- К тебе, конечно, – я попыталась потешить самодовольство Локи, понимая, к чему тот клонит.

- Именно, – согласился трикстер. – Один знает, что Тор придет за помощью ко мне. И он хочет знать, стану ли я помогать. Всеотец жаждет увидеть, остались ли во мне амбиции покорителя. Да, это испытание для Тора. И для меня тоже.

- И ты, конечно, пройдешь его с честью, правда? – я взяла руку Локи в свою. – Обещай мне, пожалуйста. Обещай мне, Локи, что ты выдержишь, не сдашься, и мы вместе сможем победить народ Ольх. Дойдем до конца. Обещай.

- Тебе – обещаю, – проговорил трикстер. А потом добавил тихо, почти не слышно: – Средства для достижения цели всегда имеются. Надо только уметь их увидеть.

Я улыбнулась, стараясь изо всех сил светиться от радости, насколько это позволяли мне отблески утреннего солнца в глазах. Мне испытания Одина не интересны, лишь бы Ведьминленд был цел. То, что Тор будет стараться, я и не сомневаюсь, а Локи…. Ой, лишь бы только миры больше не захватывал и на трон Асгардский не покушался. А так – всё можно, но кажется мне, что хочет трикстер именно того, чего как раз нельзя. Почему все так сложно-то, а? Помню, как в фильме ДМБ услышала однажды: “Жизнь – это вам не это”. С тех пор ни одна философская, социальная и практичная концепция не смогла опровергнуть это гармоничное, объективное и крайне лаконичное понятие.

Локи умчался через двадцать минут по каким-то своим сумрачно-гениальным делам, оставив меня приводить себя в порядок. Оставшись одна, я почувствовала, что могу, наконец-то, перевести дух и собрать в кулак мысли, до этого беспорядочными аквариумными рыбками плавающие в голове. Сначала я решила позвонить матери, как тому несчастному созданию, которому волею судеб досталась нести ответственность за мою жизнь по праву передачи генов. Доложив, что моя, якобы, командировка в Уганду продлевается на неизвестный период времени, никакие аборигены меня не съели, а сама её дщерь жива и здорова, я для вежливости послушала репризу про незнакомых мне родственников и с чувством выполненного долга, прогрызаемого червячком совести, отключилась.

Я так и не смогла рассказать ей правду, сколько бы раз не собиралась.

Объяснить, что два года я пропадала на другой планете, бегая с добрейшим дяденькой, основной профессией которого является уничтожение разных мутантов, по горам и лесам было изначально сложно. Особенно женщине, которая падает в обморок при виде маленькой мыши. И уж тем более не реально донести, что мужчиной всей моей жизни и первой настоящей любовью стал эльф с острыми ушами, одним глазом и виртуозным навыком стрельбы из лука. Про чародейку, способную произнести заклятие, которое развернуло битву на триста шестьдесят градусов, и заменившую мне сразу кучу ролей, говорить вообще опасно – сразу отправят в соответствующее заведение на прием к Наполеону или Моцарту. Они всё равно в одной палате лежат. Матушка у меня женщина впечатлительная и знать ей, как на самом деле устроен мир, и что я стала в такой фигне разбираться по собственной глупости, совершенно ни к чему (это из серии: “хотела подвести брови, а подвела родителей, школу и черту под собственной адекватностью).

Мамуля вообще думает, что вашу покорную слугу увезли на другую половину Земли, обеспечили амнезией, и выпустили бродить по острову Фиджи, пребывая в бреду и непонятках, что твориться вокруг. Локи, которого я привела с собой в качестве пруфа, неожиданно стал врачом, лечившим меня, и чья терапия позволила припомнить собственную личность. Потом, как полагается в таких случаях, мы влюбились и уехали жить в Бразилию на постоянной основе. Чтобы хоть как-то оправдать более, чем долгое отсутствие, я и в этот раз изобрела легенду, что, мол, работаю в полевом африканском госпитале и помогаю своему недосуженному бороться с очередной страшной болезнью, грозящей миру смертельной эпидемией и зомби-апокалипсисом.

В процессе разговора, пока мама пыталась рассказать мне историю о тех, кого я никогда, скорее всего, не увижу, только одно тревожило мой воспаленный разум. О чем я думала, когда не оставила свой мобильник Йорвету? С Асгарда я бы всё равно смогла поговорить с мамой хоть с пластиковой коробки, благодаря рунам Локи, а вот достучаться до Ведьминленда уже не получится. Естественно, сын Лафея может дозвониться куда угодно и на что посчитает нужным сам, с помощью элементарной магии, или же прислать иллюзию вместо себя, но мне помогать он, конечно, откажется. Просто потому что он ненавидит Йорвета, а от остальных моих друзей его просто заочно тошнит.

Закончив отчитываться перед маман, я выползла, как Голлум из Пещеры, из своей каморки на свет, искренне полагая, что голодна и от того – глубоко несчастна. Моя комната вплотную примыкала к гостиной в невероятно огромных покоях трикстера, служившей заодно и комнатой приёма пищи. Именно там служанки оставляли для меня еду, боясь заходить в мою спальню больше, чем на десять минут или по одному. По какой-то местной легенде там обитал неприкаянный дух чародея, которого сын Лафея выпустил в подростковом возрасте, потому что ему самому было лень делать уроки для Академии Магии. В этот раз к еде прилагался бонус – собеседник. Вчерашний мужчина с антрацитовыми глазами и плотно сжатыми губами расположился на диванчике, почитывая какую-то асгардскую книгу. Увидев меня, мужчина учтиво встал и поклонился, приложив руку к груди:

- Доброе утро, сударыня!

- Доброе, – согласилась я, поглядывая на собеседника с подозрением. Он мне кого-то напоминал. Словно я где-то уже видела эти седоватые волосы, зачесанные на три стороны, и пышные, холеные бакенбарды. Да и глаза его, в своей блестящей черноте, определенно какие-то нечеловеческие, уже когда-то мне, определенно, встречались. Только где?

- Нас вчера не представили друг другу, – продолжил дядя, – но нам придется какое-то время вместе работать, а потому я счел возможным исправить это недоразумение, – он протянул руку. – Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. Но я предпочитаю просто Регис, – у меня отпала челюсть. Не буквально, конечно, просто, я прямо-таки охренела, а рука моя зависла едва не дотянувшись до его ладони. Я вытаращилась на старого друга Геральта, как на ожившего покойника. Впрочем, почему «как»? – А вы – Анна, или же Аника Эмергейс, верно?

Я сдавлено кивнула и, едва шевеля губами, произнесла:

- Геральт… Он говорил, что вы погибли. Что Вильгельфорц вас вплавил в колонну. И Королева Ночи тоже говорила... – ТОЧНО! Именно он был на том потрете, украшавшем стол одной вампирши в Вызиме. Я помню, что тогда отметила проницательные глаза Региса, а потому и запомнила его. Я всегда, почему-то, запоминаю глаза. Или глаз. В зависимости от ситуации.

- Она… Мне еще придется с ней объясниться, – извиняющимся тоном проговорил вампир и улыбнулся, не разжимая губ. – Я хотел поговорить с вами ещё вчера, но понял, что вы слишком озадачены новостью о переговорах с Нильфгаардом. И решил отложить.

- Прошу вас, называйте меня на «ты», я еще не настолько старая, – продолжая прибывать в шоке, я села за стол и пододвинула к себе успевшую остыть кашу. – Извините, я тут просто охуела маленько. Не в плане, что наглость зашкаливает, хоть это и так. Я в шоке, от того что вы живы. Не то, чтоб это плохо было, просто такое чувство, что мне до конца жизни придется жить в состоянии аффекта.

- Я понял, – кивнул вампир. – Не утруждайтесь, – он сел на диван. – Если я вам мешаю, только скажите.

- Нет, все хорошо. Оставим пинг-понг вежливостью? – я понюхала кружку с чаем. Апельсиновый. Вкусняшка. – О чем вы хотели поговорить?

- Я буду представлять Асгард для Аэдирнского государства, и рад, что вы уже наладили контакт королевы Саскии и Асгарда.

- Стоп! Погодите! Вы что, Асгардский шпион? – степень моего офигевания достигла наивысшей точки, какая вообще была возможна в принципе.

- Да, иначе меня тут бы не было, – кивнул мужчина. – Но это долгая история, к тому же – неинтересная. Пока у нас есть более важные дела, – я кивнула с набитым ртом, и намек мой был понят. – Я вместе с вами вернусь в Аэдирн и буду представлять интересы царевича Тора при Саскии. Я бы, разумеется, предпочел не раскрываться, но таково наше положение, и не время для скромности. От вас я хотел бы услышать, каковы настроения аэдирнцев и королевской четы к нашему брату?