Солнце позднего лета висело низко над нами на небе. Меня мучила ужасная жажда. Макса, возможно, тоже. Он все чаще и чаще почесывался. А никаких источников воды вокруг не было видно. Чтобы отвлечься от жажды и усталости, я сконцентрировалась на окружающих меня запахах. От бесконечно длинного камня пахло на солнце чем-то горелым, а от высохших кустов по краям этого камня – еще большей жаждой. Однако откуда-то издалека до моего носа донесся запах чего-то сладкого. Каких-то ягод, которые были мне незнакомы. Да, пахло свежими ягодами. Я не могла определить, откуда доносился этот запах. Оглядевшись по сторонам, увидела лишь большую гору неподалеку от города. Мама как-то раз рассказала нам, что это вулкан. Когда я была щенком, который еще только начал видеть мир более-менее отчетливо, я думала, что эта гора состоит из мусора – что она такая, как горы на нашей родной свалке. А из чего еще может состоять гора? Однако мама объяснила нам, что это гора из сожженного камня и что на ней растут деревья. Во всяком случае, она слышала об этом от старых собак. Я не могла себе даже представить, чтобы что-то было настолько могущественным, что могло сжечь камень, однако мама объяснила мне и это: огонь исходил из середины горы.

Уже одна мысль об этом показалась мне ужасной. Это, получается, была никакая не гора – это было существо, которое само себя ненавидело! Ненавидело себя даже больше, чем я после того, как стала Раной. Однако я никогда добровольно не сожгла бы саму себя. Да и никакая другая собака не сделала бы такого. И никакое животное. А люди – они сделали бы это?

Ненависть горы к самой себе вызвала у меня такой страх, что я, насколько я могла помнить, старалась на нее не глядеть. Я старалась не глядеть на нее и сейчас. Мне не хотелось, чтобы эта гора появилась в моем сне, как это уже бывало раньше, когда я, прежде чем заснуть, случайно обращала на нее свой взор. После этого мне каждый раз снилось, что гора приходит в движение, перемещается в сторону мусорной свалки, плюется огнем и раздавливает нас всех своей массой.

Но в данный момент у меня хватало страхов и без этой горы. Я боялась, что мы так и не найдем никакого питья. И никакой еды. А еще я боялась, что разочарую Макса, потому что я в действительности не знаю, в каком направлении нам следует идти. Я боялась, что он меня из-за этого бросит, и я останусь одна. Я боялась, что буду чувствовать страх и ужас от того, что оказалась в тени ненавидящей саму себя горы, и что мне придется повернуть назад и пойти по плоскому камню в обратном направлении. Придется пройти весь путь – через кусты, мимо удивительных красных цветов, через реку. Мне придется плыть по воде, чтобы достичь того берега, на котором находится мусорная свалка, придется бежать то вверх, то вниз по горам мусора, пока я не найду Грома. И затем мне придется броситься перед ним на землю и подставить ему свою шею в надежде на то, что он прислушается к моим жалостным мольбам о пощаде.

Поэтому вместо того, чтобы смотреть на гору, я снова сосредоточила свое внимание на запахе незнакомых мне ягод. С каждым шагом, который мы делали, он становился все сильнее. Поскольку меня мучили голод и жажда, этот запах показался мне заманчивым. Он как бы обещал мне насытить мой живот. А еще он обещал, что мир за пределами мусорной свалки окажется очень даже неплохим. Я ведь натолкнулась уже на второй фантастически новый запах. Как много нового мне еще предстоит узнать?

Макс, конечно, тоже почувствовал этот сладковатый запах.

– Думаю, я знаю, что это за ягоды, – весело сказал он и пошел быстрее.

Поскольку ноги у меня короче, чем у него, мне, чтобы не отстать, пришлось бежать.

– Туда!

Он махнул мордой на песчаную дорожку, которая уходила в сторону от плоского камня и вела к большому скоплению кустов. Эти кусты выглядели совсем не так, как те, которые я когда-либо видела раньше: они росли длинными рядами и покрывали собой целый холм.

– Виноград! – радостно воскликнул Макс и припустил вприпрыжку.

Его черная шерсть при этом слегка развевалась на ветру. Я старалась от него не отставать, но он мог бегать намного быстрее, чем я. Именно так – этот слабак был быстрее меня! Да и при долгой ходьбе по плоскому камню он тоже проявил большую выносливость, чем я. До этого я все время полагала, что из нас двоих сильнее я, однако теперь уже отнюдь не была в этом уверена.

И вдруг Макс резко остановился.

– Что случилось?

– Принюхайся, – сказал он и замахал хвостом. – Принюхайся!

Я стала принюхиваться.

– Вода!

Теперь уже я бросилась бежать первой. Вверх по склону и в ряды кустов, из гущи которых на нас повеяло свежестью воды. В ней сильно чувствовался запах ягод, которые Макс называл виноградом, однако учуять ее было совсем не трудно. Жажда мучила меня сильнее, чем голод. Поэтому сначала – вода, а потом уже эти красные ягоды.

Макс последовал за мной. Однако пространство между кустами было слишком узким, чтобы он мог меня обогнать. Впрочем, если его и раздражало то, что я бегу впереди, то он этого не показывал. Гром в подобном случае от злости уже вцепился бы мне зубами в зад.

Примерно через двадцать собачьих туловищ я увидела грязную красную пластмассовую ванну, в которой собиралась дождевая вода. Она была такой большой, что я могла бы в ней улечься. Воды в этой ванне хватало для нас обоих. Она пахла виноградом.

– Люди, похоже, собирают в нее свой урожай винограда, – сказал Макс, обнюхивая ванну.

– Урожай винограда? – переспросила я.

– Смотри, – сказал он, показывая мордой налево.

Я увидела сквозь ряды, что на некоторых кустах поодаль от нас уже нет винограда. Лишь на самых верхних их веточках еще висели совсем маленькие ягоды. Они, возможно, показались людям уж слишком маленькими, а потому бесполезными.

– Люди приходят сюда, чтобы есть? – спросила я.

– Нет, они уносят виноград в таких вот контейнерах к себе домой. Или в супермаркет.

Мне уж слишком сильно хотелось пить для того, чтобы выяснять, что такое «супермаркет». Я и так уже потратила довольно много времени на вопросы. Я наклонила морду над ванной и стала жадно лакать воду.

Хотя вода была застоявшаяся, она показалась мне вкуснее всего, что я когда-либо пила на своей родине. Причина заключалась в привкусе винограда. Не удивительно, что люди добавляли в свою воду этот привкус. А они отнюдь не глупые, эти люди! Они подлые. Жестокие. Но не глупые.

Макс встал рядом со мной и тоже стал лакать воду. Затем мы стали есть. Каждый выбрал себе несколько кустов. Их тут для нас двоих было более чем достаточно. Хватило бы и на десять свор. Разве это не похоже на тот рай, в котором собака-мать и волк-отец стали жить вместе после установления мира?

Почему наша мама родила нас не в этом удивительном мире? Ягоды здесь сытнее, а вода приятнее. Даже птицы, кружащие над нами, – и те красивее. У них желтое оперение, и они, вместо того чтобы, подобно воронам, бросаться на мусорной свалке на нашу еду, щебечут радостные песни.

Одна из птиц уселась на веточке куста неподалеку от нас. Ее оперение было на брюшке и голове красным, как заходящее солнце, а во всех остальных местах – серым. Эта птица пахла свежим ветром и, казалось, была не из числа тех, которые, сделав в небе над нами несколько кругов, улетали куда-то в сторону.

Она наблюдала, как мы едим. Никаких других птиц с подобной внешностью поблизости видно не было. А может, она была разведчиком какой-то стаи, и ее отправили обследовать эту территорию?

Я съела виноград с трех кустов, но не полностью: до самых тоненьких веток с самыми маленькими виноградинами в верхней части кустов я своей мордочкой дотянуться не могла. Это удавалось только Максу, когда он приподнимался на задние лапы. Он, однако, сделал это только пару раз и затем заявил, что проще будет ходить от куста к кусту и поедать лишь те виноградины, которые свисают на уровне головы.

Когда мы, наконец, насытились, птица все еще наблюдала за нами. Я стала раздумывать над тем, как бы ее прогнать. Если я залаю, она, наверное, улетит прочь. Однако я для начала лишь сказала: