже вышел за рамки человечности. Так как же ты мог надеяться убить меня, как убил бы человека, даже после того, как лишил меня моих сил? Как?
Поглощенный необузданной яростью, Рубио атаковал его снова и снова, каждый раз наталкиваясь своим гладиусом на неприступную силовую стену, формируемую микроскопическим генератором преломляющего поля в медальоне Малкадора. Каждый обжигающий удар меча был обращен вспять яркой вспышкой света, и Сигиллит принимал их так же легко, как если бы на него падали капли дождя.
Мощь этого устройства — чуда технологии, существовавшей еще до Эпохи Раздора, — часто заставляла Малкадора размышлять о том, какие еще удивительные вещи таила в себе утраченная эпоха. В какой–то мере ему было больно использовать генератор таким грубым способом. Он был создан для великих дел, но эти возможности теперь стали не более чем пылью прошлого.
Рубио вложил всю свою мощь в последнюю атаку, которая отразилась против него с такой силой, что выбила меч из рук. Оружие с грохотом ударилось о каменный пол, и Малкадор увидел, как воин открылся для атаки.
— А теперь, — сказал он, — перейдём к сути дела.
Сигиллит двигался быстро, прижав знак к нагруднику Рубио, прежде чем тот успел среагировать. Белый свет хлынул из устройства, старик отпрянул назад, а Рубио окутало сияние мерцающих молний. Гравитация усилилась и заставила легионера опуститься на колени, удерживая его под весом, в сто раз превышающим его собственный.
— Он так часто пытался убить меня, что это стало слишком утомительным, — Малкадор хмыкнул и наклонился, чтобы поднять меч Рубио, обхватив массивную рукоять. — Но каждый раз мне приходится попадать в ловушку. Чтобы узнать, понимаешь? Чтобы узнать, достоин ли я её пережить.
С видимым усилием Малкадор поднял оружие с пола. Меч был почти такого же роста, как и он сам.
— И что на этот раз? Что ж. Будь он проклят, если бы не попытался заманить меня в ловушку надеждой. Умный ублюдок.
Сигиллит поднимал меч Рубио, пока острие не уперлось в шею легионера. Ему нужно было только перенести на него свой вес, чтобы вонзить оружие в горло воина и прикончить его.
Астартес не мог вымолвить ни слова, но Малкадор отреагировал так же, как и он.
— Ты знаешь, это то, чего он хочет, Тайлос. Даже если ты потерпишь неудачу, а я буду стоять здесь с твоим мечом в руке, он все равно одержит победу. Я умру, и тебя убьют из–за этого. Я выживу и убью тебя. Одна смерть или две, он все равно выигрывает. Потому что он знает, что ты так же важен, как и я.
Малкадор собрался с духом и поудобнее ухватился за рукоять клинка. Затем, вместо того чтобы покончить со Странствующим Рыцарем, он убрал меч и пошел к камерам, где в оцепенении ждали Сёстры Безмолвия с пустыми, безжизненными глазами.
Сила ограничивающего поля была настолько мощной, что Рубио не мог даже отвести взор; ему приходилось смотреть прямо перед собой. Но краем глаза он заметил движение дверей камер, открывающихся по команде Малкадора, и увидел, как упало первое тело. Он слышал песню клинка, которую так хорошо знал, шипящую в затхлом воздухе и человеческой плоти. Криков, конечно, не было, но бульканье и звук льющейся из перерезанных глоток крови говорили сами за себя.
Когда все Сестры были убиты, телепатический туман постепенно рассеялся, но для Рубио это ничего не значило. Светящееся устройство, прикрепленное к груди, подавляло все потоки энергии в его броне, от гибкой металлической мускулатуры рук и ног до пси-настроенных кристаллов психического капюшона. Он ничего не мог поделать, кроме как ждать и наблюдать, пойманный в ловушку кристалла возрожденной ярости.
Наконец, Малкадор снова оказался в поле его зрения. Его терракотовые одежды были забрызганы алым, а руки — красными от крови. Сигиллит отпустил гладиус Рубио и встал рядом с ним, лицом к лицу.
— Ну вот, — сказал он, и на щеках старика снова проступил румянец. — Почему бы нам не посмотреть, как все это началось?
«Нет», хотел сказать Рубио, но его реакция была основана на страхе. Старый, первобытный страх из его детства, темная и бесформенная тень забытого ужаса, пережитого несформировавшимся разумом младенца в колыбели. Что–то похороненное так глубоко, что о нем никогда не вспомнят, но не настолько забытое, чтобы проницательная и ненавидящая душа не смогла откопать его и использовать как оружие.
Малкадор обхватил судорожно подёргивающееся лицо Рубио своими скользкими от крови руками и толкнул сознание Тайлоса вперед–
— Вперед в прошлое, до самого Калта.
Это было то самое место. Выжженная пустыня разорённых лугов под умирающей звездой, в нескольких километрах от линии обороны, установленной на железнодорожном пути, ведущем к городу Нумин. Шероховатые конусы старой породы образуют неглубокие каньоны, гасящие ветры разреженной атмосферы.
Рубио и остальные были там на разведке. 21‑я Рота отступила в эту зону, обескровленная и потрясенная жестоким предательством сыновей Лоргара, и теперь Ультрамарины справлялись с ужасом мятежа, обратившись к тому, что они знали лучше всего — к своей тактике.
Приказ капитана Гая был ясен. Одинокие легионеры рассредоточились, используя пятипалое построение, каждая группа в нем охватывала свою зону зачистки, ища любые признаки Несущих Слово или орд безумных ауксилий, которых они привели с собой.
Это дало брату Рубио и остальным возможность занять свои мысли чем–то другим, кроме мучительных вопросов, почему XVII Легион решил нарушить свои клятвы.
Здесь прозвучали первые выстрелы восстания, а он этого не знал. Но со временем он поймет. Вся галактика узнает правду.
Тайлос чувствовал себя не в своей тарелке без своих псионических способностей, применение которых запрещалось Никейским Эдиктом. Поглощенный размышлениями он не заметил нечто важное, и это дорого ему обошлось.
— Вот ты где.
В этом забытом воспоминании Рубио развернулся, вскидывая болтер для выстрела. Позади него стояла фигура в доспехах цвета свернувшейся крови, ее лицо излучало слабый свет и походило на пергамент, покрытый линиями тайных символов. Слова, не поддающиеся пониманию, ускользали от восприятия Ультрамарина.
— Это и есть тот самый? — произнес Несущий Слово, словно разговаривая с кем–то, кого только он мог видеть. — Он не выглядит каким–то особенным.
Тайлос попытался нажать на спусковой крючок своего болтера, но его тело не слушалось. Взгляд был прикован к сиянию в руке легионера-предателя, искорке сверхъестественного огня варпа, удерживаемой в клетке из его пальцев, сложенных в ритуальном узоре.