- Давай! Я ему его на голову вылью! – прошипела ведьма, обходя палатку по периметру. В этот момент заглянул поэт и совершенно невинным, полным искреннего удивления, голосом, томно спросил:
– Почему Геральт бежит к лагерю черных в одном исподнем? У нас сегодня день свободного тела? – Йеннифер, предчувствуя скорое отмщение, триумфально взвизгнула, как боевой ястреб, и стремительно бросилась к выходу, сразу беря курс на лагерь Нильфгаарда. Лютик, стоя на входе, скептически зевнул, не забывая внимательно следить за подругой ведьмака, и когда чародейка отошла достаточно, чтобы казаться безопасной для здоровья, женщиной, дал добро на демаскировку, махнув рукой. Геральт выпрямился, пошевелил плечами, разминая затёкшие мышцы и печально уточнил:
– Я хотел спасти заблудшую душу. И уже почти убедил её бросить такую работу и стать кухаркой, но…
– Пришла Йеннифер. Мы поняли, – кивнул Регис. – Думаю, пара часов отдыха у тебя есть. Садитесь обедать, друзья мои. Аника, у вас что-то случилось?
Я с сомнением посмотрела на вампира:
– Почему ты так решил, Регис?
– От вас просто веет грустью и отчаяньем, – Эмиэль печально улыбнулся. – Всё еще ищете своего одноглазого возлюбленного? Пока неудачно, как я погляжу?
Ведьмак сел с нами за стол, с удовольствием принюхался к ароматному супчику, и, надеясь быстрее приступить к трапезе, попытался залезть ногой в запасной сапог Лютика, который бард честно выиграл в карты у какого-то краснолюда. Но, ожидаемо, краснолюдская нога была гораздо меньше, чем ведьмакова, и хоть Геральт не был привередлив от природы, его лапища застряла в районе голенища.
– Нет. И не хочу, – на всякий случай уточнила я. – Мне сегодня сказали, что я его, блин, позорю…
– И что вы – ветреная дама, верно? – на мой немой вопрос вампир ответил: – Это очевидно. Как еще можно обидеть девушку до глубины души, как ни намекнув на древнейшую профессию?
– Да и это… Как бы сказать тебе помягче? Разговоры-то по лагерю быстро разлетаются, – вставил ведьмак, наконец, продев ногу в голенище и почти не порвав при этом хрупкую кожу. Подошва сапога, скрипнув от удивления, торжественно лопнула, а стык между кожей и стелькой раскрыл пасть, требуя, чтоб его тоже накормили.
– Имеет место пока не подтвержденная информация, что пиздеть – не мешки ворочать, – фыркнула я озлобленно. – Лучше б все делом занимались, чем болтали...
- Это не интересно. Все обожают обсуждать чужую личную жизнь. Поверь, слухов о вас с Йорветом, в последнее время, стало даже больше, чем о Геральте или обо мне, – добил Лютик контрольным в голову. – Я даже подсчитал, когда искал информацию для новой поэмы. Раз в пять-десять минут кто-то в нашем лагере обязательно обсуждает тебя и Йорвета. Вместе, по отдельности, намекая на ваши персоны – это мелочи.
–То есть, все уже знают, что меня меньше часа назад чуть не побила какая-то эльфийка? – удивилась я, понимая, что мало я знаю о современных методах ведения информационной войны. Действительно, зачем здесь телевизор или газеты, когда слухи разносятся со скоростью электрического тока и без помощи прогресса?
– Кто посмел? – очень строго глядя на меня, спросил Геральт. Стену палатки за ним тихо проткнул кончик ножа и замер. – Покажешь мне, как она выглядит. Уши надеру! – нож, видимо, удостоверившись, что цель найдена, резко разорвал ткань шатра, и в огромной дыре появилась злая голова с черными, растрепанными кудрями. Йеннифер, увеличивая дыру руками, стремительно ввалилась в палатку, но немного зацепилась ногой за брезент, чем дала ведьмаку фору и возможность сбежать. Тот выбежал в одном сапоге на улицу, а ведьма рванула за ним, бросив нож на пол.
– Разговоров и правда ходит слишком много, – согласился Регис. – Но вам, Аника, знать их совершенно ни к чему, поверьте мне. А если и узнаете, то не принимайте близко к сердцу. Люди всегда что-нибудь болтают. И нелюди тоже.
Тот неловкий момент, когда тебе и вытворять ничего не надо – все уже в курсе, что зачем и почему надо думать обо мне всякую хрень. Нет, я понимаю – телевизора нет, интернета тоже нет, поэтому сериальчики себе эти плебеи ищут в чужих историях. Но из меня-то главная героиня получается слишком нелепая, несуразная. Сгодится, разве что, для какого-нибудь фанфика, написанного засахарившейся Йуной Аффторшей с прогрессирующим синдромом самобичевания и высоким ЧСВ сразу.
Где-то на улице болезненно взвыл Геральт, которого, очевидно, венгерберская валькирия сумела поймать и пленить. Судя по звукам, настигла она ведьмака прямо в паховую область, отбивая желание ставить девушек низкой социальной ответственности на истинный путь раз и навсегда. Теперь бедному, не способному к простому человеческому покою, Белому Волку придется долго слушать нотации на тему моногамии и её важности для выживания одного, вполне конкретного, убийцы чудовищ. Мы с Регисом и Лютиком дружно посочувствовали ведьмаку и принялись набивать животы обедом.
– Доброго здравию! Регис, я вам тут пирожков немного изловчила! – в палатку заглянула Люся. – Самодельных, токмо вот из печки выудила и немедля к вам приспела. Привет, Аника, – шпионка красноречиво покосилась на меня, скалясь самым предупредительным образом. Ну, а что я? Раз у меня личная жизнь не задалась, так теперь у всех должна сломаться, что ли? Ваша покорная слуга, как добрый человек, от разных комментариев воздержалась и сделала вид, что ничего не понимает и не замечает. А потом, жалея о тактичности, целый час слушала Региса, рассуждавшего о людях и их однобоком восприятии мира, улыбалась Люсе, кидавшей томные взгляды на рассказчика, и совершенно случайно выяснила, что вампиры любят пирожки с капустой. Давятся, с трудом глотают каждый кусок, но очень любят.
Комментарий к Глава 20. Вместо сериальчика *Аретуза (ориг. Aretuza) — школа магии для юных чародеек, расположенная в одноименном дворце на острове Танедд. Была основана в 839 году Кларой Лариссой де Винтер.
====== Глава 21. Очень правильные споры. NC-17 ======
Стрелка часов навязчиво указывала, что мне пора спать, ибо ночь ушла уже далеко за полуночное время. Я не могла ответить ей ничего вразумительного, поскольку мне было очень сложно общаться с неодушевленными предметами и не чувствовать себя при этом в край свихнувшейся. Да и к тому же, я точно знала, что «стрелка» — слово женского рода, а значит понять меня, как бы из дамской солидарности, чисто конкретно, просто обязана по понятиям. Я лежала в темноте своей палатки, слушая, как потрескивали прогорающие в печи поленья, укутанная мягким, теплым одеялом, пахнущим покоями трикстера, и иногда гладила сэра Ланселапа, уютно транслирующего мне сны чуть слышным мурчанием. Но сон все равно не шел, ни мирный, ни беспокойный, а я не могла заставить себя отрубиться, изредка разбавляя тишину собственными всхлипами, ворочалась с боку на бок, вздыхая, и пыталась найти, за что зацепиться и переключить стрелку в своем сознании. Мысли, как троллейбус, катились по двум станциям, названным по цитатам эльфийской хамки. Начальник первой, имеющей восхитительное название: «Ты позоришь Йорвета», радостно посылала вагоны по пути следования ко второй, именуемой: «Редкостная порода шлюшки», передавая с проводником-тараканом, сообщения, вроде: «А не сам ли скоя’таэль распускает эти слухи?» и быстро получали обратный ответ: «А Аника, типа, лучше себя ведет, играя в полоумную Татьяну Ларину, достающую Онегина своими признаниями?». Отделаться от нагнетающего ощущения, что я застряла в круговороте беспросветного анализа, который, априори, не приводит ни к одному положительному выводу, не получалось. Оттого я продолжала лежать, с закрытыми глазами вызывая образы прошедшего дня, тщетно пытаясь отпустить нынешнюю обиду и не париться, но практика показывала, что как-то это не мое — прощать и забывать на следующий день. Вот поорать, отомстить, еще поорать и только потом успокоиться — это всегда положительно сказывалось на психике.
Кто-то почти неслышно приоткрыл полог, пропуская свежий ночной сквозняк внутрь, и проскользнул в палатку, мелькнув тенью в игре темных силуэтов. Я, резво забывая про всё на свете, инстинктивно замерла, боясь пошевелиться и выдать тот факт, что сразу заметила ночного гостя. В душе мгновенно всплыла молитва всем богам, с просьбой сделать все возможное, даже поразить молнией непрошеного ходока, но не допустить моего смертоубийства в самом расцвете сил. Мне почему-то сразу показалось, что это ни кто иной, как Акковран, который пришел подглядывать и подслушивать вашу покорную слугу, и по тональности, с которой я рыдаю на этот раз, предположить, как можно довести меня до инфаркта. Хотя, не исключено, что это эльфы просто пришли меня убивать, заклеймив предварительно позором, чтобы теперь-то я точно не позорила их сурового командира.
