— Лютик, а Лютик, — не отрывая взгляда от свитков, спросила я. — А виночерпии пробуют вино из бочонка, или из чаши своего господина?

— Из чаши, конечно, — поэт пожал плечами. Видимо, в начертательной геометрии, как истинный гуманитарий, он разбирался даже меньше меня и считал, что ее название происходит от вопроса «на черта?». Посему в планах копии кубка Саскии Лютик мог понять только то, что это сборище линий и завитушек, из которых, при хорошем воображении, можно сконструировать красивую посуду. — Если бы они не пробовали вино непосредственно… А что? Ты что-то нашла?

— Надо вернуться к тому гению, который подавал вино, — констатировала я, хватая чертежи под мышку и стремительно выбегая на улицу. Времени оставалось все меньше, а вопросов — все больше. В голове не укладывались мелкие детали, упорно не желали сходиться. Он что, бессмертный, что ли, этот виночерпий?

Обратное расстояние до слуги мы проделали меньше чем за минут десять — я, аки Олимпийский чемпион-спринтер, бежала сломя голову, боясь что хитрый Лелард может запросто сделать ноги, попросившись в туалет, например, и скояʼтаэли, которые его охраняют и ничего не подозревают, проворонят столь важного свидетеля. А еще дурачком прикидывался, сволота поганая! Увидев меня вновь, уже сменившую выражение с добро-пацифистического на злобно—перекошенное, слуга либо догадался о цели моего повторного визита, либо предположил что-то гораздо более худшее. Он сразу же побледнел и попытался быстренько сделать ноги вверх по улице, но ушлые эльфы поймали нерасторопного неудачника, едва тот попытался рвануть от них дальше, чем на пару шагов.

Лелард забился в истерике, почти как я при первой встрече с накерами, начал размахивать руками и нести несусветную ересь про то, что дома его ждут детишки, жена и больная мать. Охране было глубоко пофигу, на все мольбы — скояʼтаэли выполняли приказ, и, дабы усмирить почти потерявшего рассудок слугу, с силой усадили его на стул, и для пущей вежливости, доступно объяснили, что убегать не хорошо и вообще, так и ног можно лишиться. Про целость его конечностей, видимо, Йорвет ничего не говорил.

— Слышь, ты случайно в боги не записался? — с разлету начала я, размахивая пергаментом перед носом Леларда, почти колотя того по носу. — Ты как мог отпить из кубка и не отравиться?! Заранее литр зеленки выпил, она всю заразу пожгла?!

— Я н-н-не понимаю, о чем в-вы, — заикаясь пуще прежнего, пролепетал слуга Саскиия. —Я все вам рассказал.

— Знаешь, я бы на твоем месте рассказала правду мне, чем потом — Йорвету, — вздохнув, ударила мужика по голове чертежами. Не больно, просто что бы подкрепить свои доводы. — Он вообще мужчина общительный, только вот с головой не очень дружит. С пыточными предметами дружит, с кровью, а с головой как-то не очень. Не срослось у них общение, понимаешь?

Лелард побледнел. Весь его вид выражал несправедливо осужденного мученика, который вот-вот пострадает за веру, царя и отечество. Понимая, что щенячьи глазки не действуют ни в каком виде, скорее наоборот, начинают еще больше злить — время все еще утекало и не факт, что во дворце кого-то не искрошили в капусту — мужик горестно вздохнул и совершенно нормальным, почти раздраженным голосом бросил:

— Вы хоть знаете, сколько времени я убил, чтобы устроиться на эту работу? А потом сколько прислуживал, знаете? Вам никогда не понять чувств патриота. Единорог вот-вот встанет под стены, чего ж мне бояться? — бормотал сам себе, опустив взгляд на пол.

— Каэдвенская разведка? — со знанием дела спросил Лютик.

— Да, — кивнул Лелард. — Мне было приказано отравить Саскию, едва завершаться переговоры с королем. Вы думаете, этот фанатик Ольшан додумался бы совершить такое? Он слишком богобоязлив, чтобы решиться на такой грех в одиночку. Главным было убедить его, что Саския — дочь дьявола, а остальное дело техники.

— Угу, дочь дьявола, ведущая народ к славной победе, — буркнула я. — Он и правда был таким дебилом?

— Он был фанатиком, повторяю! Но даже при наличии идеи, у него не хватило ума продумать план тщательно — пришлось отправить к нему агента с чертежами кубка, — Лелард указал на свитки. — И тут он провалился. Ему же ясно было сказано, после того, как Торак закончит чашу, сжечь свитки. Мы договорились, что Ольшан раздобудет яд и найдет того, кто изготовит чашу, а я завершу дело.

— Как ты сам не отравился? — спросила я, уже успокоившись.

— Я спрятал безоар за щеку. Да и не пил я само вино — просто держал во рту, пока не появилась возможность выплюнуть. Если что-то и попало в организм, то его нейтрализовал камень.

— А у нас есть люди, которые эти самые яды в малых дозах специально пьют, чтобы быть здоровее. Гомеопатия называется. Упустил свой шанс стать бессмертным, — я вздохнула и попросила скояʼтаэлей сопроводить виночерпия-интригана в замок, дабы представить доказательство воочию. Те покивали и подняли мужика, связывая ему руки на запястье. «Лелард» смотрел на их действия со здоровой обреченностью и спокойствием, словно его это не касалось вовсе. Я обратилась к нему: — Слушай, а принц все-таки в сговоре, или нет?

— Представления не имею, — отвечал каэдвенец. — Я не уверен, но это вполне возможно. Он же ненавидит Саскию, да и мне на руку, если докажут, что народная героиня была отравлена королевским отпрыском.

Мы двинулись было вперед, но не пройдя и пары метров, Лелард вдруг споткнулся, упал и забился в страшных конвульсиях, как при эпилептическом припадке. Изо рта у него пошла пена, тело задёргалось, словно по нему проходил высоковольтный ток, но продолжалось это страшное зрелище меньше двух секунд. В мгновение тело расслабилось, развалилось по земле, а взгляд Леларда стал стеклянным, пустым и безжизненным. Лютик сразу же бросился проверять пульс, приложив руку к шее, и, помедлив, отрицательно покачал головой. Эльфы, которые искренне делали вид, что они еще кого-то охраняют, начали разворачивать мертвеца на живот, один из них указал на тонкую иголочку, удивительным образом воткнутую, с силой, в венку на запястье. «Узнаю методы разведки! Всех сдал и предпочел откинуть лапки!» — почти радостно заявил Лютик. Я только покосилась на поэта, затем, взяв его за руку, развернулась, оставляя мертвеца на скояʼтаэлей, и рванула вперед. Мы побежали обратно ко дворцу, боясь, что не успеем со своими находками, и принца разорвут без нас. Душа требовала быть в самой гуще событий, потому что главным событием должны были стать мы. По дороге бард придумывал все новые и новые пытки, чтобы заставить принца признаться в содеянном перед всем честным людом, навеки сдать бразды правления своей несостоявшейся жертве.

Я пыталась возразить, что после монаршей смерти крестьяне могут устроить погромы на дворян, а это ничем хорошим не закончиться. Лютик на такие мелочи внимание предпочитал не заострять, потому что творческая фантазия уже ушла в дальнее плавание и, размахивая оттуда ручкой, каждый раз выдавала все более жестокие идеи расправы со Стеннисом, которому, наверное, сейчас жутко икалось. Похоже, Саския со своими идеями пришлась по душе и Лютику, буквально, смогла околдовать всех, кроме меня — но это уже совсем другая история.

Мы пришли как раз вовремя — народу уже окончательно сносило башню, и от Стенниса, похоже, скоро останется только пара строк в мировой истории и весьма внушительная лужа крови. Судя по всему, Йорвет уже прострелил кому-то руку, но это не помогло — крестьяне уже почти начали тыкать виллами всех, кто, по их мнению, покрывал принца, грозя жесткой расправой правым и неправым. Все-таки толпа — могучая сила, хоть и бестолковая. Взять бы их всех, да и закинуть воевать, что бы умнее были в следующий раз. Скален Бурдон был единственным, кто пытался хоть как-то навести порядок, выступая голосом разума среди всего этого беспорядка, но его не слушали.

— Давай кумовья, вынимай принца из холупы! — бушевали люди, бурля как океан во время шторма.

— Почему так долго? — к нам подошел Йорвет, недовольно оглядывая поэта, кося на свитки в моих руках со злостью и любопытством одновременно. Дело принимало уже нешуточный оборот, и он ощутимо нервничал — градус его раздражительности вкупе с недовольством волной прокатывали по той половине лица, что еще сохранила остатки былой красоты. Ведьмак рядом с ним угрюмо о чем-то размышлял, в забытьи проверяя пальчиком лезвие. Надо было брать решение ситуации в своих хрупкие женские ручки, просто потому что я начинала хотеть жрать, и задерживаться здесь мне больше десяти минут не хотелось. Толпу пора было урезонить, иначе скоро полетят руки-ноги-головы. Как личность очень нервная и еще больше ранимая, к подобного рода мордобоям я относилась крайне отрицательно.