Мысль язвительно поинтересоваться, не собирался ли Ольгерд меня снова связать, умерла с воспоминанием о яхонтовом цветочке.

Старый мерин едва поспевал за Годивой. Идеально прямая спина Ольгерда отвлекала меня от дороги. Да и смотреть тут особо не на что — виды нас окружали безрадостные.

На одном из перекрестков псы Радовида устроили очередной местной колдунье публичную казнь. Даже будучи изуродованной пытками, точеная фигурка не могла скрыть своей привлекательности при жизни. Сколько ей теперь гнить на колу, пока местные догадаются снять?

— Ольгерд, ты веришь в Вечный Огонь? В Лебеду?

Две темы способны загубить любой разговор — религия и политика.

— Религия — опиум для народа, — процитировал Ольгерд одного печально известного оксенфуртского профессора. — Дает иллюзию защищенности вместо того, чтобы научить мыслить самостоятельно.

Пожалуй, не стоит повторять эту глубокую мысль на древнем языческом празднике — голову снести могут.

— Главное оружие Радовида и ему подобных. Их подданные даже не задумываются, кто настоящий виновник всех несчастий.

Ольгерд мог бы быть фигурой гораздо большего масштаба, чем атаман шайки головорезов. Почему его амбиции ограничились лишь грабежом и кутежом? Имей я его богатство и происхождение, не говоря уже о бессмертии, я бы загнала под свой каблук всю Реданию.

— Странно слышать это от человека, который заключил сделку с дьяволом в обмен на свою душу.

Ольгерд натянул поводья — рискованный маневр на ухабистых веленских тропках. Обозвать это дорогами было бы тяжким оскорблением для последних.

— Сомневаюсь, что Гюнтер о’Дим - враг сущности, которая скрывается под именем Вечного Огня, — Ольгерд жестом указал на распятую жертву охотников на ведьм. — Они одного поля ягоды, соседствуют уже веками.

— На аудиенцию бы тебя к Радовиду!

Ольгерд презрительно хмыкнул.

— Это была бы последняя аудиенция этого пса.

Осень уже поселилась в Велене, словно вернувшийся в свое обиталище мрачный призрак. По обе стороны раскинулись бескрайние топи; пейзаж лишь время от времени перемежался голыми силуэтами деревьев. Меня преследовало ощущение, что мы едем кругами.

Кровавый Барон еще кое-как поддерживал шаткий порядок на здешних просторах.

Путь пролегал через Кривоуховы Топи, самую глушь Ничейной Земли. Местные обычаи славились своей бессмысленной жестокостью, их не смогло изменить даже влияние черных. «Так у нас заведено». Местный люд никогда не сможет жить по другим порядкам — плеть нового хозяина лишь сменит плеть старого.

Издалека виднелись костры, языки пламени почти достигали неба. Гульба продолжится всю ночь, до самого рассвета — на этот праздник припасли самую крепкую брагу. Сегодня ночью на этой горе будут убиты десятки людей, и зачато не меньше дюжины.

Слепая на правый глаз старуха у подножья Лысой Горы подозрительно покосилась на Ольгерда. Здесь такой причудливый крой одежды не в ходу, как и выбритые виски. Старуха указала скрюченным от артрита пальцем на каменное святилище Вейопатиса и потрясла кулаком.

— Нужно принести жертву, — предупредила я Ольгерда, и он привычным жестом потянулся к кошельку на поясе. — Но уж точно не деньги, — добавила я шепотом.

Вейопатису интересно лишь то, что уже так предусмотрительно выставлено на продажу бродячими торговцами у подножья горы. Молодые телята и кролики. Только свежая кровь могла заинтересовать хоть и ослабленного, но по-прежнему жестокого бога.

Людей Ольгерд убивал охотней, чем животных. Хоть его карабела и не дрогнула, он неприязненно нахмурился, когда теленок испустил последний крик в своей недолгой жизни и его горячая кровь мощным потоком хлынула на святилище.

— Сладко пахнет кровь, князек, — старуха сразу же прибрала тело животного, жадно вдыхая запах крови со своих перепачканных пальцев. — Благословит тебя наш бог славной ночью. И Хозяйки наши будут довольны.

Ольгерд лишь брезгливо отвернулся, не удостоив старуху даже скупым словцом. Какую ступень в местной религиозной иерархии занимали Хозяйки? Народ верил в древних богов, но подчинялся лишь ведьмам.

Лошадей привязали в стойлах у подножья горы — подъем для конных слишком крутой, а тропа узка и витиевата. Гора не была такой уж высокой, но воздух с каждым шагом становился разреженней, все тяжелее было сделать вдох.

На вершине горы стояло несколько хижин, служивших в эту ночь корчмами: эль лился рекой, закусывали же всем, что попадалось под руку. Среди лиц крестьян и знати средней руки изредка мелькали те, что с трудом напоминали человеческие, но в эту ночь они вполне могли сойти за ряженых. Люд разоделся кто во что горазд: пестрые ситцевые юбки и рубахи с вышивкой, венки из полевых цветов вместо головного убора.

Я не рискнула выпить ничего покрепче вина, смутно вспоминая свое недавнее фиаско, отчасти от того, что тяжелый горный воздух уже достаточно дурманил рассудок. Мужчины томились в ожидании драк и женщин.

Страдать им пришлось недолго. Местный воевода, косая сажень в плечах, зазывал народ на древнейшее веленское развлечение — бои на кулаках. «Кто хочет померяться силой с самим Дурденом Портным?» — это неизвестное мне имя заставило даже тех, у кого явно чесались кулаки, молча уставиться в свои кружки. А зеваки застыли в предвкушении хлеба и зрелищ.

Их взгляды устремились на Ольгерда — одного из немногих чужеземцев на празднике. На единственного, кто по виду мог бы схватиться с самим Дурденом Портным.

— Не хочешь? До полуночи еще полно времени.

— Не люблю кулаками без причины махать. Только если какому-нибудь хлыщу пыл умерить.

Зеваки разочарованно вздохнули.

— Да, нечестный бой получится. Тебе хоть голову проломят, все равно на ногах стоять будешь.

— Проломить мне голову еще суметь надо.

Мне вспомнилось, как Ольгерд дрался в «Алхимии» — красивое было зрелище. Правда, победил он не без помощи красного вихря, позволяющего ему исчезать и снова появляться на поле боя.

— Даже прекрасный фехтовальщик не всегда оказывается хорошим бойцом.

— Уж поверь мне, в кулачных боях мне нет равных. Разве что, быть может, Витольд.

Я делано пожала плечами.

— Скука одолевает? — сложил руки на груди Ольгерд. — Так хочется снова увидеть, как дерется Ольгерд фон Эверек?

Толпа аж задрожала в предвкушении, когда он поднялся со своего места, залпом осушив кубок.

— Ну что ж… Человеку иногда нужно вкусить немного безумия, чтобы освежить вкус к жизни.

«Здравия желаю, атаман! Неужто решили почтить нас своим участием?» — поприветствовал Ольгерда воевода. Вот у кого карманы отяжелеют от золота ставок — только слепой не прибежит поглазеть на этот бой. Хотя и тот не прочь будет послушать, я уверена.

Поле битвы представляло собой небольшой кусок выжженной земли. Противник Ольгерда оказался крепко сложенным, бритым эльфом с татуировками по всему телу. Никогда доселе не видела, чтобы Старшая Раса принимала участие в таких безвкусных развлечениях. Жар костров был невыносим, и эльф снял зеленую рубаху, оставшись в одних портках.

Женщины, собравшиеся вокруг импровизированной арены, явно больше хотели оценить обнаженный торс его противника. Особенно юная светловолосая девушка, которая, судя по восхищенному взгляду, в образе Ольгерда увидела своего долгожданного, и оттого весьма потрепанного жизнью, принца. Я заговорчески толкнула ее в бок.

— Крикни атаману кунтуш-то снять. Порвет еще, видишь какой дорогой, — прошептала я.

Эта вызванная исключительно заботой о кунтуше идея нашла в женском сообществе широкий отклик, и воздух сотрясли веселые возгласы: «Сними рубаху, атаман!». Ольгерд бросил на меня взгляд — я не присоединилась к крикам, мои губы были плотно сжаты. Что за беда с моей дурной репутацией? Что бы я не делала, все равно подозревают.

Ажиотаж не унимался, и Ольгерд поддался на уговоры толпы, потянул за пояс, сбрасывая с плеч кунтуш. В свете костров, покрытый шрамами, он словно сошел со страниц страшной сказки.