– Так куда мы идем?

Путь справа от нас, похоже, вел обратно, на мусорную свалку. Во всяком случае, я учуяла ее слабый запах именно с этой стороны. Поэтому я показала своей мордочкой налево, сказала: «Вон туда!» – и повела за собой Макса именно в этом направлении. Я была уверена, что таким образом мы дойдем до города, из которого сбежала моя мама.

Солнце поднималось все выше и выше. Шерсть у Макса полностью высохла. Мимо нас время от времени проезжала какая-нибудь из движущихся людских пещер, которые везли мусор или же ехали обратно порожняком, без мусора. Поначалу я еще пугалась, когда они ко мне приближались, потому что они были очень быстрыми. Они были даже быстрее Грома. Вскоре я, однако, поняла, что мы этим чудовищам не интересны. Чем дальше мы шли, тем чаще мы видели также и другие движущиеся пещеры, которые Макс называл «легковыми автомобилями» и в которых тоже сидели люди. Эти движущиеся пещеры были размером поменьше, однако от их задней части пахло так же, как и от больших, хотя и не столь сильно. Сидящие в них люди тоже не обращали на нас ни малейшего внимания. Лишь одна маленькая девочка засмеялась, глядя на нас, и помахала нам рукой. Эти ее действия показались мне дружелюбными.

– А каково это – жить с людьми?

– Очень даже хорошо.

– Хорошо? – удивилась я.

– Они все ко мне добры. Хозяйка. Лилли. Даже хозяин. Он по вечерам ходит со мной гулять.

– Гулять?

– Да, чтобы я мог опорожниться.

– Ты опорожняешься вместе с человеком?

Уже одна эта мысль показалась мне абсолютно нелепой.

– Нет, он просто выводит меня из дому, чтобы я опорожнился.

– Он водит тебя это сделать? А сам по себе ты этого сделать не можешь?

Я, не удержавшись, рассмеялась. Собаки смеются совсем не так, как люди. Когда мы сталкиваемся с чем-то комическим, мы сопим и машем хвостом.

– Я не могу опорожняться у нас в доме. Даже мочиться. Поэтому мне приходится ждать, когда кто-нибудь выведет меня из дому. По вечерам это делает мой хозяин.

– Тебе приходится долгое время терпеть?

– А иначе хозяйке придется чистить ковер – как тогда, когда я был еще совсем маленьким.

Мы на своей мусорной свалке опорожнялись тогда, когда хотели. Интересно, а трудно ли терпеть, когда тебе хочется опорожниться?

– Хозяин сначала всегда дает мне что-нибудь вкусненькое, и пока я это ем, он надевает на меня ошейник…

– Ошейник?

– К нему он прикрепляет поводок.

– Поводок?

Я то и дело задавала вопросы, потому что все это казалось мне какой-то чушью.

– Когда я бегу в каком-нибудь направлении, которое ему не нравится, хозяин тянет за него, и ошейник начинает давить мне на шею…

– Он тебя душит? – испуганно перебила я Макса.

– Иногда, когда он тянет очень сильно. Я тогда обязательно иду в том направлении, которое его устраивает.

Я с ужасом слушала все это. Я даже почувствовала, как сдавливается моя собственная шея, хотя на ней не было никакого ошейника.

– В этом нет ничего ужасного, – сказал Макс, однако по его голосу было заметно, что ему это отнюдь не нравится.

– А ты разве не хотел бы бегать так, как тебе самому хочется? Не хотел бы сам решать, когда тебе опорожняться и где?

– Бегать на поводке – это для меня вполне нормально.

– Об этом я не спрашивала.

– Я думаю, хозяин боится, что иначе я убегу и попаду под автомобиль, и поэтому он держит меня на поводке. А вот хозяйка очень часто позволяет мне бегать без поводка.

– Ты так и не ответил на мой вопрос.

– Приятным я это не считаю. И однажды хозяин чуть не задушил меня, когда потянул слишком сильно. Но вообще люди относятся ко мне хорошо. Даже когда спорят друг с другом, они при этом находят время, чтобы меня погладить или потискать.

– А что это – «потискать»?

– Они прижимаются ко мне – прижимаются крепко и ласково.

Я не знала, что на это сказать. Я не могла себе даже представить, как можно делать такое с людьми. Если бы Макс не был по своей природе таким добродушным, я сочла бы его предателем своих сородичей-собак.

– А еще они дают мне еду.

– Дают еду? – удивилась я.

– Два раза в день.

– И этого хватает?

– Да.

Макс был довольно хорошо упитанным. Что бы там ни давали ему люди в качестве еды, это, видимо, было обильным и питательным. На мусорной свалке нам приходилось почти целый день заниматься поисками пищи, которая еще не испортилась и которую можно было бы есть.

– И тебе не нужно ее было искать?

– Нет. Зачем бы они стали ее от меня прятать?

Мой вопрос удивил его почти так же сильно, как меня то, что ему не нужно прилагать никаких усилий для поиска еды. Ему не приходилось каждый день бродить туда-сюда с пустым животом и рыться в мусоре. Еду ему, по сути дела, дарили. Я ради этого тоже пожертвовала бы свободой и возможностью опорожняться тогда, когда хочу, и, наверное, я ради этого вытерпела бы и такие вещи, как поводок и ошейник.

За время жизни на мусорной свалке мне еще никогда не приходилось идти так долго. Там я бродила туда-сюда и ложилась отдохнуть тогда, когда мне хотелось, так, как мне хотелось, и там, где мне хотелось. Ни за что бы не подумала, что мне когда-нибудь придется проделать такой долгий путь. Мой инстинкт требовал, чтобы я сделала остановку и отдохнула на плоском камне под солнцем. Однако я не поддавалась этому своему желанию. Я не хотела проявлять слабость перед Максом. Я ведь была сильнее его, изнеженного пса, который спал с людьми и позволял им себя кормить.