— Он бы не бросил свой отряд, — возразила я, кивая в сторону скояʼтаэлей, которым сейчас Киаран что-то втолковывал на эльфийском. — Я уверена, что он вернется.

— Тебе-то лучше знать, — краснолюд закрыл тему, покосившись на мой засос. Было слишком жарко, чтобы надевать кофту с горлом, а найти какой-нибудь шарф я не смогла, поэтому тихо покраснела и опять прокляла Йорвета за повышенный тестостерон, повлиявший на так называемую «страсть» в наших постельных отношениях.

Мы еще немного потрепались о делах насущих — ведьмак и краснолюд обсуждали предстоящую осаду, я только вставляла комментарии, с очень умным видом. Кругом носились люди, кто-куда и кто с чем. Заделывали дыры в стенах, наспех надевали амуницию. Суматоха стояла страшная, витало напряжение. Солнце во всю припекало, нагревая металл доспехов. Конечно, всех защищали еще и подшлемник, подкольчужник — но от этого становилось только еще жарче. Сквозь все эти груды бряцающего железа начал доноситься запах вспотевших тел. Кипишь накаляли еще и бабы, рыдающие, бросающиеся на шею своим мужьям-кметам, заранее причитая: «На кого ж ты меня оставил, кормилец ты мой?» Даже животные, чуя не ладное, бегали по улицам, лая, мяукая и пища — участвовали во всеобщей истерии, бросаясь под ноги прохожим.

— Они идут! — часовой у ворот вскинул меч, давая знак Золтану и остальным.

Сквозь баррикаду я увидела, как на город бежит вооруженное полчище, яростно размахивая мечами с силой налегая на первое препятствие. Началась настоящая суета — воины занимали позиции. На вражеское войско посыпались первые стрелы — привет от скояʼтаэлей. Мда, тут все схвачено, пора сматывать удочки и заканчивать рыбалку.

— У котлов по бокам запоры, надо их открыть, — наставлял Геральта Золтан. — Я беру те, что слева, а ты — справа. Аника! Иди отсюдова — нечего тут столбом стоять! Умрешь — я тебя сам потом зашибу.

Не вдаваясь в демагогию насчет разнообразных тавтологий, я в припрыжку побежала к внутренним воротам города. Пробираясь через мчащихся на защиту города людей, словно сквозь воду, я слышала сзади только звуки начинающейся битвы — звон стали, крики, мольбы о помощи и призывы растерзать всех к едрени матери, но предпочитала не оборачиваться. Моя задача была совершенно иной — скоро пойдут первые раненые, я должна быть на своем месте. В госпитале тоже начались активные действия — импровизированные медсестры из крестьянок и парочка действительно толковых врачей кипятили воду, готовили бинты. Фелиция Кори распоряжалась готовкой зелий — уже с утра на площади стоял жуткий туман и запах заваренных трав.

— Фил, — я махнула подруге рукой, привлекая внимание. — Помощь нужна?

— Займись настойкой бадьяна, кипеть должна двадцать минут, потом процедить, — быстро говорила недоучившаяся магичка. — И главное, помешивай только по часовой стрелке. Справишься?

— Конечно, — я кивнула. — Я чай для похудения заваривала много раз — температура сорок четыре градуса, сорок минут ее держать, помешивая градусником и при этом каждые пять минут добавляя по ягоде годжи.

— Ягоде кого? — изумленно спросила подруга.

— Да волчья ягода, — я отмахнулась. — Пока я не загуглила, так и верила, что поможет похудеть.

Филиция сделала вид, что поняла, и, коротко кивнув, убежала — принесли первых раненых с ожогами. Похоже, принимающая сторона решила устроить маленький гриль для вновь прибывших гостей столицы будущего свободного государства и пожарить их живьем прямо в доспехах. Не рассчитали, видать, что нашим тоже достанется.

Мимо пронесли ужасно обожжённого человека, с громадными вздувшимися пузырями по всему лицу. Он не переставал кричать. Особенно сильно раненый заорал, когда медсестры стали снимать штаны — ткань намертво прилипла к ожогам, и никто не мог посмотреть насколько там все плохо.

Я занялась настойкой, как просила приятельница, боясь смотреть по сторонам и сконцентрировавшись только на одном деле. Зрелище не для слабонервных — это во всяких «Властелинах Колец» люди красиво умирают на поле боя во славу Родины, в действительности все гораздо мерзопакостней. Голые кости, куски мяса, свисающие с отрубленных конечностей, ожоги последней степени тяжести, увечья — та самая изнанка войны, которую никогда не будут воспевать поэты, вроде Лютика, потому что это не романтично и не вдохновляет на новые завоевания. Это реальность, маза фака, от которой не убежать.

Многие из принесенных могут не дожить до утра, многие останутся на всю жизнь калеками, вроде Йорвета. У него же нет одного глаза, и я не думаю, что эльф по-глупости сам себе его выколол. Конечно, в отличии от многих, командиру скояʼтаэлей это не мешает — слишком сильная личность, чтобы ставить крест на карьере лестного предводителя партизан, но кметы куда гораздо более слабые. Как духом, так и телом — это первая битва для большинства ополченцев.

Мимо пронесли человека, с пробитым легким, из раны которого вытек уже литр крови. Медсестра пыталась приложить к дырке плотную ткань, чтобы заткнуть, но толку-то? Кровь наполнит его легкое изнутри и он, по сути, в ней захлебнется. А ведь этот парень, которому так жестоко досталось, почти ребенок. У него впереди была вся жизнь, а теперь — только пустота и энтропия. Медсестра что-то говорила, жалобно поглаживая по голове — она тоже осознавая, что несчастный воин не проживет и десяти минут. Погладив в последний раз, она ухошла — нет смысла возиться с совсем безнадёжным случаем, надо заняться теми, у кого есть шанс. Парень потянулся к ней, но в последний момент, осознавая, почему женщина покинула его — принялся рыдать. Бормотать что-то про мать, отца, любимую, отхаркивая кровь. Только перед смертью мы понимаем ценность своей собственной жизни. Он кашлянул в последний раз. Я подошла и рукой закрыла его глаза.

Бадьян зашипел, грозя пеной вылезти из котла и затопить маленький костер под ним. Надо спасать тех, кто жив.

Война — это разрушение, горе и слезы. Жизнь — очередь за смертью. Дурак тот, кто лезет без очереди. Борешься ли ты за свободу своей земли, или, наоборот, захватываешь чью-то территорию, ты должен осознавать, что это навсегда останется с тобой. Завидую ведьмаку, он прошел столько битв и далеко не все помнит. У него вообще свое восприятие смерти — словно он не умрет, а нажнем кнопочку «Reset» и переродиться. Хорошо, если так и будет.

— Ани! — Фил закричала откуда-то справа. — Помоги мне!

Я кинулась на голос, огибая лежанки с больными и мертвыми, над которым склонялись медсестры. Фил держала какого-то малыша, бледного, с раздробленной рукой и расцарапанным лицом. Он не стонал, не проявлял признаков жизни — только запотевшее зеркало около носа говорило, что есть какая-то надежда. Кажется, знакомое лицо — этот малыш рассказал о выходе из города через колодец.

— Сунулся прямо на поле боя, — Фил дала мне его руку. — Рядом разорвалась бомба. Оставляю на тебя.

Я потрогала лоб — холодный. Плохо. Силы покидают детское тело — он почти не дышит. Я поискала пульс — слабый, почти не чувствуется. Панически соображая, что делать, я кинулась за теплой водой, бинтами и спиртом — обработать раны, надо обработать раны.

Губы пересохли, сердце отдавало в голову жутким стуком. Я быстро побежала по окрестностями, собирая нужные предметы. Мне казалось, я была гиперскоростной, но вернувшись, пульса не обнаружила.

— Ну, нет, — почти со злостью закричала я. — Ты не умрешь просто так!

Как нас учили в универе? Не прямой массаж сердца и дыхание рот в рот? Вдруг получится? А к черту, нет времени думать. Время для размышлений давно прошло.

Я быстро расстегнула пояс ребенка и рубашку, прикрывающую хилое тельце. Раскрытую левую ладонь я положила на грудь мальчика, так что бы рука совпадала с осью грудины, а правую положила сверху, чтобы пальцы не касались груди — пришлось их приподнять — принялась надавливать, как когда-то на практических занятиях в классе. Интенсивно, стараясь отсчитывать нажатия, прикладываясь ко рту и выдыхая в него весь воздух из легких. Я не знала, сколько раз я это сделала, просто продолжала, пока мальчик не открыл глаза и задыхаясь, начал откашливаться, приподнимаясь и стараясь сесть.