Зачем им яйцеклетка? Что такого драгоценного именно в яйцеклетке Цири? Кого и где эти остроухие недоноски собрались оплодотворять?

— Мир не без добрых людей, — глухо ответила Цири, вертя в руке тонкий дизайнерский стакан. — Нашли и инструменты, и емкости.

Большинству женщин после такой ситуации потребовались бы услуги психотерапевта до конца жизни. Может, и тот неожиданный порыв был всего лишь попыткой распорядиться телом, над которым она утратила контроль? Сексуальностью, которую попрали медицинскими инструментами?

— Если тебе нужно с кем-то поговорить… — повторил Адам въевшееся в память обращение «горячей линии».

— С тобой и говорю, — пожала плечами Цири, — мне вполне достаточно. Да не смотри ты на меня как на увечную, все со мной в порядке! Ничего такого, что со мной не делал Вильгефорц. Бывало и хуже, — она болезненно поморщилась и сжала стакан в руке. — Намного хуже. Если бы я каждый раз сопли распускала, сдохла бы еще на той арене в Клармоне.

Адам не был уверен, хочет ли он знать, что это за арена, и что Цири там делала, но уже догадывался, где она научилась убивать.

Он бросил взгляд на понурое лицо Цири, смотрящей в одну точку, и его кольнула острая жалость. Ей нужна его поддержка. Нужно срочно сказать что-нибудь ободряющее.

— Больше тебе никто не причинит вреда.

Кто так говорит, черт подери? Брюс Уиллис из боевиков 90-х? «Больше никто не причинит тебе вреда, детка». Чтобы добавить фразе убедительности, Адам как бы небрежно, кончиками пальцев, коснулся ее плеча. По крайней мере, попытался сделать жест небрежным. Любое прикосновение к ней сейчас напоминало прогулку по зоне высокого напряжения под проливным дождём.

В личной жизни Адама с момента вживления аугментаций наступила полная пустота; периодически появляющиеся женщины на раз-два-три-обязательно-перезвони ее только подпитывали. Образовавшийся вакуум полностью заняла работа, и поцелуй Цири стал вторжением на ничейную землю.

— Не обещай того, чего не можешь выполнить, — Цири слабо улыбнулась. — Ты ведь тоже не подписывался на то, что с тобой сделали… Кто это был, кстати?

«Тот самый человек, к которому я обещался тебя доставить». Наступило неловкое молчание, и Адам тянул паузу, отчаянно завидуя умению Шарифа дипломатично ответить на любой вопрос.

— Уже неважно, — наконец уклончиво ответил он. — Это в прошлом.

Наверное, на его лице что-то отразилось, потому что Цири пристально посмотрела на него и, судя по скептическому изгибу бровей, ни капли не поверила.

Список многочисленных грехов Чжао Юнь Чжу пополнился трезвостью. Адам так и не нашел ничего, содержащего в себе хоть какой-то процент спирта, но вместо этого нашел выпуск «Гаарец» двухнедельной давности. Вряд ли бы китаянка так интересовалась новостями Израиля.

— Как думаешь, — сменила тему Цири, — есть на этом корабле чего-нибудь съестное?

Насчет съестного Адам был не уверен, но на этой яхте наверняка должны быть компьютеры, а на них — протоколы связи с сервером Тай Юн Медикал. Личные вещи. Что-то здесь должно быть, иначе бы яхту не охраняли и не поставили на ней ракетные установки.

— Сейчас я что-нибудь соображу, — рассеянно сказал Адам, вспомнив об изначальном вопросе.

— Нет-нет, — быстро сказала Цири. — Не надо. Давай я на этот раз, а?

Адам облегченно кивнул, а Цири принялась копаться в холодильнике, словно изголодавшийся медведь.

В личной каюте Чжао Юнь Чжу удушающе пахло лавандой и ядреным чистящим средством. Двадцать метров в ширину; стены были обиты зеленым бархатом, а свет давали кусочки оригами, покрытые люминесцентным составом и расставленные на низеньких резных табуретках. Как ни странно, такая эклектика смотрелась жизнеспособной.

Над столом медленно колыхался голографический дисплей с какими-то данными. Стационарный компьютер — лучше и придумать нельзя. Адам втиснулся в настроенное под хрупкую женщину рабочее кресло.

Через полчаса он пришел к неутешительному выводу, что терминал непробиваем. Ничем — ни хакерским модулем, ни мультитулом, ни кодами Давида Ли, ни срочной техподдержкой Притчарда. Ничего не могло пробить плотную кибернетическую стену производства Сумимото Электроникс. Адам перепробовал все, что возможно, прежде чем откинуться в отчаянии в мягком белоснежном кожаном кресле с вышитым на нем лотосом.

«Да оставь это гиблое дело, — написал Притчард, — оно непробиваемое».

Адам еще некоторое время сопротивлялся этой мысли и, выругавшись сквозь зубы, поднялся обратно на кухню. Цири гипнотизировала взглядом кастрюлю, которую она с педантичной точностью разместила на кружке индукционной конфорки, периодически тыкая в нее ложкой. Аромат от нее исходил неопределенный: что-то между овощной смесью и лежалым хлебом.

— Ни костер разводить не надо, — сообщила она ему, — ни печь топить. Магия!

Он сел за барную стойку, подвинув поближе стул; вскоре перед ним оказался густой суп и сухое печенье, которое Цири где-то откопала, чтобы разнообразить жижу.

— Что это? — спросил Адам, всегда предпочитавший просканировать ситуацию, прежде чем приступать к действиям.

Адам слышал о страсти восточных европейцев к супам, в которых застревает ложка, но варево в тарелке выглядело так, что в нем увяз бы танк.

— Попробуй, — радостно ответила севшая напротив него Цири, выгребая ложкой что-то, походящее на размятый зеленый горошек. — Получше твоих батончиков будет. В вашем мире все такое до ужаса сладкое, кислое, соленое, першащее…

Он попробовал.

Где-то в настройках точно была функция отключения вкусовых рецепторов.

— Ну как тебе? Я в бегах научилась варить суп из топора, — вздохнула Цири.

Похоже, это не эвфемизм. Стараясь проглотить содержимое так, чтобы оно не попало на язык, Адам одобрительно закивал и схватил острый кетчуп и соус ранч одновременно. Такая смесь и бетон сделает аппетитным.

— Когда мы будем в Детройте, — сказала Цири, скребя ложкой по тарелке, — я хочу понять, как работают вещи. И почему они так работают. А еще — стрелять. Ты меня научишь?

Последняя идея не вызвала у Адама никакого энтузиазма, но Цири предпочла этого не заметить.

Посмотрим.

С кетчупом стало удобоваримей.

— Да зачем ты льешь… — вздохнула Цири. — Ладно. А твой пистолет можно серебряными пулями нашпиговать? Я бы отцу подарила.

— Я бы лучше сделал серебряное покрытие, для пуль это слишком мягкий металл, — задумчиво ответил Адам, думая, как взломать этот чертов сервер. — А что, императорская охрана не справляется?

А если запивать «Доктором Пеппером», то вообще жить можно.

— Я приемного отца имела ввиду, — поправилась Цири, — Геральта. Ведьмака, охотника на монстров — помнишь, я упоминала?

Припоминал он до неловкости смутно. Раньше Адам старался не слишком вникать в ее биографию, пытаясь сохранить рабочую дистанцию, что сейчас казалось уже утопией.

— Меня тоже воспитали в приемной семье, — поделился Адам. — Биологические родители погибли при пожаре.

— Мои утонули, — коротко сказала Цири и неловко рассмеялась. — Сколько у нас общего, подумать только.

Он невзначай спросил ее про Геральта и про ее приемную семью, и Цири словно прорвало. Отодвинув тарелку в сторону, она говорила столько, что можно было подумать, последние несколько лет она провела в полнейшем одиночестве.

Часть рассказа потерялась при переводе с польского (Цири утверждала, что ее отец-император впервые явился к ее матери в облике ежа), некоторые его части напоминали плохой боевик (как бы ни хороша она была в бою, в ее способности порубить сотню человек будучи на коньках верилось с трудом), а некоторые, особенно те, в котором фигурировал отброс по имени Бонарт, его чертовски разозлили.

Ее голос разрезал тишину яхты, где слышно было только приглушенное урчание двигателей. Адам делал то немногое, что от него требовалось — молчал и слушал, и справлялся с этим великолепно.

— И вот теперь я здесь, — закончила Цири исповедь, длившуюся, наверное, не менее получаса.