— Может лучше ты пойдешь к Стеннису, — предложил Геральт устало. — Ты женщина и применив все свое обаяние…
— У меня с принцами вечно какая-то фигня получается, ты же знаешь, — я постаралась сразу откреститься от общения с несостоявшимся монархом. Мне его стонов на поле боя хватило — слишком уж он хлюпик и морально не готов для такого потрясения, как я. — Последний принц, с которым я поговорила стал причиной того, что я мешаю тебе жить. Понимаю, что еще дальше меня уже не сошлют, но, все-таки, у меня теперь аллергия на всех тех, кто происходит родом из семьи управленцев страной. Думаю, даже Стеннис перепугается, если на переговоры к нему пошлют Убийцу Королей, и тут же все выложит. Он же не совсем дурак, верно? — хотя лично я в последнем очень сомневалась.
На том и порешили. Провожая меня, Йорвет тихонько отвел мою персону до выхода, потом уволок в сторону и объяснил, где сейчас его люди прячут свидетеля, как туда добраться и как потом не заблудиться, возвращаясь. Я рассеяно кивала, хотя мысленно уже придумывала ход беседы, которую мне предстояло провернуть с виночерпием. Вдруг выражение лица Йорвета резко изменилось, стало нежным, и он улыбнулся, поднимая руку к моей опухшей физии. Словно ненароком убирая пыль с моего лица (а со стороны именно так и могло показаться), почти не касаясь, ласково провел по кончику моего носа, едва задел губы и удалился, вновь накидывая на себя суровое выражение настоящего викинга. Очки немного заляпал своими действиями, и я, недовольно-умиленно пофыркивая, покинула дворец, ступая легкой окрыленной походкой по земле, как по облаку. Думаю, что сейчас лучше всего поиграть в Каменскую. Повторив опыт Йорвета, я сменила выражение лица на более брутальное, соответствующее профессионалу, и прихватив поэта, направилась в сторону людских районов, коих тут было, к сожалению, не много — город-то краснолюдский. Лютик, видимо, заметив перемену в наших с эльфом отношениях всю дорогу выпытывал, что вчера произошло, какие события он пропустил и что я буду теперь делать. Я таинственно отмалчивалась, посмеиваясь над собой, предпочитая никак не комментировать события, свидетелем которых стал вчера весь Верген, а следом и мой кот. Тем более, что ничего такого серьезного не было. Если Йорвет не жаждет каких-то публичных признаний, то мне они и подавно не нужны. Да и выставлять себя недалекой девочкой-припевочкой просто не хотелось. Слуга Саскии находился относительно недалеко, но этого хватило, чтобы поэт начал действовать мне на нервы. Уже собравшись высказать все, что я думаю по поводу извечной дилеммы Варвары на базаре, я резко осознала, что поэт свой допрос устроил неспроста. Его работой было подмечать мелкие детали в отношениях людей, чтобы потом их удачно описывать в поэмах, иногда раздувая из одной улыбки стихотворение о любви на пару страниц. Возможно, и в этот раз Лютик что-то заметил и спешил переработать информацию. И если он уже знал про мою влюбленность в Йорвета, то дело было не во мне… Вокруг подозреваемого стояли четыре эльфа, которые даже не попытались мне перегородить дорогу. Они вообще с мечтательным выражением разглядывали малопонятные дали и явно грезили о чем-то своем, что не имело отношения к тому, чтобы стеречь какого-то Dhʼione. Хороша охрана, а вдруг я его убить пришла? Хотя — нет, уж кто-кто, а эльфы мою физиономию выучили досконально и знают о моей жизни весьма много, может даже больше, чем я сама. Если я уж попытаюсь сделать больно виночерпию, об этом тут же доложат Йорвету в форме отчета вплоть до числа морганий моих глаз. Подбегая к свидетелю, как к спасению Божьему от злого поэта, я сразу накинулась с вопросами, пытаясь выведать как можно больше информации в минимальные сроки:
— Привет, — вежливо поздоровалась я. Разговор, конечно, всегда стоит начинать издалека, тем более такой важный, но мне ничего не приходило в голову, да и время откровенно поджимает, и я сразу спросила в лоб: — Это ты подавал вино Саскии?
Мужчина побледнел и заерзал по стулу, на котором до этого сидел, куря трубку. Он был невысокого роста, кряжист и ужасно небрит. Одет был как все крестьяне — вообще ничего примечательного, что могло бы выдать в нем господского слугу. Те всегда выглядели хорошо — гладкие подбородки, со вкусом подобранная, простая одежда. На улице я бы прошла мимо этого типа и даже не заинтересовалась ни кто он, ни чем занимается — сплошная серость. Свидетель дрожащим голосом ответил, стараясь отодвинуться вглубь стула и вообще, по возможности, испариться:
— Я тебя не знаю-ю…
— Я тебя тоже не знаю, — задумчиво произнесла я. Потом радостно встрепенулась и протянула ему руку. Похоже, я не вызываю доверия. Вот совсем. Интересно, почему? — Давай знакомится. Я — Аника, а ты?
— Лелард, — пожал мою руку мужчина.
— Вот, Лелард, мы и знакомы, — на моем лице проступило самодовольство. — Давай поговорим о той каше, которую ты заварил сегодня с утра.
— Я ничего н-н-не вари-и-ил, — от ужаса мужчина даже начал заикаться и нервно подергиваться всем телом, словно я его сейчас пытать начну. Нет уж, это у Роше и его компании такой очаровательный стиль, а тут другие методы. Да и от вида пыточных инструментов меня мутит. — Я н-ничего не делал. Я н-ничего не знаю.
— Да ты не пугайся так, — попыталась его успокоить, понижая голос. Если он тут свалиться в обморок, то, пока его будут приводить в чувство, а потом вновь начинать разговор заново, можно просто не успеть вернуться во дворец и весь замес пройдет без меня. И тогда будет не важно, что скажет виночерпий — принцу уж точно — все решится само собой. Я убрала волосы с лица и пообещала: — Я тебя не обижу. Я же девушка, у меня и сил не хватит даже чтобы ударить тебя.
Люблю быть девушкой, всегда и на все есть оправдание. Просто никто не знает, как мы коварны, и, порой, у БЕЛАЗа способны поменять все колеса, имея в руках только разводной ключ, при том не того формата. Особенно, если рядом нет мужчины. Иначе мы будем ошибаться в подсчете сдачи с десяти рублей и не знать, как самим переустановить винду. Я называю это «профессиональной женской беспомощностью», проявляется которая только в присутствии сыновей Адама. Слуга покосился на стоящего за мной Лютика, прикинул габариты и насколько опасен поэт, подумал и, видимо взвесив ситуацию, спросил:
— Чего говорить-то?
— Все, что знаешь, — понимая, что рассказ сразу может начаться с очень-очень далеких времен, я поспешила уточнить: — Как ты вообще узнал, что принц хочет отравить Саскию?
— Я слыхал, как жрец гутарил с принцем… Святоша сказал, что дева — бестия в людском обличье.
— Святоша —это кто? — зная привычку крестьян называть всех одним и тем же словом, я решила уточнить, что он не Папу Римского имеет ввиду. Ну, или кого-нибудь вроде него. Да и вообще, я впервые слышала еще о ком-то, кто был замешан в сием деле. Надо в следующий раз будет либо слушать, как следует, либо завалить вопросами окружающих и досконально изучать дело. Мама, о чем ты думала, когда нашла в капусте такую идиотку-дочь?
— Жрец Ольшан, ты имеешь ввиду? — спросил Лютик свидетеля, и, словив мой полный непонимания взгляд, пожал плечами, пробормотав: «Да все про него знают, чего ты…»
— Да-да, именно он, паразит! Не зря ему голову отрубили! — старик погрозил кулаком в небо, в гневе багровея лицом. Простые, общедоступные человеческие эмоции — если чувак умер, то он на небесах. Не хочется расстраивать его и говорить, что ад внизу и в московском метро в 8 утра.
— Значит теперь твои слова никак не проверить? И подтвердить их больше некому? — подозрительно спросила я, размышляя, что ниточка оборвалась сразу же, как только появилась, а значит толку ровным счетом никакого. Слуга вновь перепугался, словно я ему пообещала, что сейчас откушу член, и озираясь, продолжил повествование:
— Вы только не казните меня, я ж не думал… Могилой матери клянуся — чистая правда!
— Да никто тебя не казнит, — я начала терять терпение, видимо, заразившись таким мерзким свойством личности от эльфа вчера ночью. Интересно, а вредность тоже передается поцелуем? Ой, простите, задумалась не о том и улетела мысленно в объятия Йорвета.
