— Аника, — Йорвет был требователен. — Это правда?
Я не могла ничего сказать, поэтому, опустив голову, только кивнула. Эльф, вынимая руку из захвата Вольштагга, подошел ко мне. Я могла наблюдать его сапоги, обитые какой-то мягкой тканью и перетянутые дратвой — на большее не хватало ни сил, ни самой меня. Йорвет, я ощущала физически, глядел сверху вниз, буравя макушку зеленым глазом со злостью и надеждой, что я всё опровергну и обвиню Бога Обмана во лжи. И эльф примет мои слова, какими бы глупыми они ни были, как истину в последней инстанции. А я? Я боялась увидеть его лицо, перекошенное злобой и ненавистью ко мне, поэтому не смела ни поднять лица, ни выдавить из себя хоть звук, потому что знала, что это не тот случай, когда я имею право лгать. Постояв так минуту, в полной, повисшей в палатке плотным туманом, тишине эльф развернулся и медленно, не производя ни звука, ушел. Гнетущая, оставшаяся от его злобы и растерянности, тишина давила со всех сторон своей силой, как пресс, сжимая ребра и сминая суставы.
— Доволен? — услышала я свой голос. — Теперь я одна. Насколько я должна быть несчастна, чтобы был счастлив ты?
— Могу задать тебе тоже вопрос, — парировал трикстер саркастично.
— Знаешь… Я правда ненавижу тот день, когда я впервые встретила тебя. Встретила всех вас. Пропадите вы пропадом! — я выскочила из палатки.
====== Глава 29. Аминь! ======
Я столько раз была на грани смерти,
что уже прям жду того,
кто спасет меня на этот раз.
© Аника
Бывают такие дни, когда время течет медленно, размерено, как воды маленькой лесной речки — она бежит себе, и бежит, на камни, порой, налетает, да где-то — на крутой обрыв. Но большую часть пути не происходит ничего нового. Взлеты и падения твои — мелкие, не существенные, в контексте общего бытия. Стабильность, одним словом. А потом вдруг — бац! И жизнь бьет ключом. Гаечным. Преимущественно — по голове. В такие дни на тебя обрушивается столько событий, что, кажется, они вот-вот придавят тебя своим весом, распластают, как блин на сковородке, и будут румянить с обеих сторон. Зачастую, почему-то, это плохие события. Но иногда — хорошие. Куда реже. И, Слава Одину, они, всё же, тоже случаются. Есть еще дни, когда ничего не получается. Когда человек сам себе нарисовал вдруг проблемы на ровном месте. А ты даже бы и не хотел этого, но звезды сошлись именно так, карма приняла стратегическое решение активировать отработку. Да и вообще, где-то там наверху сочли, что ты как-то подозрительно слишком счастлив в последнее время и надо тебя немного остудить. А ты страдаешь, от того, что заранее ничего прочувствовать не можешь, и вообще сегодня из дома хотел бы не выходить, но тут мама за хлебом послала, и понеслась…
Лично я не знаю лекарства от стечения обстоятельств, а вы?
И, наконец, бывает еще один вид повседневного бытия. Обычно он наступает после всех предыдущих событий. Ты лежишь, плюешь в потолок, и все в этой жизни кажется тебе абсолютно непонятным, ненужным, бесполезным процентов, эдак, на триста по десятибалльной шкале. И суета эта задолбала, и старания твои, как оказалось, пошли по пизде, и никто ничего не может с этим больше поделать.
Я потеряла счет времени и упустила события последних дней. Я не хотела существовать, но приходилось, потому что мама уже меня родила и выхода, кроме как, продолжать жить по инерции у меня не было. И я, стараясь минимизировать вред самой себе от себя же, просто спала, просыпалась, лежала, втыкая в одну точку, и снова спала. Сон был единственным моим спасением от мира, отделяющим меня и всех остальных глухой стеной иллюзии. Там, в фантазиях опечаленного мозга, я чувствовала себя куда счастливее, чем в реальной своей жизни, и каждый раз, погружаясь в страну Морфея, я тайно надеялась, что проснусь где-нибудь в Каэр Морхен, среди зимы, надежно укрытая от целой Вселенной горами и наглухо заваленным снегом перевалом. В Крепости Старого Моря всё будет по-старому, привычно, уютно, а главное — по-домашнему. Геральт будет дрыхнуть в соседней комнате, распугивая могучим храпом облезлых и оголодавших мышей, крысы будут тихонько дрожать по углам, ожидая, когда этот чудовищный звук прекратиться. Весемир и Лео, как всегда с утра, магичить на кухне, пытаясь приготовить из дубовой коры, еловых шишек и дорожной пыли что-то вполне сносное, способное перевариться не только мутированными организмами, но и обычным, девичьим желудком, до этого стабильно переваривающим всю таблицу Менделеева, но в разных дозах. Ламберт будет ворчать и медитировать с недовольной миной в общем зале, греясь у камина и пытаясь найти в душе ответы на вопросы, которых никогда не задаст сам себе вслух.
Но я просыпалась. И это было самое невыносимое.
Действительность давила на меня, создавая с воспоминаниями жуткий, резкий контраст. Мир вокруг давно изменился, Крепость Старого Моря была почти разрушена, и сквозняки, до этого осторожно блуждающие на цыпочках по коридору давно уже вытеснили ведьмаков из замка. А Лео и вовсе погиб, глупо и безжалостно. И втаскивая меня дальше, в удушающие объятия, реальность продолжала водить тупым ножом по ноющим ранам, с удовольствием ковыряя и старые болезненные воспоминания о Профессоре, о Флотзаме, о моем желании помочь Локи когда-то, последующем изгнании, приводя к тому моменту, в котором я застряла. Я не видела выхода, увязнув в паутине, которую создала сама и, не имея возможности выбраться, изнывала от обиды и боли.
Я хотела быть одна. Лежать, обнимая потрепанного в боях кота, мурчащего рядом со своей нерадивой хозяйкой, и не думать ни о чем. Сэр Ланселап не мог мне мешать, потому что был моим усатым отражением. Он тоже лежал и спал, всегда рядом, безмолвный страж, подарок ушедшего в бездну воспоминаний тролля, и был единственным во всем мире, кто до сих пор никак не причинял мне даже самого маленького вреда. Мы понимали с котом друг друга без слов, одними взглядами и полу-жестами, прирастая друг к другу. Он тоже ждал, как и я, единственного избавления, которое могло случиться сейчас: Однажды в палатку войдет Авалак’х и сообщит, что пора отдать свою жизнь чтобы повысить шанс выживаемости у тех, кого я люблю, несмотря ни на что.
Люди же, те, кто почему-то считал, что мне очень нужен в эту минуту, всегда находились рядом, будто не понимая, что невыносимы до безобразия. Они дежурили около койки по очереди: рыжая чародейка, ведьмак, поэт, вампир и шпионка. И каждый считал своим долгом рассказывать что-то своё, то, чего не рассказывали до этого никогда. О доме, о семьях, о тех, кого потеряли в бесчисленных битвах. Я слушала. Молча. Смотря в потолок, повиновалась этим людям, но желания отвечать им найти в себе не могла. Они приносили известия. Не всегда говорили о них, но я чувствовала каждой клеточкой, что происходит и потому лишь глубже впадала в пучину отчаянья, понимая, что двери, в которых можно было найти выход, одна за другой закрывались на амбарные замки последствий моих действий.
Локи покинул всех. Я слышала, как Геральт и Тор ругались у входа, думая, что я сплю.
Трикстер ушел, бросив вещи, расчеты магических штукенций, и целую планету, которая так в нем нуждалась. Никто, даже Хеймдалль, не мог его отыскать, сколько бы взгляды магических глаз не блуждал по планетам в поисках хоть намека на присутствие сына Лафея. Он ушел от всех, закрылся, исчез и не желал выходить из своей норы. Из-за меня.
Оставил меня. Может быть «наконец-то».
А Йорвет… О нем мне старались не говорить. Если тема его существования и всплывала, то собеседник вдруг спотыкался на полуслове и замолкал. Будто бы он умер, и его спешно похоронили, умышлено не сообщая об этом мне.
Я знала из их разговоров, что короли продолжают готовиться к битве. Что она скоро грянет, Сопряжение Сфер вот-вот наступит, и последние укрепления практически готовы. Армии собраны. Север уже ждал гостей. Он знал, как примерно пройдет все и только лишь отсутствие бойцов народа Ольх мешали их грандиозной всенародной победе. Но эльфы еще не пришли, все страны были тихи и спокойны, сидели по своим лагерям и ждали. Утихли, как перед бурей смолкает море.