— Аника, — эльф улыбнулся, так тепло и ласково, что уже Аркадия Петровича в моей голове начали терзать смутные сомнения: а это точно мой Йорвет? — Давай по порядку: ты живая полностью?

— Нет, мозг, я думаю, поврежден.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Когда тебя не пытаются убить разные навигаторы? Да.

— Ты в своем уме? Полностью?

— А когда я была в своем уме? — искренне удивилась я.

— Хорошо, — Йорвет положил мне руку на щеку и, прищурив единственный глаз, спросил: — Никаких новых способностей у тебя не появилось?

— В смысле? — зависла я. Не думаю, что эндриага, которая меня штопала, была радиоактивной и смогла передать мне свои супер-силы отращивать жвала вместо рта.

— Не знаю. Дышать под водой… — я фыркнула, но про себя. Да, сразу видно, что он не рос на Земле. Чувак, у нас крутым считается рентгеновское зрение, крутой костюм с трусами поверх трико и возможность заставить землю крутиться в другую сторону. — Летать ты еще не научилась?

— Э-э-э, нет, — я даже растерялась. — Нет, ну, ласточкой, вертикально, вниз с обрыва — могу. Но только не долго.

— Я люблю тебя, — очень тихо проговорил Йорвет, прижимаясь носом к моему лбу. Я даже на секундочку разомлела, растекаясь в руках эльфа, как мороженное на жаре. Пожалуй, это самая редкая и самая нужная фраза, которую я от него слышала за всю свою жизнь.

Он меня и правда ЛЮБИТ! Стоило умереть ради этих слов.

Интересно, он точно видел мои ляхи, прежде, чем сказать это?

Мы решили спрятаться ото всех и побыть вдвоем. Точнее, я так решила, а мой мужчина мудро не стал спорить. Не знаю, о чем думал Йорвет, когда я уводила его в Асгардский лагерь, уже не казавшийся мне домом, а так — временным серпентарием с койко-местом на одну Анику, подальше от остального гуманоидства вокруг. Но он, во всяком случае, не отказывался идти за мной и слушать болтовню в режиме монолога, пытающийся объяснить скоя’таэлю всё то, что я отказывалась выдавать столько времени, аки заправский партизан круче Штирлица.

Повествование вышло таким длинным, что попытку передать его дословно можно считать пустой тратой времени. В целом, мне пришлось выдать целую сагу в кратчайшие сроки, извращаясь и пытаясь ввернуть свои дебильные шуточки в самые заковыристые места. Но узнать большую часть правды, я считала, Йорвет заслужил и, вообще, надоело мне это бремя нести в одиночестве, поэтому разделить ответственность за все происходящее дерьмо показалось отличной идеей. А раз назвался моим мужиком — будь добр получить порцию проблем пополам и даже лежать в соседней палате в психушке, если-таки поймают. Эльф слушал внимательно, даже не пытаясь повести острым ухом в моментах, где трагедия и комедия переплетались настолько тесно, что уже начинали напоминать фанфик какой-то странной рыжей бабы, скрывающей свою блондинистую сущность под краской.

Расписать пришлось всё и в красках. Ну, практически всё. Я рассказала о Хель и её нелегком биологическом развитии и путанных ступенях эволюции — от дерева, через коня и до более-менее женщины включительно. Умолчала только о Локи и его прокаченной способности красноречия, позволившей царице мертвых снизойти до моего воскрешения и не забыть, что я ей тут, буквально на днях, помогла. Естественно, это было плохо, но мысль, что если Йорвет узнает о сыне Лафея и его лепте за мою душу, то прирежет его к чёртовой матери, и меня повторно, чисто назло трикстеру, так до конца не отпустила.

Изложить пришлось и о своих смутных воспоминаниях о днях минувшего будущего — том времени, которое так и не случилось, но где мы были безумно счастливы вместе, с кучей разнокалиберных детей, уши которых могли показать все градусы острых углов. И… Снова скрыть, что, вообще-то, эта ушастая падла, судя по рассказам Локи, имела привычку мне изменять и помирать, в самом, так сказать, расцвете любовных сил, при этом таща за собой в могилу и вашу покорную слугу, за канаты страшной депрессии и отказа от съедобного. Я даже умудрилась в лицах показать Авалак’ха, рассуждающего на тему, кому там надо действительно умирать во славу сумрачных идей, а кому — отсиживаться и не лезть раньше времени в драку. Вишенкой на торте стал Акковарн со своей гениальной идеей принести ему оружие из Мидгарда, немногим серьезнее кувалды. Ух, что там хитрый министр задумал! Даже представить страшно! Но я всё же вслух высказала предположение, что нас тихо, скромно сживут со свету нахер.

Йорвет слушал. Молча, не перебивая, не издавая и звука даже в те моменты, когда мои россказни скатывались в сумбур, становились рваным повествованием. Иногда, впрочем, я безмолвно пыталась понять, что стоит еще рассказать, а что — всё же отфильтровать и не пугать своего мужика вечными проблемами, ходящими за мной табунами, да самокопанием, которое я освоила в дане мастера. Эльф не показывал никаких эмоций, только постоянно вглядывался в мои лицо и глаза, видимо пытаясь нашарить остатки серого вещества где-то на дне зрачка и признать, что медуза, как существо без мозга, моя дальняя родственница. Безрезультатно, разумеется.

Проводив меня до «дома», Йорвет побыл со мной от силы минут сорок, продолжая играть в молчанку. Усадив меня к себе на колени, он уставился куда-то в общее пространство, не имея ни цели, ни точки, которую мог бы дырявить зеленым глазом-буравчиком. Даже когда я закончила свой рассказ и притихла, ожидая, чего же выдаст мне на все эти дела возлюбленный — он продолжал держать меня рядом, обняв, но не проронив не слова, практически не двигаясь, только иногда поглаживая меня шершавой ладонью по руке.

После чего, коротко попрощавшись, слинял в неизвестном направлении.

«Нет, ну нормально вообще, а? Я, значит, тут все карты раскрыла! Душу, буквально, наизнанку вывернула, под микроскопом показала! Переживания, скандалы, интриги, все дела — а Йорвет ушел! Без объяснения причин и на „кофе“ не остался! Хотя… Он даже не знает, что это такое… Отказать мне, после смерти, буквально, в последней, блядь, просьбе! Вот мужики пошли, а? Говорил мне трикстер, все зло — от эльфов, сиди, Аника, дома! Как в воду глядел!» — примерно с такими мыслями я и уснула, слушая, как вокруг палатки наворачивают круги Акковарнские шпионы. Чувствую себя под зорким присмотром Нильфгаарда, наконец-то, в полной безопасности — эти-то точно не прибьют раньше времени. Правда, сэр Ланселап?

====== Глава 35. Все возвращается на круги своя ======

Меня настойчиво трясли за все, что попадалось под руку пробудителя, бесцеремонно вытаскивая из объятий Морфея самым грубым способом. Но и раскрыть глаза нормально тоже не дали — едва я попыталась приподнять веки, подобно Вию, руками, как жесткий запах перегара начал сильно резать слизистую, оседая на водной поверхности микро частичками плохо переработанного этилового спирта и заставляя инстинктивно закрыть их обратно. Опьяневшая, прямо не отходя от своей постели — от одного только ядреного запаха — я, подняв руки, нагло ощупала бухое тело перед собой, пытаясь при этом максимально отодвинуть его от себя.

Бандана с прорезью для острого уха, крупный нос, тонкие губы и выветрелая кожа, ставшие такими родными за это время, подсказали, что эльф, все же, отправился переваривать мой рассказ в обнимку с рюмашкой крепкого Реданского. Попав Йорвету пальцем в глаз, я пришла к заключению, что любимого надо принимать таким, какой он есть — даже если он пьян в драбодан, помят, алкогольно-вонюч, не в состоянии говорить даже гласные звуки, и продрала веки. Наблюдая, как эльф жестко трет последнюю, выжившую под моим натиском, глазницу тыльной стороной ладони, я уже заранее готовилась получить тираду о единственном глазе и его достоинствах для профессии командира скоя’таэлей. Впрочем, его тоже никто не просил бальзамировать себя таким экстремальным способом, еще и при жизни, правильно?

Видимо, оценив недостаток такого способа пробуждения, Йорвет только злобно сверкнул накатившей слезой, подозрительно похожей на каплю спирта по консистенции и запаху, но промолчал. Усевшись на край постели грязными штанами, абсолютно не трезвый, почти как Золтан на пьянке со своим тестем, эльф одарил меня оценивающим взглядом и отвернулся. Привстав на локте, я ожидала дальнейшей развязки, категорически отказываясь выбираться из-под теплого одеялка и требовательно пнула любимого по ляжке. Командир скоя’таэлей что-то нетвердо пробормотал по-эльфийски, и, отвернувшись, сообщил, как будто бы, коту: